Последнее испытание - Туроу Скотт
– Он сказал, Венди сообщила ему, что поговорила со многими специалистами, которые фиксировали случаи смерти, и поняла, что это было сделано по ошибке. Причиной стал сбой в компьютерной программе. Пациенты, которые якобы умерли в течение предыдущих двух кварталов, на самом деле прекратили свое участие в эксперименте, но их почему-то отнесли к категории умерших по причинам, не связанным с онкологическим заболеванием.
– Ваша беседа на этом закончилась?
– Нет. Отец еще сказал мне, что Венди, то есть доктор Хох, внесла исправления в базу данных, так что беспокоиться больше не о чем.
– Вы согласились с отцом?
– Я пошел к Танакаве и переговорил с ним. Нам обоим было как-то тревожно…
– Протестую против слов «нам обоим».
– Говорите за себя, доктор Пафко, – поправляет свидетеля Сонни.
– Да, верно, – соглашается Леп. – Мне было не по себе. Честно говоря, мне не хотелось ввязываться в историю с раскрытием данных, разговаривать со специалистами – ведь даже то немногое, что, по словам моего отца, уже сделала Венди, подвергало риску чистоту эксперимента, то есть клинических испытаний, а ведь нам требовалось их продолжать.
– Значит, никаких дополнительных шагов вы не предпринимали?
– Нет. Мы с Танакавой в режиме онлайн вошли в базу данных и учинили проверку на предмет наличия серьезных неблагоприятных событий за предыдущие 180 дней. Их оказалось довольно много, но внезапных смертей не обнаружилось. Так что стало ясно, что мой отец сказал правду и что Венди все проверила и исправила базу данных. Мы оба были удовлетворены.
– А теперь скажите, говорил ли вам отец когда-нибудь, что это он вскрыл базу данных в четверг вечером?
– Нет, этого он мне никогда не говорил.
– А вы в тот момент знали о том, что так называемый компьютерный сбой коснулся только тех пациентов, которые в ходе эксперимента принимали «Джи-Ливиа»?
– Нет. Я думал, что это была общая проблема.
– А теперь позвольте мне показать вам документ из вещественного доказательства «компьютер Пафко А». – Перед Лепом, а также на демонстрационном мониторе появляется скриншот с офисного компьютера Кирила. – Вы когда-нибудь видели этот фрагмент из базы данные прежде?
– Да, у вас в офисе.
– А до того, как мы вам его продемонстрировали, никогда не видели?
– Нет.
– А доктор Кирил Пафко когда-нибудь рассказывал о том, что в этой части базы данных содержалась информация о двенадцати внезапных смертях среди пациентов, которые принимали «Джи-Ливиа»?
– Никогда.
– А если бы вы, будучи опытным медиком-исследователем, увидели в базе подобные данные, что бы вы сделали?
– У меня бы не было выбора. Я бы немедленно проинформировал контролеров по безопасности и УКПМ.
– А с учетом того, что рассказал вам отец, вы не сочли, что необходимо доложить о возможных серьезных неблагоприятных событиях, подпадающих под регулирующие правила УКПМ?
– Нет. Исходя из того, что сказал мне отец, и того, что его слова подтверждала информация из базы данных «Глоубал», никакого существенного увеличения числа серьезных неблагоприятных событий не было.
Предполагаемая чрезмерная доверчивость Лепа работает в его пользу, поскольку объективно снижает уровень его персональной ответственности – правда, так бывает при рассмотрении гражданских исков.
Далее Мозес расспрашивает свидетеля о встречах с представителями УКПМ, в которых участвовал Кирил, между 2014 и 2016 годами, а также в более поздний период, но за счет этого преуспеть в выявлении какой-то существенной новой информации ему не удается. Выступление Лепа заканчивается обрисовкой процедуры подписания заявки на получение торговой лицензии. Этот документ команда федерального прокурора обозначила как «вещественное доказательство гособвинения 1». Он содержит сотни страниц, и подпись на его первой странице удостоверяет справедливость и точность всех изложенных на них данных. Леп сообщает, что он проинформировал обо все этом Кирила и спросил его, может ли он продолжать, то есть поставить на титульном листе свою подпись. Кирил сказал «да».
Эпплтон поворачивается к Марте и говорит:
– Свидетель ваш.
