Анна Литвиновы - Вояж с морским дьяволом

– Вы куда, гражданин?! Немедленно займите свое место!

Тот, не слушая, подошел к ней почти вплотную. Лицо его исказила гримаса. Глаза были невидящими, бешеными.

– Вернитесь на место немедленно! – выкрикнула Татьяна.

Однако террорист выхватил что-то из-за пазухи и замахнулся. В его руке, заметила Таня, было нечто вроде офисного ножа для разрезания бумаг и картонок. Блеснула сталь.

– Где наше оружие, ехи его мать, сука?! – прокричал террорист, адресуясь к Тане.

И тогда она выхватила из-за пояса пистолет. Наставила его прямо в грудь кавказцу.

– Вот оно, твое оружие! – прошипела она. – Еще один шаг, и я буду стрелять!

Кто-то из пассажиров, увидев нож и пистолет, завизжал. За первым криком последовал другой. Поднялась паника.

Но Таня старалась не обращать внимания ни на что постороннее. Она стояла, ноги на ширине плеч, обе руки вытянуты вперед, одна поддерживает другую (как учил ее сволочь Чехов), а взгляд и дуло направлены в одну точку, прямо в ту цель, куда она собирается стрелять: в грудь террористу. И рука ее совсем не дрожит.

– Ну хорошо, – сказал кавказец, и непонятно, что прозвучало в его тоне: то ли смирение, то ли скрытая угроза.

А в следующую секунду он нагнулся вперед и выхватил одной рукой с переднего кресла, из объятий молодой мамашки, младенчика.

Мать закричала, и младенец зашелся в крике, а в правой руке кавказца сверкнул занесенный над ребенком нож, но Татьяна не стала медлить. Еще доля секунды – и она не решится. Побоится попасть в младенца.

Она выстрелила, и пуля угодила прямо в грудь кавказца.

Террорист выронил орущего малыша – его на лету поймала мать. Бандит опустился на колени и завалился набок.

Мать кричала. Плакал-надрывался младенец.

И в салоне, на секунду притихшем, снова заорали. Люди нагибались и прятались за спинки кресел. И старушка в платочке. И матрона со своим мужем строевиком. И итальянец с переводчицей. И семейство толстых армян.

И только трое оставшихся кавказцев сидели прямо и глазами, полными ненависти, буравили Татьяну. И еще они, трое оставшихся, переглянулись. И взглядами словно спросили друг у друга, что делать. А один крикнул что-то по-арабски.

Уроки арабского для Тани на яхте «Пилар» остались давно в прошлом, но ей показалось, что она поняла.

– Эта шлюха нас предала!

И тогда Татьяна крикнула как можно громче, стараясь перекричать гул движков:

– Только двиньтесь с места – стреляю без предупреждения!

За своей спиной Таня услышала какое-то шевеление. Она в страхе оглянулась – но то была Кристинка.

Девушка встала с ней плечом к плечу и так же, как Татьяна, вытянула вперед пистолет. «Оклемалась, – мелькнуло у Садовниковой. – Вот молодец!»

Кристина заорала, вторя своей напарнице:

– Я тоже для вас, суки, пули не пожалею!

А потом наклонилась к щеке Тане и прошептала:

– Если только ты мне, подруга, покажешь, как эту чертову штуку снимают с предохранителя…

Самолет заложил вираж. Он, очевидно, спускался.

Самолет приземлился в аэропорту Молодедово через двадцать пять минут, и все это время две девушки держали под прицелом салон и, главное, трех кавказцев в нем. Они сбросили туфли на каблуках. Когда уставала рука у Тани, она опускала ее, и тогда пассажиров брала на мушку Кристина. Через пару минут они менялись.

У их ног лежал убитый террорист. Пассажиры прятались за спинками кресел, рыдали и молились.

А в какой-то момент, когда самолет уже выпустил шасси, трое оставшихся кавказцев снова переглянулись между собой, и по их взглядам Таня поняла: захвата не будет. Террористы поняли, что проиграли.

Когда самолет сел и, полный неотработанного топлива, едва не выкатился за пределы посадочной полосы, а потом наконец остановился, из кабины вышел капитан и отозвал к себе Кристину. Татьяна не слышала, о чем он ее спрашивал, до нее донесся лишь громкий ответ напарницы:

– Нет, никакого спецназа не нужно. Все под контролем.

Дикое напряжение последнего часа отпустило.

