отпуск. Это мне совсем не понравилось. О Хинче ходили разные слухи, и я не предполагала встречаться с ним наедине. Но он был очень мил, вел себя безупречно, и мы направились в кабинет. У него на столе лежала коробка конфет, и едва мы сели, как он меня начал угощать. Я слышала анекдоты о конфетах Хинча и подумала, что могла бы гордиться, раз он сделал для меня исключение, однако все-таки отказалась. Тогда он достал бутылку и предложил выпить. Невежливо было снова отказываться, но я попросила налить мне совсем немного, ведь я уже говорила, что собираюсь в кино, и не хотела бы проспать весь фильм. Хинч поинтересовался, какой это будет фильм и в том же тоне – пойду ли я в кино со своим ухажером. Разговор принимал слишком личный характер. Я помолчала, надеясь, что и Хинч это поймет, потом ответила – нет, и положила на стол книгу Генри Хааса и присланную мне фотографию. Около пяти минут, пока он осушал свой бокал и не сводил с меня взгляда, я указывала ему на различия, которые нашла между фотографиями, что заставляет предположить, что моделью послужила какая-то другая девочка, а вовсе не сестры Хэтч. Хинч был изумлен, восхищен и вроде так же недоумевал, как и я. Я спросила, откуда у него эта фотография, и он ответил уклончиво, дескать, от одного коллекционера. Тот уверяет, что в его распоряжении имеются ценные негативы, относящиеся к эпохе зарождения фотографии в Англии. Хинч налил себе еще и начал петь мне дифирамбы, повторяя хвалебные отзывы, какие слышал от разных людей, и вот теперь убедился, что все это правда. Спросил, пишу ли я уже диссертацию и собираюсь ли ее опубликовать. Ослепленная своей находкой из Гилдфорда, полная энтузиазма, я рассказала ему, правда, не упоминая о документе, что нашла доказательство истории любви между Кэрроллом и Иной Лидделл, предшествовавшей его отношениям с Алисой. Истории, которая могла бы объяснить исчезновение четырех тетрадей дневников, а главное, пролить новый свет на разрыв Кэрролла с семьей Лидделлов. Хинч слушал меня внимательно, даже вскочил, будто охваченный энтузиазмом, и стал прикидывать, какую книгу можно было бы издать. Сейчас я думаю, что энтузиазм был наигранный, однако в тот момент, как ни прискорбно, я поверила ему. Он даже предложил название для будущей книги: «Ина в Стране чудес». Заставил меня пообещать, что заключу договор только с ним и больше ни с кем. Я была совершенно счастлива и, конечно, пообещала. Тогда Хинч снова наполнил мой бокал и свой тоже, сказав, что заключение договора обязательно следует отметить. К несчастью, я согласилась выпить этот второй бокал. Он настоял, чтобы мы выпили залпом, одновременно, на счет три, и я подчинилась. Потом Хинч взял оба бокала, свой и мой, поставил их на стол и кинулся меня обнимать. В первое мгновение я подумала, что это слишком пылкое излияние чувств по поводу будущей публикации, по сути своей равнозначное обычному рукопожатию, и не отстранилась сразу. Но он, определенно осмелевший, еще сильнее прижал меня к себе и попытался поцеловать. Я увернулась, полная отвращения, и стала вырываться, однако Хинч держал крепко, по-прежнему ловя мои губы, будто мое сопротивление ничего не значило. Тогда я оттолкнула его изо всех сил и повалила на пол. Пока мы боролись, я оказалась позади письменного стола. А Хинч, уже поднимаясь с пола, загораживал путь к двери. Боясь, что он набросится на меня, я рванула ящик стола: чем-то нужно было защищаться. При необходимости я бы стукнула его ящиком по голове, лишь бы добраться до двери. Ящик выскользнул из пазов, и все, что в нем находилось, посыпалось на пол. Я увидела десятки фотографий обнаженных девочек в самых разных позах, некоторые черно-белые, другие раскрашенные, на маленьких белых картонках того же размера, что и снимок, какой я изучала весь этот день. Мы оба замерли. Поднимаясь, Хинч жалобно просил у меня прощения, умолял не рассказывать в Братстве о том, что произошло между нами. Увидев, что я не отрываю взгляда от двери позади него, открыл ее, чтобы меня выпустить. Твердил, что и не думал причинить мне вред и просто впал в пагубное заблуждение. Я не желала ничего слушать, забрала сумочку и ту фотографию, которую он мне прислал, и молча удалилась. Я зашла в какое-то кафе, хотела позвонить матери, но рассудила, что от этого не будет никакой пользы. Я же и окажусь виновата, как ни крути, что согласилась с ним вместе выпить. И не была уверена, можно ли кому-то в Братстве рассказать об этом: о Хинче ходили слухи, я не могла сослаться на то, что совсем ничего не знала…»
– Простите, – прервался сэр Ричард Ренлах, – мне нужно сделать глоток воды.
– Бедная девушка, – вздохнула Лора Раджио, – если бы она поговорила со мной…
– О, ради Бога, Ричард, продолжай! – взмолилась Джозефина.
Глава 29 (продолжение)
Сэр Ричард Ренлах сделал глоток из стакана, откашлялся и продолжил читать:
«Немного успокоившись, я все-таки решила сходить в кино. От фильма, который я выбрала, «Вторые», стало еще грустнее. То была притча о человеке, который намеревался прожить вторую жизнь: ему дают новое, молодое тело, чудесный дом и возможность заниматься живописью, о чем он всегда мечтал. И, несмотря ни на что, в этой второй жизни все складывается еще ужаснее. Пока шел фильм, я часто плакала. На выходе столкнулась с аргентинским аспирантом профессора Селдома, которого буду называть Г., поскольку не знаю, как пишется его имя. Видя, что я вся в слезах, он подошел, произнес пару любезных фраз. Его лицо в фойе кинотеатра – последнее, что я помню о том вечере. Когда я очнулась в больнице, рядом находилась мать. Она рассказала, что меня сбила машина на той улице, где завод, недалеко от ротонды Кидлингтона, когда я возвращалась домой. В полиции, говорила она, считают, что меня сбил какой-нибудь пьяный студент. Она, а потом врач просили, чтобы я попыталась что-нибудь припомнить. Сначала мелькали бессвязные образы, фрагменты фильма, который я видела. То, что случилось перед короткой беседой с Г. и после нее, было недоступно. Всю ночь я боялась, что меня тоже подвергнут операции и я стану совсем другой, как персонаж фильма «Вторые», хотя мне и оставят прежнее тело. Но на следующий день, когда все удалились, воспоминания начали возвращаться. Я вспомнила документ из Гилдфорда и место, куда его спрятала. Затем – фотографию в почтовом ящике и утренний разговор с Хинчем по телефону. Вспомнила, что вечером была у него в кабинете. Он обещал опубликовать
