Эва Хансен - Цвет боли: черный
Это была прошлая жизнь, теперь мало верилось, что она повторится хотя бы в какой-то степени. Я слишком много знаю теперь, чтобы оставлять в живых. Но что бы ни случилось, эти уроды не должны понять, что я беременна, иначе будут особенно жестоки.
Вилте и Габи мучили, а нас с Тиной не трогали. Почему, хотят выкуп? Но тогда бы держали отдельно и с завязанными глазами. Нет, убьют обязательно, только сначала поиздеваются. Хильда сволочь, она ведь понимала, куда меня вызывает. Убью! – решила я и хмыкнула, потому что добраться до предательницы Хильды мне явно не светило. Надо же так влипнуть!
За дверью шум, видно, что-то случилось. Мы потеряли счет времени, что сейчас – день, ночь, сколько дней вообще прошло? Сначала я пыталась считать, но быстро поняла, что это невозможно, не будешь же заниматься этим без остановки. Да и зачем?
Снаружи нашей темницы что-то творилось, по голосам понятно, что кого-то привезли, но новость не слишком приятная для наших охранников, во всяком случае, ругань стояла отборная.
Перепугавшись, мы сбились в кучу, словно могли защитить друг дружку.
Вдруг дверь открылась, вошел один из наших охранников, на лице которого откровенно читалось полное отсутствие IQ как такового. Коэффициент бывает высокий, средний, низкий, а бывает вот такой, то есть никакого. Просто машина по переработке продуктов на г… а еще по причинению боли другим.
Он оглядел нас и ткнул в меня пальцем:
– Эй, с тобой кое-кто хочет поговорить. Иди за мной.
Не подчиниться невозможно, пришлось идти. Неужели и меня намерены насиловать? Я так легко не сдамся, прежде чем со мной что-то сделают, успею покусать всех и впрыснуть в раны яд. Откуда яд? За эти дни выработала достаточно.
Но недоумок привел меня в какую-то каморку, где на кровати лежала, вернее, полулежала женщина. Втолкнул и закрыл дверь. Я пригляделась. Больная попыталась приподняться, было видно, что она умирает.
Я не поверила своим глазам.
– Анна?!
– Что, так плохо выгляжу, что не сразу узнала?
На моем лице настоящий ужас. Эта серая развалина действительно оказалась Анной.
– Что с тобой?!
– Твоими молитвами.
– При чем здесь я?
Она прилегла, дышала тяжело, чувствовалось, что каждый вдох дается с трудом. Я присела рядом.
– Что с тобой случилось?
– Пуля… задела что-то внутри… мне до утра недотянуть… потому дали поговорить с тобой…
– Тебе надо в больницу!
Она попыталась рассмеяться, не получилось совсем, из груди вырвалось только хриплое бульканье, а в уголке рта показалась кровь.
– У меня нет времени, чтобы слушать твои глупости. Лучше слушай ты меня.
Каждое слово после паузы, казалось, следующего просто не будет. Бледность мертвенная, из живых цветов только кровь на пальцах и у рта. Я попыталась вытереть, она показала, что не нужно.
– Ты опять полезла не в свое дело и заплатишь за это жизнью. Хозяин приказал… пока тебя не трогать.
Она замолчала, собираясь с силами. Голос настолько тихий, что слова трудно разобрать. Я наклонилась ближе, хотя приятного мало.
– Анна, кто такой этот Хозяин? Я уже второй раз слышу, что он приказал меня не трогать. Почему?
Она чуть усмехнулась, насколько позволяла слабость:
– Думаю, ты узнаешь…
Меня вдруг обожгло страшное понимание, даже в глазах потемнело:
– Ларс?!
Теперь она фыркнула, несмотря на слабость:
– Совсем сдурела?! Твой Ларс на такое не способен… Он может только… – силы покидали Анну, но она боролась, цеплялась за жизнь, ей еще нужно что-то сказать, – связывать… Не о том…
Некоторое время она молчала, я полила из чашки на край полотенца, лежавшего у подушки, вытерла лицо в предсмертной испарине, кровавые губы. Анна благодарно улыбнулась, чуть-чуть, на большее сил не оставалось.
– Не перебивай… не успею… Тебя будут мучить… страшно… И снимать видео… чтобы показать Ларсу… Он тебя ищет по всему Сток… – Она снова закашлялась, пуская кровавые пузыри.
– Нужно хоть какого-то врача!
– Нет, уже поздно, раньше бы… Отсюда не сбежишь, лучшее, что ты можешь сделать для себя, – разозлить кого-то из этих… сильно разозлить, чтобы тебя убили со злости… так легче… Поняла? Лучше Улофа, ему терять нечего.
– Анна, они мучают девушек и снимают это?
