Александра Маринина - Оборванные нити. Том 2
— Значит, вы уверены, что это не Филимонов написал донос? — задумчиво спросил Сергей.
— Уверена. Виталий Николаевич на это не способен.
— А дядя Федор, выходит, способен?
— О, еще как! — улыбнулась Светлана. — Он и на Двояка анонимки без конца строчил. Хобби у него такое. Все об этом знают. Над ним вся Северогорская прокуратура потешается. И всерьез его писульки никто не воспринимает.
«Ну, и на том спасибо, — подумал он. — Хотя Филимонову я на хвост тоже наступил. Так что как знать, как знать… Ладно, сперва с трупами из холодильника разберусь, защиту переживу, бог даст, а потом уже буду думать о том, что делать с Филимоновым».
ГЛАВА 2
Издерганный проблемами с невостребованными трупами, нервничающий перед защитой диссертации, Сергей о своем дне рождения в этот раз забыл вообще. Ольга видела, в каком он состоянии, и ничего о праздновании не спрашивала. А праздновать-то было что: все-таки сорок лет, не кот начхал! Но Саблину было не до праздников: защита должна была состояться 18 декабря, день рождения же приходился на 17-е число, когда диссертанту следовало уже находиться в областном центре.
Однако Петр Андреевич Чумичев, как выяснилось, ничего не забывал вплоть до случайно оброненных в его присутствии фраз, и о том, что его друг должен защищаться на следующий день после сорокалетия, помнил очень хорошо. За два дня до того, как Сергей улетал в область, Чума позвонил с предложением прилететь на банкет по случаю защиты.
— Да какой там банкет! — вяло отмахивался Сергей. — Скинемся с двумя другими соискателями, которые вместе со мной в одном Совете будут защищаться, организуем ресторан, пригласим весь состав Ученого Совета и рецензентов, вот и весь банкет.
— Нет, так не годится, — настаивал Чумичев, — сорок лет — это дата. Ее надо отметить достойно. Тем более ты станешь кандидатом наук. Давай я полечу вместе с тобой и все организую по высшему разряду.
— Не надо. Ты поставишь в неловкое положение людей, которые тоже защищаются, но у которых нет таких денег. Мы с ними уже обо всем договорились.
— Ладно, — сдался Чума, — тогда будем праздновать здесь, в Северогорске. Вернешься — и отметим как следует. Все оргвопросы беру на себя.
Сергею не хотелось об этом даже думать, его куда больше волновали проблемы Бюро и собственной ученой степени.
Однако Чума слово сдержал, и через неделю после защиты, в самый канун Нового года Сергей торжественно отметил свое сорокалетие и ученую степень. Присутствовали все сотрудники Бюро с женами и мужьями. Разумеется, были и Ольга, и Петька Чумичев. Праздник Саблину не был нужен, он вообще не любил людных застолий, но Ольга в этом вопросе встала на сторону Чумы:
— Саблин, это нужно не тебе, это нужно начальнику Бюро. Пойми же наконец, ты работаешь с людьми, ты ими пытаешься руководить. Да, дистанция должна быть, но не должно быть пропасти, разделяющей достойных и недостойных. А ты, прости меня, конечно, очень склонен к снобизму. Если твои подчиненные будут знать, что у тебя двойной праздник, но никого из них ты не пригласил, это будет расценено как проявление высокомерия, и тогда ты уже не сможешь эффективно руководить обиженными тобою людьми.
— Но я не хочу никого видеть, кроме Таскона и Сумароковой! — отбивался Сергей. — Они действительно мне приятны, и я был бы рад отпраздновать вместе с ними. Ну, еще Светлану пригласил бы, она незаменимая помощница, я без нее как без рук. А все остальные мне ни на фиг не нужны.
— Вот именно! С таким подходом ты никогда не справишься с коллективом. Что значит «ни на фиг не нужны»? Каждый человек нужен, каждый ценен и интересен. И если он не интересен лично тебе, то это не дает тебе права им пренебрегать. Нельзя обижать людей, Саблин.
И он сдался.
Празднование прошло на удивление весело и непринужденно, потом наступил Новый год, и после длинных выходных Сергей вновь принялся за решение проблемы с трупами. Он постоянно ходил то в прокуратуру к Кашириной, то в ЗАГС к заведующей, и в конце концов все разрешилось и трупы оказались захороненными. На это ушло добрых два месяца, в течение которых он так и не решил, что делать с экспертом-танатологом Филимоновым, который вроде бы взял себя в руки. Во всяком случае, подготовленные им акты и заключения, которые Сергей исправно читал, выглядели безупречными, и никаких признаков присутствия «просителей», приходящих к эксперту насчет невскрытых трупов, тоже не наблюдалось. «Ладно, — решил Саблин, — подожду до первого прокола. Спешить некуда, если он нормально работает».
