Алина Егорова - Дар богов
– Диск вот такой, как блин! – показал он руками размеры идола. – Из чистого золота! И все это – тут, у вас под носом, в Гируляе!
Димка недоверчиво смотрел на захмелевшего отца и мало что понимал. Он решил, что у того пьяный бред.
– Иван Форельман! Оборжаться – сочетание! Я его, суку, повсюду выслеживал. Он эти идолы везде искал, а нашел – я! Понимаешь, я! А потом вот этими руками убил. Вот так вот взял бутыль – и кумпол расшиб, к едрени матери. И бабу этого Форельмана тоже я замочил, чтобы она рот не разевала. Она все равно проститутка. Все они проститутки!
– Кого ты убил? Что ты несешь?!
– Художника, Малуниса, что картину с солнцем в реке намалевал. Хотел с пейзажем сверить местность, но передумал – с картиной на руках можно спалиться. Я ее на помойку выбросил. На картине – река в Гируляе, понимаешь? Там, где этот идол гребаный хранится. И я его достану, вот увидишь, достану!
Дальше Димкин отец понес ахинею о том, как он разбогатеет с помощью золотого слитка, который укрыт под водой, в Гируляе, в районе Янтарного Берега. Что он купит яхту, о которой давно мечтал, построит дом на побережье, где будут жить все они.
– Я думал, что отец проспится и этот бред у него пройдет. А он на самом деле поехал в Гируляй за золотом. Полез в реку – и утонул, – грустно закончил Димка.
Зина слушала бывшего одноклассника, и в ее воображении, как мозаика, начала складываться картина произошедшего.
Димкин отец убил художника – Альберта, забрал у него картину, а потом приехал сюда, искать идола, но не принял в расчет коварное подводное течение и утонул.
– Он был никудышным отцом, – признался Димка. – Я думал, что он мне безразличен, а когда мне объявили о его смерти и пригласили в комиссариат полиции, я понял, что потерял близкого человека.
Впервые Димка увидел своего отца в двадцать два года. «Батя» появился на его пороге неожиданно, под вечер, такой несчастный и никому не нужный. А в детстве Димка о нем мечтал! Как же он хотел, чтобы у него был отец! Донимал маму расспросами: какой он и когда приедет? Мама вздыхала и говорила, что отец его служил в Афганистане. Мальчик переполнялся гордостью, ему представлялся бравый офицер с медалями на груди. Димка всем рассказывал, что он – сын героя, дети за это его уважали и завидовали. «И где твой папа?» – спрашивала дворовая ребятня. – «Сказано же – на войне!» – отвечал Димка. А сам до исступления ждал, что однажды под утро – ему почему-то думалось, что это случится ранним утром, – когда он еще будет спать, вдруг тихо откроется дверь, и в дом войдет отец. В военной форме, пахнущий дорогой и табаком, с саквояжем, который он поставит в прихожей. Они с матерью будут разговаривать вполголоса, чтобы не разбудить его, Димку. А он все равно услышит и выбежит в пижаме из своей комнаты, чтобы повиснуть у отца на шее и никуда его больше не отпускать.
Ждал Димка отца очень долго, несмотря ни на что. А потом, лет в двенадцать, понял, что отец его бросил и не приедет никогда. Мир помрачнел, сжавшись до размеров пачки сигарет, лежавшей в кармане пиджака маминого брата, дяди Толи. Сигарета не помогла, она надолго оставила во рту противный привкус. В Димкиной юной душе поселилась ненависть к отцу, за все те возможности, за семейные праздники, любовь, заботу, которые он не дал сыну. За разрушенные мечты и неоправдавшиеся надежды. Димка завидовал другим детям, кого отцы водили в парк аттракционов и брали с собой на рыбалку, с кем играли в дворовый футбол. Темке завидовал, которого отец лупил за двойки, и даже Зине, у которой отец погиб. Погиб, а не бросил ее, как котенка!
Где-то лет в шестнадцать ненависть к отцу стихла, истлела в его душе, оставив после себя пепел горечи. Потом Димка постепенно перестал о нем думать и забыл бы совсем, если бы отец сам не напомнил о себе запоздалым визитом.
* * *У Зины из головы не выходила эта встреча с Полтинниковым. Димка, к своему счастью, не понимает, что рассказ его отца – отнюдь не бред. Если относительно того, что он убил Альберта, Зина твердой уверенности не имела, то в его причастности к смерти своего отца она не сомневалась.
Вечером она позвонила Кларисе, чтобы узнать, как продвигается следствие. Клара, как обычно, многословностью не отличалась.
– Нашли. Еврея какого-то.
– Форельмана? – предположила Зина.
– Да. Откуда тебе известно?
