Смерть в прямом эфире - Кирстен Уайт
Попытка оседлать стул проваливается и заканчивается падением на пол. Маркус присоединяется к приятелю. Они сидят рядом, не шевелясь.
– Я надеялся посмотреть записи передачи, – кивает в сторону экрана бывший актер.
– Ведущая тебе сказала, что они остались?
– Ага, – подтверждает Маркус с серьезным и встревоженным выражением лица. – Но я бы предпочел смотреть их не с ней, понимаешь?
Хави понимает. Стискивая зубы и хмурясь, он косится на стену, заполненную сейчас лишь чернотой. Бесконечной, теплой, манящей тьмой, которая не имеет границ.
– Она странная, правда? – вздыхает Маркус.
– Не то слово. Как и любой одержимый нашей передачей, – Хави толкает друга плечом, заставляя рассмеяться.
Они садятся еще теснее. Ни один не говорит о своей сделке с ведущей. Оба согласились вспомнить песню и спеть ее.
Маркус начинает мурлыкать себе под нос, словно не может удержаться, находясь здесь. Либо просто чтобы заглушить вездесущее гудение.
– А что ты на самом деле помнишь? – поспешно вклинивается Хави. – Про последний раз, когда мы образовали круг?
Взгляд собеседника становится пустым, обращается внутрь, отслеживая события прошлого. Затем Маркус вздрагивает, бессознательно кладет ладонь себе на плечо прежде, чем сжать ее в кулак, и лжет:
– Ничего.
– Ясно, – отзывается Хави равнодушным, безжизненным тоном и опускает подбородок на грудь так, чтобы не осталось места для длинных тонких пальцев, которые могли бы поднять голову и напомнить о хорошем поведении. – Да, я тоже, – затем скрещивает ноги.
Маркус делает то же самое. Они сидят на полу, таращась на экран, точно дети в ожидании начала своей любимой передачи.
Ничего не происходит. Еще не время.
– По тебе я скучал сильнее всего, – тихо признается Хави.
Слеза скатывается по той щеке Маркуса, которая не видна собеседнику. Но он не отводит глаза от стены, поэтому невозможно определить, к кому обращены его последние слова: к приятелю или к темной и теплой пустоте, которая мерцает на экране.
Они прижимаются друг к другу и сидят не шевелясь так долго, что датчики движения отключают свет. Мгла обнимает обоих. Из-за границ помещения доносится тихий вздох статических помех, и воцаряется тишина.
Пятнадцать
– Что это?
Вэл разлепляет веки. Во рту пересохло, в висках стучит, глазам больно от яркого света.
Она заснула на диване рядом с потухшим костром и теперь поспешно садится, отведя руку в сторону, словно боясь заражения. Но в солнечных лучах ладонь выглядит абсолютно нормальной и даже не чешется. На коже видны лишь старые следы от ожогов. Плащ исчез прошлой ночью.
Вэл трясет головой, стараясь полностью проснуться.
– Что это? – требовательным тоном повторяет Дженни.
Она полностью одета, безупречно причесана и выглядит ничуть не затронутой последствиями вчерашнего вечера. Однако внимание Вэл привлекают не обычные шорты цвета хаки по колено и не бледно-розовая блузка, застегнутая на все пуговицы, а кассета в руке Дженни.
– Это мое.
Однако собеседница отдергивает трофей и поднимает вне пределов досягаемости, что кажется слишком детским поступком и смотрится глупо в исполнении женщины среднего возраста, одетой чересчур по-взрослому.
– Скажи, что это за кассета и где ты ее взяла! – Ее глаза вспыхивают так же ярко и так же ранят, как солнечные лучи.
Вэл осторожно садится прямо, отводя прилипшие ко лбу пряди. Ей нужно принять душ. И позавтракать. А еще – получить обратно кассету, потому что это единственное доказательство случившегося с Китти. Даже если не хватит духу досмотреть видео до конца.
Дженни поспешно пятится, когда Вэл встает, будто опасаясь попыток отнять трофей.
– Я хочу получить кассету обратно, – та выставляет ладони перед собой в знак перемирия. – Но сначала тебе следует увидеть запись.
После этих слов накатывает иррациональный страх, что для Дженни видео окажется иным, и уверенность в необходимости совместного просмотра, чтобы этого не случилось.
Однако остальные, пожалуй, действительно найдут в записи что-то свое. В конце концов, на пленке запечатлено их детство. Общий для всех них опыт, хотя произвел и разное впечатление. Друзья наперебой делились воспоминаниями, как замечательно было на передаче, но Вэл теперь точно знает, что не чувствовала себя там счастливой.
Программа учила неправильному. Необходимости притворяться изо всех сил, что всё в порядке, даже если это не так, пока сам не начнешь верить в ложь. Тому, что нужно выглядеть, как того требуют окружающие, и считать это примерным поведением.
Вэл слишком хорошо знает, насколько это неправильно, и надеется, что остальные тоже поймут.
Дженни прижимает кассету к груди.
– Нет. Нет, ты хочешь меня обмануть. Испортить всё, как поступила раньше.
Знакомое чувство вины разгорается внутри Вэл. Она жалеет, что не может выдернуть и выбросить его, зловонное и отвратительное. А вдруг с ней действительно что-то не так? Вдруг она всегда была слишком сломлена, чтобы разделить волшебный опыт детства с остальными? Вдруг ее судьба – лишь разрушать всё вокруг себя? Ведь Китти очутилась на передаче только из-за настойчивости старшей сестры. Возможно, проблема изначально заключалась не в съемках, а в самой Вэл.
Не искала ли она нечто зловещее лишь для того, чтобы снять с себя ответственность? Чтобы было кого винить за пустую и никчемную жизнь?
– Хочешь – смотри, не хочешь – отдай кассету, мне всё равно, – слишком уставшая, чтобы спорить, вздыхает Вэл. – Я знаю только, что моя сестра умерла, и не остановлюсь, пока не докопаюсь до истины. Кто-то же должен обладать информацией о случившемся.
– Дело не в Китти! Мне жаль, что мы ее потеряли, правда, но сейчас нужно позаботиться о наших потребностях, – Дженни указывает на дом. – Ступай, твоя очередь давать интервью.
– Что? – из всех вариантов ответа Вэл точно не ожидала получить такой.
– Иди на интервью! – голос собеседницы звучит высоко и напряженно.
– Но зачем?
– Потому что ты должна вспомнить всё! Нам нужна прежняя Валентина, замыкавшая круг. Моя подруга, – ее так и трясет от смеси ярости и отчаяния.
– Я не хочу опять становиться ею, – качает головой Вэл.
Только не после просмотра видео со съемок. Может, Айзек был прав, когда говорил, что забвение – это дар. Она свободна от оков ностальгических воспоминаний и способна не романтизировать детство, поэтому может рассмотреть истину.
Кроме того, именно подруга, которую хочет вернуть Дженни, и вовлекла Китти в нечто ужасное. Та никогда бы не оказалась на передаче без упрямой старшей сестры. И осталась бы жива.
Вэл утомлена, расстроена и напугана. Последнее ее удивляет. Первое побуждение – игнорировать эмоции, отгородиться от них. Но зная, к чему привело подобное отношение, она, наоборот, цепляется за чувства, отдает дань своему страху. Странный дом, странная
