Валерий Барабашов - Изувер
Развязной походкой он приблизился к киоску, бросил налево-направо настороженные взгляды (все это хорошо было видно в мощный бинокль прямо через стекла машины), потом приблизился к окошку и просунул руку в окошко…
— Объект у киоска…
— Объект осматривается…
— Подошел к окошку… Протянул руку… — в наушниках у оперативников звучали команды ответственного за операцию, им был сегодня Мельников.
— Взял… Сунул в карман куртки… Внимание!
Пусть еще отойдет… Так, берем! Аккурато, вежливо…
Долбана так и взяли — без шума и суеты, вежливо: подошли с двух сторон молодые люди, сказали негромко, в самое ухо: «Леня, не дергайся, пройдешь с нами». Тут и «Жигули» подкатили к самым ногам Долбана, он и испугаться не успел, а уже сидел в салоне между двух тех самых молодых, третий на правое переднее сиденье сел, а про четвертого и говорить нечего — он уже за рулем был.
Заняла та процедура задержания не более двадцати секунд, даже те редкие прохожие, кто видел это, ничего, конечно, не поняли, решили, что парни взяли под микитки своего загулявшего корешка да и повезли его «до дому до хаты»…
Увозить же Долбана далеко не стали — могла потребоваться очная ставка продавца и покупателя. Все теперь будет зависеть от того, как поведет себя Марина Безуглова.
«Жигули» малость отъехали от киоска, стали в пределах видимости, ждали результатов «беседы» с Безугловой — в наушнике у Олега Брянцева пока просто поскрипывало, команд не было.
А возле киоска «Братан» события развивались по сценарию: не на шутку перепугавшаяся Безуглова по требованию Мельникова (он предъявил ей служебное удостоверение) открыла дверь, и оперативники вошли внутрь.
— Ну, Марина, будем сознаваться? Или от всего отказываться?
— Не понимаю… Служба безопасности… Я-то тут при чем? Я же не шпионка!
— Мы занимаемся и наркотиками…
Безуглова изменилась в лице.
— Но… на каком основании? Вы разве меня в чем-то подозреваете?
— Более того, имеем улики. Только что вы продали наркотик молодому человеку… мы его задержали. Перед этим вы продавали опий вот этим людям… — и Мельников положил перед вконец растерявшейся Мариной пачку фотографий — все эти лица, конечно же, были ей знакомы. Но Марина не спешила сдаваться.
— Да мало ли кто подходит к киоску! — запальчиво говорила она. — И почему вы решили, что я продаю им наркотики?! Чушь!
Мельников взялся за рацию.
— Олег, ваш задержанный показания дает?
— Конечно. Сейчас дописывает объяснительную на имя Николаева — Хорошо. Как допишет, сюда его, на очную ставку.
— Понял. — Брянцев отключился.
— Ну что, Марина, можете закрывать окошко, шторки задерните, поищем тут у вас наркотики.
Или, может, сами отдадите, не будем время терять?
— Вы не имеете права!
— Имеем.
— Зовите сюда хозяина, Кушнарева Бориса Григорьевича! Это его киоск.
— Мы знаем. Хозяина позовем, когда потребуется. Наркотики продаете вы, а не он. Если он вас ими снабжает…
— Я сама за себя отвечать буду! — Марина изменилась в лице, голос ее сразу осел, стал хриплым, низким, она непроизвольно провела рукой по горлу, сразу же захотелось пить.
— Что ж, разумно. Итак? — Мельников выжидательно смотрел на женщину.
Марина колебалась. Лицо ее то заливалось краской, то становилось белее мела. Вот влипла так влипла! Наркотики — не шутка, она хорошо знала, что это — уголовно наказуемое дело, что ее обязательно теперь будут спрашивать не только о тех, кому она продавала эти самые пакетики, но и в первую очередь потребуют назвать имена людей, которые ей эти наркотики поставляли. И если она назовет Мосола… да не жить ей после этого, не жить! И до суда дело не дойдет. Уже завтра ей не работать у Кашалота, а еще через неделю, не больше, найдут где-нибудь на улице ее «молодой и красивый труп».
Господи, как же выпутаться из этой истории?
Откуда взялись эти оперативники, кто их навел на киоск и на нее, Марину? Не иначе, сболтнул кто-то из ее клиентов, кого-то они подловили.
Хотя киоск мог попасть в число «неблагонадежных» и каким-то другим путем, служба безопасности могла в чем-то заподозрить и самого Кашалота, и того же Мосола. А что, если его уже взяли, и именно он назвал ее имя, рассказал, каким образом сбываются эти вот пакетики с опием?! Это же тюрьма!! Что делать-то, что???
— Безуглова, мы ждем, — спокойно напомнил Мельников. — Принимайте решение. Или мы производим обыск — и тогда ситуация складывается для вас определенным образом, либо вы помогаете следствию, и это смягчает вашу вину.