Все, что происходило далее, Садовникова воспринимала как во сне или в тумане.

На земле их встречали и пожарные, и «Скорые», Татьяне пригодилось умение выкидывать надувной трап – научилась-таки! – и она помогала пассажирам взойти на него, а Кристинка страховала их внизу.

А еще людям помогали медики и люди в шерстяных масках с короткоствольными автоматами.

А потом, когда всех эвакуировали с борта, спецназовцы быстро отделили от прочих пассажиров троих потенциальных террористов и куда-то их увезли.

Затем на черной «Волге» отправили в сторону аэровокзала экипаж. А Кристинку с Таней повезли на другой «волжанке» – один парень с автоматом рядом с девушками на заднем сиденье, еще один в маске – впереди…

И тут Кристинка принялась рыдать и приговаривать, что она будто второй раз родилась, и у нее трое детей, и бог не оставил малюток… А Таня сидела спокойная-спокойная и не могла даже плакать, и в голове у нее была полная пустота, а на сердце – ледышка… И она даже не думала ни об Ансаре, ни о Чехове, ни о том, что сегодня убила человека… А потом Кристинка вдруг стала спрашивать у всех, какое сегодня число, и молодой веселый водитель обернулся и сказал:

– Одиннадцатое сентября, мамаша.

А тот, что сидел впереди, внушительно добавил:

– Одиннадцатое сентября две тысячи первого года.

А потом они подъехали к аэровокзалу и долго шли в окружении двух автоматчиков, словно под конвоем (а может, и вправду под конвоем), какими-то незнакомыми Тане коридорами. Вскоре их завели в просторный кабинет, где находилось несколько человек. Но те, кто занимал кабинет, даже не оглянулись в сторону вошедших, потому что – вот странность! – все их взгляды были прикованы к телевизору.

А на экране большой иностранный самолет таранил огромный небоскреб, и в месте удара рос огненный шар.

И Таня зачем-то спросила:

– Что это за фильм?

Один из обитателей кабинета мельком оглянулся на нее и ответил:

– Это, девушка, не фильм. Это прямая трансляция. Террористы взорвали здание Всемирного торгового центра в Нью-Йорке…

Глава 17

В камере у Татьяны никогда не гасили свет. И так как никаких окон в ней не было, очень скоро она перестала различать день и ночь, вечер и утро. И она не знала, сколько времени находится в тюрьме. Неделю? Месяц? Или, может быть, год?

Каждый день – или каждую ночь? – ее допрашивали. Допрашивали подолгу. Часто повторяли вопросы, по-разному их формулируя. Следователи тоже менялись: то молодой красавец с ледяной улыбкой, то строгий седой дядька. Порой гэбэшники объединялись и трудились в паре.

Иногда Тане казалось, что ее допрашивают практически без перерыва, потому что едва ее приводили в камеру и она ложилась на койку и забывалась, как снова раздавался лязг ключей и звучал грубый голос конвоира:

– Садовникова, подъем! На выход!

И ее снова, через многие двери и решетки, приводили в ту же самую комнату, и продолжалось по новой:

– Как вы познакомились с человеком, назвавшим себя Владимиром Чеховым?

– Кем он вам представился?

– Показывал ли он вам какие-либо документы, якобы свидетельствующие о его причастности к так называемой секретной службе? Подписывали вы какие-либо бумаги о сотрудничестве?

– Какое он вам дал первое задание?

Потом кончались вопросы про Чехова и начинались про Ансара:

– Как вы познакомились с шейхом Аль Кайалем?

– Какое задание вам дал Чехов по поводу Аль Кайаля?

– Когда вы впервые вступили с ним в половую связь?

– Чем Аль Кайаль мотивировал необходимость вашего возвращения в Россию и поступления в отряд стюардесс?

Отдельные допросы – занявшие, наверное, несколько суток – были посвящены их с Ансаром вертолетному путешествию в Пакистан.

– Вы узнаете на этих фотографиях человека, который встретил в Пакистане вас с Аль Кайалем?

– О чем вы говорили с ним?

– Какие задания он давал лично вам?

Потом ее начинали спрашивать, кто ей передал оружие и взрывчатку, и как она пронесла их на борт, и где спрятала… А затем, поминутно, что она делала на борту…

– Вы встречались ранее с террористами, оказавшимися в самолете?

– Вы знали конкретный план их действий?

– Почему вы согласились помогать им?

– Почему во время полета вы переменили свое решение и стали противодействовать террористам?