Алина Егорова - Дар богов
Начало июня. Прибалтика
И снова – казенные стены. Ее пригласили в комиссариат полиции, позвонили по телефону, объяснили причину ее вызова простой формальностью. Зинаида Соболева шла по цветному узору, выложенному фигурной плиткой тротуара, мимо аккуратных клумб к отремонтированному двухэтажному зданию. Теперь это – комиссариат, а раньше здесь находилось отделение милиции. Она хорошо помнила, как ее вела сюда бабушка, но тогда тротуар был обычным, кое-где – в трещинах, вместо клумб стояли скамейки с изогнутыми спинками. Сейчас около крыльца тоже стояли скамеечки, но другие – низкие, в западном стиле. Бабушка тогда взяла ее с собой, как потом поняла Зина, для морального воздействия на милицейских бюрократов, чтобы, увидев такую кроху, они разрешили ей свидание с матерью.
Зина вошла в вестибюль, затем поднялась на второй этаж, к инспектору. Коридор, как и много лет тому назад, остался таким же мрачным, но теперь не было очереди под дверями. Она нашла нужный кабинет, сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы избавиться от волнения. Вошла.
– Добрый день, присаживайтесь, – голос официально-любезный.
Инспектор, в аккуратной белой рубашке с погонами, начал с формальных вопросов: спросил ее фамилию, имя, адрес, а уж потом перешел к делу.
– Насколько нам известно, вы занимаетесь изучением жизни куршей и часто бываете в Гируляе. Наслышаны о вашем докладе. В связи с этим – вопрос. В реке найдет труп мужчины – вот этого. Он погиб примерно две недели тому назад. Вы его там видели?
Перед ней положили фото, явно сделанное для какого-то документа.
– Нет.
– Подумайте. У него имеются особые приметы: одна рука обожжена, на другой – татуировка в виде паука. Может быть, вы его встречали раньше?
От волнения у Зины участилось дыхание, под широкими рукавами к запястьям потекли два противных ручейка – ее прошиб пот.
– Нет, – повторила она.
Инспектор задавал еще какие-то вопросы, Зина отвечала как в полусне. После беседы, едва держась на ногах, она выплыла в коридор.
Ей часто снился один и тот же сон. Он снился ей очень давно, настолько давно, что, кажется, она его видела с самого рождения. После него душу всегда гнетет тревога и весь день все валится из рук. В этом сне ее молодая, красивая мама и папа – не такой молодой, но он с нежностью смотрит на маму. Потом – неизвестно откуда – появляются двое. Высокий бесцветный блондин и низкий усатый крепыш. Она четко видит их лица – неприятные и зловещие. «Прелестное дитя», – говорит высокий и тянет к ней огромную татуированную пятерню, чтобы погладить ее, как котенка. Зину охватывает ужас, она убегает, чтобы спрятаться. А потом видит маму с перекошенным лицом и окровавленными руками, а на полу лежит болезненно-белый папа. Зина понимает, что он – мертвый.
– Доченька! Пустите меня к ней! – раздается истошный мамин крик.
Зина хочет крикнуть: «Мама!» – пытается к ней бежать, но что-то ее удерживает. Она кричит – и просыпается.
Весь день потом Зина ходит как в воду опущенная. Ей всюду мерещатся эти двое из сна. То одного, то другого она видит в случайном покупателе, когда стоит в очереди в универмаге, в пассажире автобуса, сидящем у окошка напротив, во встречном прохожем… Пугается, приглядывается и с облегчением вздыхает – нет, не он.
Зина не сомневалась – утопленник, чье фото ей предложили для опознания, – не кто иной, как тот самый блондин из ее сна! Как так получилось, что человек из сна перешел в реальность, оставалось загадкой.
* * *Доклад главного специалиста краеведческого музея Зинаиды Соболевой на конференции в Стокгольме вызвал большой общественный резонанс и обратил внимание городских властей на островок леса и части дюн, где когда-то жили племена куршей. Было решено создать там музей под открытым небом, чтобы сохранить обнаруженное наследие прошлого. Зинаиду пригласили сотрудничать; выделили для нее рабочий кабинет – там же, в Гируляе, в здании на заброшенной спасательной станции. Маленький, на две комнаты, домик на скорую руку отремонтировали, привезли туда простенькую мебель, оргтехнику, организовали небольшую кухню – стол с чайником и микроволновкой, так что получился вполне уютный офис. Зина лучшего места для работы и представить себе не могла! Утром она ехала против основного потока машин – за город, оставляла автомобиль в «кармане», на развилке, и шла пешком в дюны – в песчаную пустыню с проросшей травой и низкими кустами, с любовно сделанными из сухих веток искусственными укреплениями, напоминавшими пчелиные соты. Зина любила дюны – за их микромир. В дюнах всегда тепло, и оттуда открывается волшебный вид на море. Она спускалась к морю и шла по пляжу по дощатому настилу. Дорожка из досок обрывалась метров через сто – к спасательной станции новую еще не проложили, а старую давно разобрали. Зина разувалась и дальше шагала по кромке воды. Белая пена липла к ногам, норовя достать до подола длинной юбки. Зина задирала его выше колен, пытаясь спасти юбку от промокания, но море всегда побеждало, оно притворно успокаивалось, усыпляя бдительность своей жертвы, а потом внезапно окатывало ее высокой волной.