Марина решительно подошла к прилавку, нагнулась, выдвинула одну коробку с сигаретами, другую, просунула руку куда-то внутрь ниши, вынула полиэтиленовый потертый пакет, подала Мельникову.
— Это все?
— Да. Больше ничего нет.
Оперативники исследовали содержимое пакета: в нем оказались все те же самодельные пакетики с порошком мака — шестьдесят две единицы.
— Расфасовка по два грамма? — уточнил Мельников.
— Да, — кивнула Марина. — По два.
— Итого сто двадцать четыре грамма. М-да-а, Безуглова, дело серьезное.
Марина опустила голову, теребила поясок на куртке.
— Но вы же сами сказали, что добровольная сдача… и вообще… помощь следствию… Я согласна. У меня маленькая дочка, ее растить надо.
Мельников заглянул Марине в самые зрачки.
— Что ж, начнем с ваших письменных признаний. Садитесь к своему прилавку, вот бумага, ручка, пишите: кто вас снабжает этими пакетиками, кого вы ими снабжали. Как давно занимаетесь этим «бизнесом»?
— Я многих ребят… ну, тех, кто покупал опий, в лицо только знаю, по кличкам или просто по именам: Сергей, беленький такой, кудрявый; Андрюха-толстый, он где-то на правом берегу живет; Санек Клепаный…
— Клепаный? — переспросил Мельников.
— Ну да, это у него кликуха такая, он всегда в куртке на заклепках ходит, и осенью, и зимой.
— Понятно. Пишите все, что можете сообщить о своей клиентуре, Безуглова. И о поставщике тоже.
— Меня зарежут… простите, я от волнения забыла ваше имя-отчество.
Мельников повторил.
— Александр Николаевич, это такие люди… это не люди, вы даже не представляете себе, на что они способны! Марину трясло.
— Да нет, немного представляем… Вы пишите, Безуглова, пишите. А мы подумаем, как вас уберечь от расправы.
— Я буду вам помогать, Александр Николаевич! — Казалось, до Марины только сейчас начало доходить, какая ей грозит опасность и что защиту она может получить только у этих вот молодых, сдержанных и внешне суровых людей, офицеров ФСБ.
— Хорошо, хорошо, ваша помощь следствию будет заключаться в искреннем признании, в честных и исчерпывающих ответах на все наши вопросы.
— Да, я понимаю, но я могу… я должна сказать вам, Александр Николаевич, что знаю многое другое… что я могла бы информировать вас… вы меня понимаете?
— Понимаю, — кивнул Мельников. — Но не будем торопиться, Безуглова. Успокойтесь, пожалуйста, пишите все, что знаете об этих пакетиках, все, что с ними связано. Вы курите?.. Закурите, это, думаю, вас подбодрит.
Марина молча кивнула, взяла из рук Мельникова сигарету, закурила. Думала: «Господи, зачем я согласилась, зачем послушала Мосола? Подонка этого, тварь!.. Прилично же зарабатывала, денег вполне нам с Ксюшей хватало. Так нет — мало тебе, стерва, было, мало! Заработала теперь года два-три тюрьмы, радуйся! Фраерша. Большего захотелось, машину решила заиметь, доллары завела…»
— Пишите, Безуглова, — мягко напомнил Мельников, видя, что по щекам женщины катятся слезы. — Слезами тут теперь не поможешь, надо исправлять положение как-то по-другому.
— Я понимаю, понимаю, — тихо отвечала Марина, шмыгая мокрым носом.
Минутой позже она взяла себя в руки, и тонкая шариковая ручка забегала по листкам бумаги, полились признания, посыпались имена клиентов. Поставщиком опия назван был Мосол — Аркадий Масленников.
* * *На оперативном совещании у генерала Николаева было решено Безуглову пощадить, с возбуждением уголовного дела не торопиться. Женщина очень напугана, страшно переживает, добровольно предложила свои услуги информатора. Отказываться от них в этой ситуации было бы неразумно. Управление, судя по всему, вышло не только на торговцев наркотиками, но и разворошило логово Кашалота. Левобережный «авторитет» начинал представать перед оперативниками с весьма серьезной стороны…
* * *Недели две спустя Челнок сообщил: на очередном «кайфе» Мосол проговорился — милиционеров у Дома офицеров замочил некий Паша.
То ли Мосол в очередной раз хотел попугать там, на квартире, одного «зарвавшегося» наркомана, то ли просто так брякнул. Но фраза Челноку запомнилась, звучала она дословно следующим образом: «Ты, гандон, помалкивай лучше, а то мы Пашу на тебя с шефом напустим… Ему все равно, что ментов у Дома офицеров мочить, что таких, как ты…»