Татьяна Устинова - Первое правило королевы
– Юра, – спросила Инна, – что вы несете? Какой наследник? Чего?
– А всего, – безмятежно ответил Юра. – Я, а не те ублюдки! И я убил его, как у Шекспира! На мне кровь отца!..
Он явно был безумен – нервное напряжение, что ли, сказывалось? – и Инна вдруг испугалась, что не сможет понять все до конца.
– Вы написали, что маньяк сбежал из сумасшедшего дома. Мухин прочел это в газете. Вы прислали ему записку, где уже не просили денег, а говорили, что его сын хочет его увидеть, и назначили время, когда Мухин должен быть в своем кабинете. Что было назначено на это время?
– Телефонный звонок, – весело сказал Юра. – Его сын должен был ему позвонить! Господи, как это было смешно, когда старый козел сидел, и ждал, и трясся, а потом я пришел и убил его! Но я, конечно, сказал ему, что я и есть его сын и именно мою мать он утопил в реке!
– Я сразу знала, что убил его кто-то из своих, – задумчиво произнесла Инна. – Не могло быть чужих ночью в кабинете губернатора! Вы выстрелили ему в висок, спустились в кабинет Сергея Ильича, заперлись в нем и, когда приехала милиция и все остальные, просто-напросто вышли из кабинета и присоединились к ним, правильно?
– Йес, – бодро ответил Юра. – Знаете, вы мне даже нравитесь, Инна Васильевна. Я бы на вас женился, если бы мне не нужно было вас убить.
– Вы выросли в детском доме? – вдруг спросила она.
– Боже избави, – пожал плечами ее помощник, – в каком еще детском доме! Меня взяли чудесные люди. Подобрали, как щенка, которого собирались утопить, а потом сжалились! Профессор и его супруга. Они были старыми, когда я родился, а когда я вырос, стали уже совсем дряхлыми. Да ну их, они померли давно.
– А где вы жили?
– В Томске. Да какое вам дело?
– Такое, что я никак не могла понять, почему вы Шекспира цитируете и на Черчилля ссылаетесь. Не должны ведь, будь вы из детдома. А вы, оказывается, из профессорской семьи.
– Ну да. Я сделаю хорошую карьеру на вашем месте, Инна Васильна. Вы за меня не волнуйтесь.
– Как вы из Томска попали в Заболоцк?
Юра вдруг дернулся, словно от внезапного ожога, покраснел, вскочил и изо всех сил двинул стул. Стул загрохотал.
– В Заболоцк меня упрятали те гады, которые знали, что я наследник, только я, один я!..
– Юра!
– Только мне положено было все то, что они имели вместо меня, а я в это время…
– Юра!
– Мне было десять лет, когда я узнал, что мои родители мне не родители, что это чужие люди, совсем, совсем чужие, и я их возненавидел! Уроды, интеллигентишки проклятые!.. Все учеников водили, не дом, а проходной двор! Учись, учись, только выучившись, выйдешь в люди! Читай, читай, в книгах есть все, что нужно человеку! А мне ничего этого было не нужно! Я хотел, чтобы у меня были мать и отец, а они оказались чужие! Они меня подобрали просто так, чтобы все знали, какие они благородные, сволочи!..
Инне было страшно и неприятно, но она взяла его за руку и сильно сжала – как будто надеялась, что сможет привести его в чувство!
– Вас… обижали? Били?
– Если бы они хоть пальцем до меня дотронулись… я бы убил их. Я всегда был сильнее. Я был самым сильным. И умным. Гораздо умнее, чем эти старые, трухлявые пни!
– Как вы попали в Заболоцк, Юра? Он дернул плечом, стряхивая ее руку.
– После университета я приехал сюда, в Белоярск. Конечно, я поступил в университет, как они хотели! Это оказалось так просто – поступить и учиться, потому что все остальные ничтожества были гораздо хуже и глупее меня! Я был лучшим студентом в Томском университете, на социологическом факультете! Можете хоть сейчас позвонить туда и узнать! Да вам кто хочешь скажет!..
– Вас тогда звали Георгий Мурзин? – осторожно спросила Инна.
– Конечно! – Тут Юра неожиданно захохотал. – Я взял фамилию матери, когда получал паспорт, они же мне были не родные. Это меня потом дядя Сережа переименовал, а тогда!..
«Дядя Сережа» упорно молчал, и его молчание не нравилось Инне. Она мельком посмотрела на него и поняла – он до смерти боится этого человека, все правильно она угадала.
– Вы… заболели здесь, в Белоярске?
– Я не болел! Я здоров! Я всегда был здоровее всех, и умнее! Меня упрятали в психушку, а я сбежал! Потому что был умнее и здоровее всех!..
– Юра, как вы оказались в больнице?
Он вдруг снова двинул стул, перегнулся, схватился руками за спинку и наклонился к ней так близко, что ей пришлось откинуться назад.