Спасательная станция располагалась в дюнах, на возвышенности, чтобы спасатели могли видеть все, происходящее на море. Теперь на смотровой площадке станции стоял милый деревянный столик и плетеные кресла, и она напоминала открытую террасу курортного кафе с потрясающей панорамой моря. Зине нравилось в теплую погоду работать на террасе и пить кофе, любуясь морским пейзажем.
Сегодня, потрудившись до обеда за столиком на смотровой площадке, Зина отправилась по делам к реке, где уже разворачивались археологические раскопки. Спустившись вниз на сыпучий, цвета брызг шампанского, песок, Зина пошла вдоль береговой линии до устья пока еще безымянной речки, а потом по извилистым тропкам направилась к месту ритуалов куршей. Его оградили предупредительной лентой из пластика от посторонних, которые после сообщений в прессе о Золотом Солнце стали приходить сюда тучами, и если бы не полицейский патруль, в будущем музее сохранять было бы уже нечего.
Издалека она увидела человеческую фигурку. Человек опасливо оглянулся по сторонам и пролез под ленту. Далеко он не ушел – его быстренько выдворили прочь подоспевшие люди в форме охраны. Поравнявшись с ним, Зина бросила короткий взгляд на изгнанника и на мгновенье остановилась: светловолосый мужчина примерно тридцати трех лет, высокий, но сутулый, отчего его облик терял всякую внушительность и воспринимался каким-то серым. Зина с трудом, но все же узнала его. Сколько же лет они не виделись? Она сменила школу в тринадцать лет и с тех пор со своими бывшими одноклассниками – и с ним в том числе – не встречалась. С ним она столкнулась однажды в городе, когда им было по двадцать; он был хорош собой, Зина – тоже, но он ее тогда не заметил. С тех пор он сильно изменился. Но этот треугольник губ, глаза с опущенными уголками, брови… И как же он похож на того человека с татуировкой из ее сна!
Зина не ошиблась – перед ней стоял Димка Полтинников, бывший одноклассник, издевавшийся над ней в школе. Димка ее тоже узнал.
– Здравствуй… те, Зина, – тушуясь, произнес он. – Слышал про твой доклад в Швеции. Ты стала краеведом?
– Да, – сдержанно ответила она. Продолжать разговор не хотелось.
– Молодец. А я хотел к идолу попасть, а тут – не пускают. Ты бы не могла меня провести? – тон просительный, в глазах – надежда. – Мы вместе учились, – на всякий случай добавил Полтинников.
– Нет. Не положено.
– Я бы очень хотел посмотреть это место, – сказал он ей в след. – Там мой отец утонул!
Зина остановилась. Так это был Димкин отец?! Вот откуда между ними такое сходство! Убийца ее отца – отец Полтинникова! Он лишил ее обоих родителей: убил ее отца, а после долгих лет – попавшая по ложному обвинению в тюрьму – умерла и мама. А ее детство! Во что превратилось ее детство! Она жила с ярлыком «дочь убийцы», и этот ярлык повесил на нее Димка – сын настоящего убийцы!
У Зины не нашлось слов. Она глубоко задышала, чтобы справиться с эмоциями. Димка расценил ее поведение как приглашение и пошел за ней.
Зина шла, словно набрав в рот воды, а Димку прорвало, ему нужно было выговориться. Дома-то поговорить не с кем. Есть семья и в то же время ее как будто бы и нет. С женой они друг к другу охладели, живут как чужие и только ради дочери остаются вместе.
Недавно заходил отец – сильно постаревший и, как показалось Димке, не совсем вменяемый. Жизнь у отца не заладилась: он уже разменял полтинник, а ни семьи, ни кола ни двора. Он приехал из Петербурга, где был проездом. Здесь поселился в мотеле, зашел повидаться. Никакой радости при виде отца Димка не испытал, как, впрочем, и неприязни, но в дом его впустил, а потом пошел с ним в пивную, подальше от колючих глаз жены и непонимания дочери.
– Диск вот такой, как блин! – показал он руками размеры идола. – Из чистого золота! И все это – тут, у вас под носом, в Гируляе!