– Слухами земля полнится, – ушла от ответа Зина.
– Странный еврей, светловолосый и светлоглазый. Я его на лестнице в парадном видела, а потом меня на опознание пригласили.
Преступление совершил Димкин отец, а обвиняют в нем другого человека. Вот так же, много лет тому назад, ее мать обвинили в убийстве, которого она не совершала. Тем самым искалечили две жизни: ее и матери. Мама умерла в тюрьме, а Зина с раннего детства была лишена родительского тепла. Если бы не бабушка Алевтина, ее отправили бы в детский дом, и тогда, кто знает, как сложилась бы ее судьба! А у этого Форельмана, может быть, есть семья, и на его детей, так же как и на нее, в школе повесят ярлык детей убийцы. Даже если он одинок, это ничего не меняет, это ведь ужасно – попасть в тюрьму по ложному обвинению!
Зина с утра позвонила на работу и сказала, что берет отгулы, а днем уже летела в Петербург. Она намеревалась пойти к следователю рассказать ему все, что ей стало известно об отце Полтинникова.
Год спустя. Прибалтика
Иван сразу влюбился в побережье Балтийского моря. Сосны, дюны, холодная бирюза моря, мелкий сыпучий песок – таких пляжей он не видел ни в Ибице, ни на Мальдивах. Даже дивный пляж Бонди уступал Янтарному Берегу! После ночного отлива песок на берегу становится ребристым, как стиральная доска, и чистым-пречистым. Ветер гуляет по побережью, принося с собой приятную морскую свежесть, солнце лениво поднимается над лесом, на пляже – никого, кроме шумных, вечно голодных чаек.
Иван приехал в Прибалтику специально для того, чтобы посмотреть на Золотое Солнце в реке. Его уже не требовалось искать, прикидываясь художником, выехавшим на пейзажи, или кем-нибудь еще. По этому поводу Ивану немного взгрустнулось – его авантюрная натура жаждала приключений. Местонахождение Золотого Солнца стало широко известно благодаря выступлению на стокгольмской конференции сотрудницы краеведческого музея одного литовского городка Зинаиды Соболевой, занимавшейся изучением племен, проживавших в долинах бассейна Балтийского моря.
Ивана выпустили из-под ареста, сказали, что нашли настоящего убийцу. Им оказался Вадим Сытин, сорокадевятилетний безработный, житель Владивостока.
Вадим Сытин! Этот человек был начальником службы безопасности в «Парусе». Теперь Иван понял, кто помог его фирме пойти ко дну. Он вспомнил тот январский день, когда принял на работу Сытина. После встречи с партнерами, которая проходила вне офиса, ему позвонила секретарь и сообщила, что пришел соискатель на должность начальника службы безопасности. Вроде бы гендиректор должен был лично с ним встретиться, чтобы решить вопрос о приеме на работу. В тот период у Ивана был настолько плотный график, что он поручил это дело секретарю. Почему-то в триллерах про воротил бизнеса собственника компании и начальника охраны всегда показывают как неразлучных и доверяющих друг другу товарищей. В представлении Ивана должность начальника службы безопасности была чем-то вроде должности главного сторожа, дело которого – охранять вверенную ему территорию и имущество компании. Он и секретаря держал – не длинноногую юную красотку, а женщину средних лет, организованную и деликатную, которая и гостей примет, и на вопросы ответит как надо: ничего лишнего не скажет и в то же время даст им понять, что человека услышали и оценили по достоинству. Так что в подборе такого сотрудника, как «главный сторож», Иван своему секретарю вполне доверял. «Смотри, чтобы он был непьющим», – высказал он пожелание и подумал, что лично познакомится с начальником службы безопасности позже. Но это «позже» так и не настало. Мельком Иван этого Сытина, конечно, видел, здоровался с ним, встречаясь в вестибюле или на стоянке, но их разговор тет-а-тет так и не состоялся.
Сегодня в Гируляе было непривычно много людей. В двенадцать часов официально открывался музей под открытым небом и заповедник при нем. На церемонию открытия ждали зарубежных гостей и администрацию города. Рядовые граждане также допускались.
Иван приехал пораньше, когда в заповедник еще не пускали. В отличие от Абхазии территория Гируляйского заповедника ничем не была ограждена, имелись лишь небольшие предупредительные таблички, заходить за которые не разрешалось. И ведь никто и не заходил! Законопослушные жители Литвы строго соблюдали порядок. Люди собрались у центрального входа – деревянной арки с резным узором – и ждали открытия. Иван тоже ждал. За час до начала торжества со стороны заповедника к арке подошли служащие, наряженные в одежду, какую носили древние курши, и торжественно пригласили гостей войти.