Третью холодильную камеру разгрузили, и теперь следовало принять меры к тому, чтобы она снова со временем не превратилась в склад. Кроме того, Сергей неожиданно для себя понял, что его до душевной боли ранит ситуация с неопознанными трупами. Люди, умершие вдали от родных и знакомых, оставшиеся неизвестными. Никто не знает, как их зовут и кому сообщить об их кончине. А родные помнят их, ждут и не понимают, куда человек пропал. Конечно, большинство из этих неопознанных лиц, деградировавших от пьянства, вели скотскую жизнь, но все равно это были люди, и у них были близкие, которые, вполне возможно, до сих пор думают о них с нежностью и теплотой. Одним словом, судебно-медицинский эксперт Саблин всерьез озаботился проблемой идентификации личности, хотя это был совсем уж не его вопрос.
Первым, к кому он обратился, стал прокурор-криминалист, однако никакого толкового разъяснения Сергей от него не добился и отправился в уголовный розыск, сотрудников и руководителей которого знал довольно неплохо — сколько раз приходилось вместе дежурить!
— Ты понимаешь, Михалыч, — говорил ему начальник отдела розыска, — у нас ведь случайных пришлых не бывает, к нам в Северогорск просто так, от нечего делать, не забредешь. Поезда к нам не ходят, а самолетом — надо и деньги иметь, и документы. То есть все опустившиеся маргиналы, трупы которых мы находим, это наши, северогорские. И не ангельскую скромную жизнь они тут вели, наверняка попадались неоднократно, стало быть, и протоколы на них составляли, и пальцы откатывали.
— Ну, так в чем же дело? — не понимал Саблин.
— Так в том, Михалыч, что хорошо, если труп свежий, с него и пальцы снять можно. А если нет? Если он гнилой? Или мумифицированный? Пальцы и ладони сухие, подушечки сморщены, фиг откатаешь.
Сергей мысленно с досадой упрекнул себя за несообразительность. На пальцах и ладонях человека почти нет жировой клетчатки, поэтому после наступления смерти они очень быстро высыхают, в отличие от других частей тела. Ну, хорошо, теперь понятно, по крайней мере, в каком направлении думать.
Что-то он об этом читал… Но где? Впрочем, блестящая память, доставшаяся ему в наследство от рода Бирюковых, и в этот раз не подвела: он вспомнил давнюю статью из журнала «Судебно-медицинская экспертиза», в которой описывался процесс восстановления головы эксгумированного трупа, пролежавшего в захоронении три года. Найдя статью, он внимательно несколько раз перечитал ее. Метод, примененный экспертами, показался Сергею перспективным, несмотря на то, что был довольно громоздким и требовал значительного времени. Голова — это голова, а с кистями рук все будет намного проще. Для восстановления пальцевого узора на высохших кистях не потребуется больших затрат спирта, ледяной уксусной кислоты и тем более перекиси водорода, да и разные манипуляции, в том числе массаж мягких тканей, как это было при восстановлении внешнего облика эксгумированной головы, проводить не нужно. В принципе достаточно использовать давно известный раствор Ратневского, в который нужно поместить отрезанные кисти рук трупа. Через несколько дней, как убедился Саблин, проведя целый ряд проб, мягкие ткани набухали, расправлялись и восстанавливали пальцевый узор. Конечно, не всегда узор восстанавливался на всех пальцах, но для идентификации личности достаточно было всего двух-трех пальцев или ладони.
Всю весну и половину лета Саблин активно использовал этот способ и с удовольствием убедился в том, что в девяти случаях из десяти удавалось установить личность умершего по идентификационной базе Северогорска или области. Стало быть, и с этой проблемой он более или менее разобрался.
* * *В этом году отпуск у Сергея Саблина снова был летом, в августе, и он повез жену и дочь в Италию, в Римини. Лена была абсолютно счастлива, а четырнадцатилетняя Даша, обычно капризная и рвущаяся к самостоятельности и «взрослости», вела себя прилично и даже проявляла внимание и ласку к отцу. Вернувшись в Россию, они пару дней провели в Москве и вместе с Верой Никитичной, которая так и жила в столице, помогая дочери по хозяйству, отправились в Ярославль навестить родню. Эта поездка здорово испортила Сергею настроение.
С тещей Верой Никитичной отношения у него были хорошими, мать Лены к зятю претензий не имела и была всем довольна: деньги шлет исправно, а перед глазами не мельтешит и ухода не требует, чего еще желать? Вреда от него никакого, а польза есть, и опять же Лена считается замужней, не брошенкой и не матерью-одиночкой и с гордостью может всем говорить, что ее муж и начальник, и кандидат наук. Поди плохо!
