Взаперти - Лора Кейли
– Яхве воздаст, – повторил я, – Яхве воздаст…
Трэвис открыл дверь вагона – движение и правда замедлилось.
– Давай! – крикнул он.
Кто-то замешкался, цепляясь за поручни.
– Первый пошёл! – подтолкнул он кого-то в спину, тот с криком исчез в тумане.
Солнце сейчас светило по-особому ярко, будто специально слепило, не давая увидеть той пропасти, в которую летели все. Один за другим выпрыгивали пассажиры, одного за другим подталкивал Трэвис.
Яхве воздаст – крутилось у меня в голове.
Полянский смотрел на Хосефу, пытаясь вспомнить хоть что-то. И я ничем не мог ему помочь. Что я помнил? Её голос и запах, точно, я помнил её…
Яхве воздаст – пронеслось в восполненной памяти. Я будто пытался вспомнить забытый сон, но плохо что получалось.
Где я это слышал?
Яхве воздаст…
Дорога, машина, я еду по трассе, впереди только путь и проблески фар, красно-жёлтые огни сливаются в множество светящихся пятен.
Я поворачиваю голову. В машине я не один…
Меня будто пронзило током изнутри, из кричащей памяти, что обрушила на меня всё, что я почему-то забыл.
Мы едем в машине по трассе. Хосефа сидит рядом и смотрит в окно, у неё дрожат руки, но она не так бледна, как сейчас. Значит, мы ехали вместе? Но я же помню, что добирался до вокзала один! Меня подвёз водитель грузовика. Он травил несмешные шутки, неспешно качалась голова мопса на панели перед окном, неспешно покачивалось всё вокруг, и дорога, и лес, и я на этой дороге. Но где была Хосефа теперь? Почему не со мной?
– Живее-живее, – командовал Трэвис, сбрасывая всех по одному.
Я очнулся от той реальности, далёкой и такой зыбкой. Мы приближались к середине холма.
Поезд уже заметно сбавил свой ход. В вагоне пассажиров уже не осталось, мы зашли в тамбур.
Полянский присел, держа умирающую Хосефу. Если ещё минуту назад её веки дрожали, то сейчас пропала и эта дрожь. Я пытался вспомнить тот день.
Я на переднем сиденье грузовика. Где я его поймал? На дороге? У меня сломалась машина, и я поймал грузовик. Как же сводило желудок, на языке металлический привкус… Нет, не на дороге. Сломались мы ночью, а в грузовик я сел уже утром. Да, это было утро – ясное, светлое, словно день. Но где мы провели всю ночь?
– Я вспомнил! – смотрел я на Полянского, жадно глотая воздух, я тоже хотел, чтобы и он вспомнил всё. – Мы останавливались в мотеле у трассы 201! У нас сломалась машина, старый «Фиат». Мы решили снять номер. Но номеров не осталось, и потный мужик на входе дал нам ключ от своего. А потом я уехал один…
Почему я уехал один, и куда исчезла Хосефа – этого я уже не помнил.
– Мы почти наверху! – крикнул Трэвис, помогая женщине с двумя детьми из восьмого вагона. Она взяла одного на руки, приподняла второго и спрыгнула с ними вниз.
Я огляделся. В тамбуре почти никого не осталось, только мы с Полянским, Трэвис, вдова и Лембек, который всё собирался с силами и не мог спрыгнуть, никак…
– Давай же, чёрт тебя, – крикнул Трэвис и столкнул Лембека вниз.
Мы не слышали, как он приземлился, я не слышал, как приземлялся кто-либо из них. Они будто исчезали в тумане, один за другим, один за другим.
– Теперь вы, – подвёл он к двери вдову.
Миссис Салливан спустилась на пару ступеней, оглянулась на нас и улыбнулась, впервые за все эти дни. И только сейчас я вспомнил, что тела её мёртвого мужа мы тоже нигде не нашли. Хотя, может, оно так и лучше.
Я помахал ей рукой, она помахала мне тоже, шагнула вниз и исчезла в свету.
– Ну, что, вы идёте? – крикнул нам Трэвис.
Я всмотрелся в белеющий в свете туман – там, за ним, казалось, виднелись красно-синие маячки. Издали слышался вой полицейских сирен и скорых. Нас спасут, всех спасут, всех тех, кто уже успел спрыгнуть.
Трэвис ждал у двери.
– Прыгайте, мы за вами! – крикнул ему Полянский и, приподняв Хосефу, пошёл с ней в вагон.
– Ещё немного, и поезд пойдёт с горы! – крикнул нам Трэвис. Его почти не было слышно из-за ветра и шума колёс.
Полянский скрылся в купе, я не знал, что мне делать.
– Ну же? – Трэвис протянул мне дрожащую руку. – Прыгайте!
– После вас! – крикнул я и отмахнулся.
– В поезде точно никого не осталось?
– Кроме умерших – никого!
Трэвис склонился над открытой дверью, ступил на ступень пониже и… тоже исчез. Без крика, без удара о землю, без всего, чему положено быть. Всё здесь было не так, как должно быть. Будто какие иные законы вели этот поезд и нас.
Меня скрутило ещё сильнее, боль в животе отдавалась по телу, проходя по всем клеткам и нервам.
Я пошёл за Полянским, еле переступая ногами. Странно, откуда взялась эта боль?
Хосефа была на кровати, доктор вводил ей в вену лекарство шприцем.
– Что это? – кинулся я к ней.
– Противоядие.
– И оно всё это время было у вас?
– Я только сейчас это вспомнил, – виновато сказал Полянский.
Поезд встал на секунду…
– Что случилось?
– Мы на вершине.
… встал и покатился вниз, да так быстро, как не мчался до того никогда. А я ведь почти что вспомнил весь тот последний день.
31
Фокусник
– Один билет до Нью-Дема, пожалуйста, – услышал я впереди.
У касс обычно не протолкнуться, я ненавидел такие места, где тебе вечно дышат в затылок. Из головы не выходила Хосефа, её лицо крутилось перед глазами, то исчезая, то появляясь опять, а после её сменила Лиан. Так они и скакали в мозгу, то одна, то другая, то одна…
– Простите, вы стоите?
Я обернулся.
Мужчина с ребёнком – мальчишка лет пяти.
– Мы опаздываем, папа? – спросил он с французским акцентом.
– Поезд без нас не уедет, – сказал отец.
Ещё как уедет, думал я, сейчас никто никого не ждёт.
Из головы не выходила Хосефа. Как она могла кого-то убить?
– Я заранее оплачивал билеты! – Чей-то голос перешёл на крик.
У кассы какой-то мужчина в бежевом плаще и очках, обычный ботаник, весь вспотел, доказывая своё.
– У меня в программе ничего нет, – повторяла ему кассирша, – не задерживайте людей.
– Проверьте ещё раз, вот, – протянул он документы, – билеты на фамилию Лембек.
– Через «М»? – забегала она ногтями по клавиатуре.
– Ну конечно.
– Нет, ничего нет.
– Хорошо! – Мужчина в плаще обернулся и посмотрел на меня, будто ждал какой-то поддержки. – Какой-то абсурд, ей-богу! Сначала они облегчают нам жизнь своими
