Александра Кравченко - Дарю вечную молодость / Ее последняя роль/
Глава восемнадцатая
Илья Щучинский чуть ли не с детства усвоил смысл изречения римского императора, обложившего налогами туалеты. «Деньги не пахнут», — повторял затем Илья на протяжении всей своей бурной и разнообразной жизни. Родившись в провинциальном городе в семье простых служащих, не имея в личном активе ни завидной внешности, ни особых талантов, он, тем не менее, очень рано поверил в себя и решил ни за что не соглашаться на скромный жребий, предложенный обстоятельствами рождения.
В школе Илья учился средненько; особенно не давались ему точные науки, а потому поступать он решил на филфак педагогического института. Туда шли, в основном, одни девчонки, и парней принимали охотно. Илья был на третьем курсе, когда в стране забрезжили первые искорки перестроечного зарева. Еще все было по-прежнему, перемены не коснулись повседневной жизни простых обывателей, перестройка казалась очередной кампанией в верхах. Илья все так же улучшал свое материальное положение фарцовкой, продавая студенткам дефицитные лифчики и колготки, доставая по дешевке сертификаты и боны — валюту советских времен, за которую граждане, поработавшие за границей, могли отовариться в особых магазинах. Ничто, казалось, не предвещало каких-то особых сдвигов, но Илья нюхом почувствовал, что надо готовиться к прыжку, дабы в скором будущем не пропустить свой час.
Никто не знал, каким образом бывший студент педагогического, поработав год в заводской многотиражке и на местном радио, вдруг стал редактором новоиспеченного областного журнала, печатавшего сенсационные разоблачения вперемежку с тогда еще непривычной для советских граждан клубничкой. Впрочем, журнал просуществовал недолго, хотя поговаривали, что доходы учредителям он приносил немалые. Но Илья уже успел разобраться, что его журнал был одним из отделений прачечной, в которой отмывались такие серьезные деньги, о которых и спрашивать-то было опасно. Он никогда ни о чем и не спрашивал, до всего доходил сам.
Через два-три года Илья оказался в Москве, где уже прочно обосновались его бывшие работодатели. Поначалу он скромно сотрудничал в незаметной газете, женился ради прописки на перезрелой дурнушке, имевшей однокомнатную квартиру далеко за пределами Садового кольца. Но очень скоро фамилия Щучинского замелькала в кулуарах популярных изданий, в быстро растущей структуре шоу-бизнеса. Он вдруг оказался одним из редакторов толстого еженедельника, получившего весьма специфическую известность. Доходы журналиста росли, как на дрожжах, жилье супруги-дурнушки ему уже не подходило, и он тут же развелся, а после этого купил себе двухкомнатную квартиру в престижном районе.
Илья хорошо знал, чем зарабатывает на жизнь, но не стыдился этого. Напротив; с самодовольной усмешкой любил при случае заявить: «На добродетели сейчас уже денег не сделаешь, остается делать их на пороке».
Защитив себя от грязного болота жизни прочными стенами квартиры и офиса с евроремонтом, сверкающей оболочкой «Тойоты», Илья при этом зорко замечал и окровавленные шприцы на лестничных клетках, и синие, испитые лица в подворотнях и подземных переходах, знал адреса притонов и злачных мест, где распространялись наркотики. Он презирал любителей самоистребления, хотя они и служили для него одним из источников дохода. Редактируемый Ильей журнал занимался скрытой рекламой дорогостоящего зелья. На лаковых обложках красовались бледные шуты среднего рода с каплями черных слез на щеках, либо вампирного вида красавцы и красавицы с длинными сигаретами и красноватым отблеском в глазах, окруженных темными тенями. В юмористических зарисовках и авангардных эссе порокам исподволь придавался стиль и шарм. Рисунки и фотографии тоже открывали абсолютно новую эстетику, и, глядя на них, оставалось лишь вспомнить восклицание ведьмы из «Макбета»: «Зло есть добро, добро есть зло!»
Многие знали, кто оплачивает работу Щучинского, но уличить его в связях с наркомафией было невозможно, поскольку существовал заслон из проверенной цепочки посредников. Пороки, эксплуатируемые Ильей и компанией, находились на грани преступления, но при этом предъявить ему судебный или иной иск можно было разве что в одном из телевизионных ток-шоу, посещать которые он очень любил.