Марта быстро встает и просит Лепа снова взглянуть на первые несколько страниц «вещественного доказательства гособвинения 1», о котором Мозес расспрашивал свидетеля буквально только что, и снова просит его удостоверить подпись. Затем она говорит:
– Этот документ, обозначенный как «вещественное доказательство гособвинения 1» – на это вам несколько минут тому назад указал мистер Эпплтон – подтверждает, помимо прочего, что в ходе тестирования препарата были соблюдены все правила, инструкции и нормативные требования УКПМ. Верно?
– Да.
– В то время, когда этот документ подготовили и подписали, вы верили в то, что это так и было?
Марта стоит, но при этом она осталась у стола в ложе защиты. Так что она находится совсем рядом с Кирилом – она рассчитывает, что это заставит Лепа взглянуть на отца, хотя, когда его допрашивал Мозес, он не сделал этого ни разу. Но Леп, похоже, изо всех сил старается не отводить глаз от Марты.
– Да.
– Сейчас, исходя из того, что вам известно, и того, что вы видели своими глазами, если отбросить все слухи и все спекуляции в прессе на эту тему, вы можете сказать, что придерживаетесь того же мнения?
Это опасный вопрос, но Марта обсудила его с адвокатами Лепа. Несмотря на это, после случайной встречи Стерна с Лепом в мужской комнате и с учетом того, как Леп выглядел в тот момент, старый адвокат предпочел бы этот вопрос не задавать. Но Леп отвечает:
– Исходя из того, что известно мне лично, я продолжаю придерживаться прежнего мнения.
Этот ответ сводит на нет все усилия обвинения, предпринятые Мозесом во время допроса Лепа. Собственно, никто не указал и тем более не доказал ему, что его отец преднамеренно солгал о чем бы то ни было. Можно назвать это слепым доверием или чем-то вроде веры в существование единорогов, но, несмотря на весь гнев, который Леп чувствует по отношению к отцу, он готов сделать все возможное, чтобы помочь Кирилу – не нарушая условий своей сделки с правительством. В этот момент в сознании Стерна всплывают мысли о Питере, и старый адвокат испытывает желание встать и поаплодировать Лепу.
Марта подходит к свидетельской кафедре и забирает у Лепа титульный лист заявки на выдачу лицензии. Затем пересекает подиум и небрежно, словно какой-то мусор, швыряет бумагу на стол, за которым собрались представители обвинения. Стерн на прошлой неделе не зря сказал Марте, что она заканчивает свой путь в юриспруденции на высокой ноте. Она всегда весьма удачно выступала в суде, но в последние дни демонстрирует такую непоколебимую уверенность в себе, которой прежде отец за ней не замечал. Внешне немного неуклюжая, всегда немного смущающаяся на людях, в зале суда Марта научилась превращаться в совершенно другого человека, именно такого, который и нужен для того, чтобы защитить права клиента, – виртуозно владеющего своей профессией, вызывающего симпатии у других людей. И очень умного – не в показном плане, а умеющего объяснить действия своего подзащитного и представить его как человека, заслуживающего того, чтобы его поняли. Марта, как Стерн, благодаря большому опыту, научилась, при своей внешней невзрачности, искусству в нужный момент двигаться с изяществом балерины и думать быстро и точно. Для Питера работа вместе с отцом стала бы пыткой вроде той, которой был подвергнут Прометей: согласно древнегреческой мифологии, его приковали к скале, и каждое утро к нему прилетал орел и клевал ему печень. Но для Марты работа с отцом стала мощным трамплином, позволившим ей найти себя. Стерн не ставит это себе в заслугу. Марта приняла нужное решение и добилась всего сама. Так или иначе, начиная с дела «Соединенные Штаты против Каварелли», ее первого уголовного процесса, ее несчастная молодость осталась позади. Вскоре Марта вышла замуж за Соломона, а затем стала матерью, одновременно делающей великолепную карьеру, женщиной, живущей невероятно насыщенной жизнью, на которую с самого утра, стоило ей только встать с постели, наваливался груз ответственности – в самых разных ее видах. Но она любила этот груз. Стерн понимает, что в конце концов она просто устала, почувствовала, что с нее хватит, такое часто случается с юристами, возраст которых приближается к шестидесяти годам. Но он гордится тем, что его дочь нашла достойное место в жизни – и тем, как замечательно она выглядит, завершая свою карьеру и их с ним последнее дело.
