Райдо Витич - Синдром синей бороды
Маша вошла в квартиру и с треском захлопнула дверь, вымещая на ней свою обиду. В коридор туту же выглянула Вероника Львовна:
— Машенька, что за манеры?
Девушка исподлобья уставилась на мать, еще силясь сдержатся, промолчать, а внутри клокотала ярость, ненависть ко всем от Лики до матери, и отражалась во взгляде.
Женщина отступила на шаг, боясь, что дочь кинется на неё.
— Что случилось? Что ты смотришь на меня, как на врага? Что с тобой Маша?
— Лика, — выдавила та.
— Что опять Лика?
— Не говори мне, что эта дрянь, появится завтра у нас в квартире.
— А кто будет убирать?…
— Убирать?!…Ты… ты… — Машу перекосило от злости и непонимания, затрясло. — Ты серьезно примешь ее завтра, после всего?! Как ты можешь?… Нет, объясни мне, как ты можешь пускать ее в наш дом?!
— Успокойся, Маша, — испугалась уже за дочь женщина.
— А-а! Успокойся! А как?! А-а, может выпить снотворное, как это делаешь ты, и все будет ровно, и на все будет горизонтально?!! — сорвалась на крик девушка. — Ты ослепла?! Ты не видишь, что происходит?!
— Маша перестань кричать и вести себя как истеричка!
— Да лучше быть истеричкой, чем амебой как ты!! Тебе же на все, на все плевать!! На мужа, на меня, на сына!.. А что ты вообще вылезла? Живи там, в своем домике — кухне! А Лика пусть живет здесь, трахается с твоим мужем, со всеми кто придет в гости!…
— Что за крики? — спросил Егор Аркадьевич, выглянув в коридор. — Что происходит?
— Объясни ему?! Скажи, что завтра Лика снова придет сюда и займет твое место, потому что ты не против!! Пусть он не стесняется!
— Ты, по какому праву кричишь на мать?! — возмутился мужчина. — Это что такое?! Эпидемия сумасшествия? Один кидается на отца, другая кричит на мать… Вы как себя чувствуете, а, деточки?!
— Отвратительно! Смотрим на вас и радуемся! Ты с этой, а матери все равно. А может вы договорились меж собой, а нас забыли поставить в известность? А может ваша дор-рагая Ликуся не домработница, а гетера? Обычная шлюха по вызову?! И следующий сеанс завтра?!! Так вот слушайте — если эта дрянь появится здесь, если она вообще хоть раз появится в нашем доме, я уйду!
— Ты не мала еще ультиматумы родителям предъявлять? — спросил Егор. Маша молча скинула пальто и пошла к себе. Остановилась у двери в свою комнату и громко объявила:
— Я объявляю бойкот!!
— Вот до чего дожили! — указал Греков ладонью на закрывшиеся за дочерью двери. — Вот твое воспитание: самостоятельность, самостоятельность и еще раз самостоятельность. Самовольство! Вырастила эгоистов!
— Не смей повышать на меня голос! — прошипела Вероника. — Это не я, а ты! Ты и твой брат! Как он появился — все кувырком пошло! А еще твоя протеже. Твое непонятное, подозрительное упрямство оставить ее у нас.
— Ты сама согласилась с моими доводами: Маша должна была получить урок! Впрочем, я знаю истинную причину твоего согласия: дешевая рабсила! Ты же не найдешь домработницу за ту сумму, что выдаешь Лике…
— Да! Взаимовыгодна: ты хотел устроить ее — пожалуйста, но с какой радости я должна терпеть эту дурочку в своем доме? Урок Маше? Издевательство над ребенком! Садизм! Ты сам виноват в том, что она совершила. Своим поведением, отвратительным отношением к семье, прежде всего! Но наказал за то дочь! Глупую девочку, что пыталась защитить себя и родных! Ты не понял этого, возвел в степень преступления…
— Что ты говоришь? Нет, ты слышишь, что ты говоришь? Кого ты пытаешься защитить, оправдать? Если ты считала садизмом мою попытку наказать и научить Машу, приведя к нам несчастную, что стала жертвой ее эскапады, то почему же ты не воспротивилась? Приняла? Да потому что тебе это было выгодно! Тебе! А если что — все можно свалить на меня… Ты вносишь разлад в семью, именно ты! Ты не женщина — ты гарпия, бездушная машина! И Лика тут ни причем, и Вадим — они лишь повод объяснить окружающим, оправдать свое равнодушие к нам! Ты же ненавидишь всех нас: и меня, и детей, тем более Вадима! Думаешь это не видно? Думаешь хорошо скрываешь? Нет, милая моя женушка — видно! Да я задыхаюсь от миазмов твоей ненависти, и давно бы ушел, если б не дети. Во что бы они превратились, оставь я их? Ни тепла, ни любви — расчет, амбиции, хитрость и ложь, ложь, ложь!!