– Сообразила? – Она чуть пришла в себя. Я с ужасом вспомнила, что так бывает прямо перед смертью. Но может, не только? – Ларс… Ты поняла? Не давай им себя мучить, это будет страшно…
Следом хрип… и все…
Моя давнишняя врагиня, та, которую я ненавидела и мечтала придушить собственными руками, умерла практически у меня на руках. Глаза закрывать не пришлось, от слабости они закрылись сами.
Я сидела оглушенная. Анне даже не вызвали врача, не отвезли в больницу, позволив умереть. Что же здесь за люди?! Нет, это не люди, это звери.
В комнату вошел тот самый качок, что привел меня.
– Ну чё, поговорили?
– Она умерла.
– Черт с ней. Пошли обратно, не то с меня шкуру спустят за тебя.
Я не выдержала, набросившись на него с кулаками, заорала:
– Ублюдки! Звери! Ее нужно было в больницу!
В первое мгновение бандит замер от неожиданности, потом сгреб меня буквально за шиворот, притащил к нашей комнате и швырнул внутрь на пол:
– Сучка! Если б не запрет тебя трогать, ты бы у меня сейчас огребла по полной!
Может, он говорил еще что-то, но на третьем слове последовавшего ругательства я потеряла сознание, потому что стукнулась головой об пол.
Очухалась не скоро, видно получив сотрясение мозга. Во рту привкус крови, губа разбита, голова трещала так, что я с трудом сдержала желание сжать ее руками и попросту раздавить череп.
Вокруг суетились три подруги по несчастью. Увидев, что я открыла глаза, одна из них что-то залепетала. Я уже знала, что Вилте и Габи откуда-то из Восточной Европы, Габи кое-что понимала по-английски, но дальше самых простых фраз и «да» и «нет» не шло. Ее подруга не понимала ничего вообще, только плакала и во сне звала маму. Третья девушка, красивая мулаточка Тина, знала французский, но разговаривала с таким диким акцентом, что уже я понимала с трудом. К тому же нам нечасто позволяли говорить.
Сейчас слова не нужны, мне помогли перебраться на матрас и лечь. Голова сильно кружилась, однако, ощупав себя и попытавшись двигать руками и ногами, я поняла, что переломов нет, только сотрясение.
Да, Анна права, лучше вызвать взрыв бешенства у этих, чтобы прибили сразу.
Я вспомнила то, на что не обратила внимания сразу, Анна сказала: «Лучше Улофа». Значит, Белый Медведь здесь? Мелькнула робкая надежда. Улоф, конечно, сволочь еще та, но мы же с ним знакомы, может, хоть подскажет, как выбраться, или передаст весточку на волю? Ларс ищет меня по всему Стокгольму? Но как найти, если мы черт знает где?
Голова трещала, сосредоточиться никак не удавалось. Габи посоветовала:
– Sleep… sleep…
Она права, нужно попытаться заснуть. Я не знала, как лучше вести себя при сотрясении, но интуитивно чувствовала, что если не посплю, то вообще сойду с ума или начну биться головой о стену, и никто меня не остановит, никакие качки или Улофы.
Устроившись удобней, провалилась в забытье…
Не знаю, как долго пролежала, потому что в нашей конуре не было ни окон, ни часов, чтобы вообще понять, какое время суток и который час. Кажется, приносили поесть, но меня тошнило, есть не хотелось совсем, только немного попила теплой, противной на вкус воды. Вода даже не из крана, в какой посудине она стояла, если воняла затхлостью?
Нужна еще вода, нормальная, но крана в нашей каморке не имелось.
И вдруг я сообразила: меня приказано не трогать, хотя бы пока я могу что-то требовать. Поднялась, несмотря на головокружение, добралась до двери, забарабанила в нее кулаками.
– Чего тебе?
Ну и рожа!.. Очень хотелось ответить: «Чтоб ты сдох!» – но я понимала, что после этого вообще не откроют, потребовала:
– Воды.
– У вас есть.
– Еще нужно! Принеси воды, слышишь?!
Что-то было в моем голосе такое, что урод фыркнул:
– Щас…
– Побольше принеси!
– Ага, бассейн наполню.
Но принес почти ведро, причем из-под крана. Мы были несказанно рады, потому что эта вода не воняла невесть чем.
Мы вдоволь напились, даже умылись, зачерпнув по горсти. Много ли человеку для счастья нужно? Неполное ведро воды на четверых… Поистине, все познается в сравнении.
Я снова задолбила в дверь ногой. Девушки, не понимая, смотрели, как я отбиваю пятку.
– Чего тебе еще?! – Голос у парня злой, даже если бы я вдруг сообщила о чьей-то гибели, дверь не открыли.