– Я хотел умереть, и тебе не понять этого! Я несколько раз хотел умереть, потому что я всегда знал, что не такой, как все! И меня каждый раз… останавливали! Только потом я понял, что сам бог не хочет, чтобы я умер! Для него важно, чтобы я был здесь!
– Для кого? – не поняла Инна.
– Для бога, – жарко выдохнул Юра. – Он специально оставляет меня здесь, чтобы я мстил сволочам! Но об этом никто не знал, кроме бога и меня, и они отправили меня в больницу. Они отправляют в больницу всех, кто хочет убить себя!
– Ваши родители к тому времени уже умерли?
– Я сам прикончил своего отца!
– Нет, ваши приемные родители?
Тут он вдруг успокоился – шторма как не бывало.
– Черт их знает. По-моему, да. Они перестали меня интересовать с тех пор, как я узнал о том, что они не настоящие. Они присылали мне деньги, письма… я не помню.
– Где вы работали? Юра захохотал.
– В мэрии. В социологическом отделе. Я подсчитывал, сколько пенсионеров живет в крае, сколько рождается младенцев, сколько из них передохнет до одного года, а потом до пяти, а потом до пятнадцати! Какая глупость, вы даже представить себе не можете, Инна Васильевна! Я хотел умереть больше всего на свете.
– Да, – согласилась Инна. – Лучше бы вы умерли.
– Я не умер, – энергично возразил Юра. – Но я оказался в больнице с психами и уродами. Дядя Сережа меня спас. Он однажды приехал и все мне рассказал – кто я и откуда. Он потом часто приезжал. Он говорил, что на моем месте непременно бы отомстил. И я понял, что должен мстить, а не умирать!.. Что я должен раздавить своего настоящего отца, как ядовитую гадину, и я раздавил! Я был совершенно нормален, а этого никто не понимал, даже он! – И Юра кивнул подбородком в сторону совсем притихшего Якушева. – Я утопил санитара, чтобы доказать ему, что я сильный, что я умнее всех, что я могу просчитывать на сто ходов вперед! Видели бы вы его лицо, когда я пришел к нему в общественную приемную! Он взял меня на работу и… помог, но это мой план, и я горжусь, горжусь!..
– Мухин догадывался, – сказала Инна и посмотрела в окно. – Он догадывался, что это вы, потому что именно для меня он приготовил газеты и… что там было еще, Юра? Ну, что вы взяли из дома Мити Мухина, когда убили Любовь Ивановну?
– А-а… Письма. Мои письма к нему. Ну, где сначала деньги, а потом свидание с давно потерянным ребенком, то есть со мной! – Юра закинул голову и захохотал. – Старый стервец. И бабку пришлось уложить из-за него. Столько народу из-за него передохло!
– А газеты вы почему не взяли? Письма взяли, а газеты оставили?
Юра вдруг сморщился, как от зубной боли.
– Я не подумал про газеты! – захныкал он. – Правда не подумал! Ну, лежит и лежит себе какой-то там мусор! Я и оставил. Я был занят, – вдруг добавил он важно. – Мне надо было убить бабку. И мне не хотелось делать это до того, как вы пришли! Мне хотелось, чтобы вы знали – я рядом! Вот он, этот теплый трупик, который сделал я, лично я сделал трупик из живого человека! Я зна-ал, что вы перепугаетесь до смерти, и это хорошо! Это славно.
– Вы, конечно, знали, что он убил Любовь Ивановну. Вы его за это ругали, наверное. А потом испугались, потому что он уже начал убивать и теперь делал это с удовольствием и радостью, а вас от вида пистолета просто дрожь пробирала, да, Сергей Ильич? Несмотря на то что пистолет ему добыли вы. И тот, из которого Мухин как будто застрелился, тоже вы добыли, правильно?
– Юра, – озабоченно проговорил Якушев, – с ней что-то надо делать. Только не здесь.
Юра деловито распахнул пиджак и вытащил из-под полы пистолет. Очень важный пистолет с глушителем.
Лихо, как в кино, крутанул на пальце и предложил:
– Сейчас прикладом в висок, до вечера, а там вывезем тихонечко, прикончим и закопаем. А? – И он опять лихо прокрутил пистолет.
– Вы испугались смерти вдовы и решили, что ее вполне можно спихнуть на дочь. Вы знали, что дочь не в себе, и приготовили легенду – она в припадке безумия убивает мать, а потом прыгает с обрыва или с крыши, что вы там придумали? Вы ей даже рассказали, как Любовь Ивановна погибла, да? Когда она спала. Чтобы она всем объявила, что видела, как убивают ее мать. Потом вы ее выпустили из дома, дали ей уйти, хотя она была совсем не в себе, и Юра пошел за ней, но тут случай помог – мужик выезжал на машине, и она к нему прямо за забор упала. И он привез ее ко мне. И она, между прочим, поведала мне, что ночью, когда мать не вернулась, звонила вам.
– Ну и что? – спросил Якушев. Он вообще держался с поразительным хладнокровием.