Вероника молча смотрела на мужа и могла бы возразить, но впервые не хотела:
— Ты и сам немногим отличаешься от меня, — бросила тихо, и ушла на кухню, плотно прикрыла дверь.
Егор постоял, обдумывая слова жены, и потерянно кивнул:
— Да, к сожалению, ты права.
И ему вдруг стало до омерзения противного самого себя, глупого, пустого человечка положившего жизнь на фальшивый антураж благополучия. Ради него он шел, ломал и ломался, но лишь терял и других и себя, ничего не приобретая кроме пустоты в душе, горечи и пессимизма.
Зачем он предал Ольгу, зачем продал ее за статус и обеспеченность? И Ольгу ли — скорей себя. Отказался не от нее — от себя. А ради чего — призрачного счастья? Будущего, в котором он богат, всесилен и легко справляется с любой задачей, помогает двум семьям одновременно, ничуть не напрягаясь. Но будущее его обмануло — вот оно — безрадостное, плачевное. И нет в нем Олечки, и нет всесильного Егора. Все давно рухнуло. Но как не хотелось в это верить, понимать и принимать. Ведь нет сил начинать все сначала, и смысла нет жить так дальше. Ради кого? Веры, что ненавидела его с первого дня совместной жизни? Детей, что ненавидят его не меньше за тот придуманный грех, что он сам не мог развенчать? Кругом он виноват. Но кому и какими словами объяснить, что он хотел лишь добра, простого самого обычного счастья, тепла и покоя? А оно оказалось иллюзией, ради которой он выстроил целую систему лжи, и запутался в ней, как в паутине. Можно все рассказать, покаяться… Но есть ли в том смысл? Поймут ли его дети? Вера? Конечно, нет — возненавидят еще больше, и будут плевать в него и гнать как Иуду. Ждет его в этом случае безрадостная старость в одиночестве…
Впрочем, у него еще есть Лика, добрая бесхитростная девочка, способная понять и простить самого Дьявола.
Она выросла ангелом вопреки всем трудностям и бедам, что они с матерью претерпели. И не жаловались, не просили помощи, не осуждали.
Как так получилось, что две девочки, почти ровесницы, выросли настолько разными? Гены? Обстановка? Окружение?
Не все ли равно? Сейчас уже ничего не исправить, не изменить.
Но не стоит опускать руки и впадать в уныние — жизнь еще не кончилась, и все может наладиться, выправится. Он еще не стар, и Вадим поможет. Да, да — все будет хорошо, и будут деньги, и будет его власть над детьми и Верой и будет счастливое будущее — устроенность, благополучие, уважение.
Егор поморщился от тупой ноющей боли в сердце и ушел в спальню, прилег на кровать, положив валидол под язык.
Страшно умирать одному, еще страшнее оглядываться на свою жизнь, видеть последствия своих поступков. Поэтому и не стоит. Тем более он еще жив, следовательно, рано хоронить надежду. Все еще будет, получится. Главное думать как прежде о будущем, о завтра и послезавтра, в котором он найдет, наконец, покой и оправдание всему совершенному. И успокоит совесть и загладит вину. Завтра. Оно уже скоро.
Нужно лишь пережить сегодня…
Маша упала на диван и разревелась в подушку, кусая ее от бессилия: что делать? Почему? За что? Как? Вопросы, вопросы, и каждый что тупик — ни ответов, ни просветов. Любила отца как кумира, а он оказался обычным бабником. Влюбилась в его брата, и того увели. И везде один камень преткновения — Лика! И что в ней, кто она?! Что ж они на неё как осы на сладкое слетаются? Ведь дура — дурой, убожество недалекое, примитив, а мужчины один другого лучше роем вокруг вьются!
Может в неадекватности и изюминка, привлекающая достойных кандидатов в любовники, мужья?
А может тоже стукнуться?
Роль олигофренки освоить?
А может она что-то не понимает? Ходит по кругу и потому не видит выхода?
Маша оттерла слезы и задумалась: она всегда воспринимала Лику либо в штыки либо индифферентно. Сначала она была ее врагом, а потом стала полоумной не стоящей и капли внимания. Есть и есть, что комод в родительской спальне. Тоже раздражает, но лишь когда на глаза попадает.
А если пойти от обратного, по Катерининой схеме — подружится? Задавить предвзятость, обиды и сблизится с психичкой? И если не убрать потом Лику, то хотя бы понять для себя, что в ней привлекательного? Чем она покупает таких мужчин как отец и Вадим? Не юнцов и прощелыг, не корыстолюбцев и пустобрехов — состоявшихся мужчин — истинных, почти идеальных.
Но сможет ли она сблизится с Ликой? Хватит ли сил сдерживать себя и терпеть её?
Катерину же терпит? Понимает даже иногда, и завороты ее принимает. А она тоже экземпляр неоднозначный. Трудно и не всеми переносимый.
Нет, а что? Почему бы не сыграть роль Далилы или Сальери? А заодно научится, понять для себя, то что никак не желает сложится в голове, найти место в сфере логики.