Стараясь держаться на гребне скандала, Илья эпатировал публику либо откровенной бранью, словами «жопа» и «насрать», либо высказываниями типа: «Журналисту не обязательно быть грамотным, для этого есть корректор»; «Каждую женщину можно купить, только цена разная». Впрочем, на последнее высказывание он получил неожиданную и резкую отповедь симпатичной девушки из зала: «С таким, как вы, я бы и за деньги на одном гектаре не села. Вы вряд ли можете кому-то понравиться бесплатно, потому-то так и говорите». Но это не смутило Илью. Его вообще редко что смущало. Когда однажды, после заказной статьи об актрисе Потоцкой, эта самая актриса, увидев Илью в фойе концертного зала, подошла и при всех влепила ему пощечину, он только усмехнулся и промычал в сторону: «Женщины климактерического возраста бывают очень нервными». Марина его слов не услышала, зато сопровождавшая Илью «кислотная» девица вызывающе хохотнула и потом пересказала эту сцену на свой лад.
Статьи об актерах, певцах и деятелях шоу-бизнеса были еще одним источником дохода для Ильи. Он писал их иногда сам, а иногда просто сбрасывал работу начинающим журналистам. Главное было — поставить под статьей свою подпись. Фамилия Щучинского являлась гарантией скандальной популярности. Еще одним его источником дохода был словарь матерных слов и выражений, который Илья успел издать и переиздать, а также не раз прорекламировать все на тех же многочисленных ток-шоу.
Деятельность Щучинского приносила ему не только доходы, но и неприятности. Например, он неоднократно бывал бит, хотя и ухитрялся при этом избежать серьезных телесных повреждений. Его часто обзывали, материли, клеймили позором, угрожали, но он упоминал об этом с гордостью.
Серьезной неприятностью его жизни были женщины. Илья, с отрочества страдавший от их невнимания, сам не заметил, как вырастил в себе огромный комплекс, распиравший его тем сильнее, чем больших успехов достигал Щучинский на деловом поприще. Его никто по-настоящему не любил, и в глубине души Илья чувствовал, что с ним спят за деньги или за другие блага. Даже первая жена, недалекая дурнушка, вышла за него не по любви, а чтобы не считаться старой девой, да еще и получить небольшую компенсацию за предоставление ему московской прописки. Две последующие жены и вовсе хотели ободрать Илью, как липку, и только бдительность и грамотность в юридических делах помогли журналисту не оказаться в роли ограбленного идиота.
Самолюбие Ильи не могло переварить ту горькую истину, что он безнадежно необаятелен и абсолютно не нравится женщинам. Проблема, загнанная в подсознание, не исчезла, но сильно повлияла на характер и образ мыслей Ильи. Не желая признать свое поражение на любовном поприще, он стал отрицать саму любовь. Не умея завоевать бескорыстное расположение прекрасного пола, стал всех женщин поголовно обвинять в продажности. Из-за этого одно время даже появлялись слухи, что он поголубел. Впрочем, при всей своей любви к эпатажу, сменить ориентацию Илья никогда бы не смог. А его цинизм был не только конъюнктурным; он служил Щучинскому своеобразной внутренней защитой. И потому высказывания журналиста на интимные темы всегда отличались подчеркнутой грубостью: «Для женщины любовь — это розовые очки, сопли и слезы, а для мужчины — возможность засадить свой нефритовый стержень поглубже»; «У меня на работе есть девчонка, которая не пьет и не курит, зато так смачно матерится, что это заводит меня во время секса». Психологическая защита срабатывала, и временами Илья действительно чувствовал себя этаким современным героем, свысока поучающим наивных симпатяг: «Уважаемый, так рассуждать может только шестнадцатилетняя девочка, да и то далеко не каждая».
В это утро Илье до озноба не хотелось вставать с постели. Он еще не отошел от позавчерашней драки с Жоржем, да и вчера случились некоторые неприятности, грозившие Илье потерей крупной суммы денег: журналу присудили штраф за моральный ущерб, нанесенный политику Якимову, который вдруг сумел мобилизовать свои высокие связи и дойти до суда. А под вечер, когда Щучинский, успокоив себя рюмкой коньяка, уже собирался отходить ко сну, ему позвонила Эльвира и взволнованным голосом сообщила, что Фалина нашли повешенным. После драки и обвинений, которые Жорж бросал в лицо нескольким противникам, в том числе Щучинскому, у следователей наверняка возникнет масса вопросов, которыми они в ближайшее время замучают участников потасовки. Это тоже, естественно, не обрадовало Илью, и он долго ворочался с боку на бок, пребывая в изматывающем состоянии между сном и бодрствованием.
