Сирены Амая - Николай Ободников
– Ты выбираешь женщин? – не поверила Марьятта. Она смотрела на этого странного человека во все глаза. Даже позабыла о его злых словах.
– Да.
– Но ведь женщины не умрут!
Здесь Марьятта отчасти солгала. Никто из женщин не умрет, это так. По крайней мере, сразу. Но потом – обязательно. Почему? Потому что попытаются сбежать. Это удел всех птичек в неволе. Убивали и тех, кто смирялся с судьбой. От таких брали двух-трех нормальных детей, а потом для них все заканчивалось. Но Харинову, как чувствовала Марьятта, не обязательно об этом знать.
Его ответ огорошил ее.
– Да и плевать, что женщины не умрут.
Сказав так, Харинов ощутил могильный холодок, прокравшийся в сердце. Так вот он, оказывается, какой: одержимый лишь своими желаниями. «С душком, которым пропитался на работе до самой сердцевины», – добавил его внутренний голос.
Внезапно в ворох мыслей протолкалась еще одна:
– Погоди-погоди. «Нежеланные чужаки»? Ты ведь так вроде недавно сказала? То есть на Сирены Амая приплывают желанные?
– Все боятся, что наша торговля привлечет лишнее внимание. Иногда с материка кое-кого привозят с собой… чтобы те тоже поучаствовали в ритуалах. Как материал.
Харинов помрачнел и, махнув карабином, сказал:
– Ладно, показывай, куда нам. И пошевеливайся, если не хочешь, чтобы у этой штуки испортилось настроение.
Встав с земли, Марьятта внимательно посмотрела на него:
– Ты не посланник Саргула.
Возразить было нечего, и Харинов поплелся за отвернувшейся девушкой. Небо над их головами краснело все сильнее.
50. Прыжок Назара
Когда их вынесли наружу, Назар попытался зажмуриться, спасаясь от рубинового цвета лучей, бивших сквозь ветви. Впрочем, это было излишне: зверская боль вынуждала жмуриться постоянно. Болтавшаяся левая голень, судя по ощущениям, напоминала плохо перекушенную, вздувшуюся сосиску. От центра живота, куда пришелся удар молотом, будто круги на воде, расходились конвульсии, обжигая каждую клеточку тела болью.
Процессию поджидала большая часть общины. Ее члены уродливыми и однообразными тенями замерли среди елей и пихт, усеявших пологий склон. Многие в зловещем молчании раскачивались. Фигуры в рясах ступили на хвою и мягко двинулись по ней. Вход в пещеру остался позади, скрытый густыми зарослями можжевельника. В небе ползли красные облака.
«Балахоны» вышли на скалистый пятачок.
Это место как две капли воды походило на участок, который Назар и остальные видели, когда только преодолели подъем, идущий от берега. Тот же недостаток растительности. Та же дыра в земле, уходившая куда-то в недра прокля́того острова; только побольше – диаметром в пять-шесть метров. Те же сталагмиты, прозванные Хариновым «зубами акулы».
Правда, здесь, прямо над шахтой, был возведен деревянный помост из плотно подогнанных бревен и досок. Именно сюда вышла процессия, нисколько не боясь, что конструкция обвалится, а все они полетят в ад.
Из шахты вырвался мощный выдох. Казалось, где-то там, в глубине, некая громадная тварь разлепила губы и пошире распахнула пасть.
А потом зазвучала сирена. Звук был громким и ясным, напоминающим систему оповещения концлагерей. Громкость все нарастала, и Назар ощутил, как его обдувает теплым и гнилым воздухом, пробирающим до мурашек. Но все это было сущим пустяком. Оперуполномоченный слабо вертел головой, выискивая чудовище, сбежавшее из сна. Наконец тускло сверкнула догадка. Мерзкий заяц с кровавыми глазами засел в яме!
– Я прикончу тебя, ублюдок, – прохрипел Назар.
Антеро откинул капюшон и повернулся к Детям Амая. Выглядел старик умиротворенным. И эта напускная набожность, словно шелуха, слетела в мгновение ока.
– Красный Амай готов пожрать зараженных ересью! – взревел Антеро. – Да, дети мои! Да!
Всколыхнулись десятки рук. Кто-то топнул ногой, еще раз и еще, и вот уже почти все отбивали каблуками ритм, контрапунктом дополнявший подземную сирену.
До ушей Назара донесся странно знакомый голос. Совсем рядом, как будто над головой. «Симо? – изумился оперуполномоченный. – Где ты? Только не говори, что забрался на дерево. Мне с такой ногой не угнаться и за черепахой».
– Стойте, ради вашего чертова Амая! – буквально прокаркал Симо. Он шумно сглотнул. – Я хочу выкурить сигарету, слышите? Но у меня ее нет. Это же ничего, а? Зато есть вот это!
Назар откинул голову, перевернув пейзаж, и только тогда увидел Ильвеса, опрокинутого в его глазах, как и все остальное. Следователь по-прежнему находился на носилках из чужих плеч – никаких тебе выходок с лазанием по елкам. А еще Симо пытался потрясать левым кулаком, привлекая этим жестом безразличные взгляды.
Внутри сжатой ладони, как помнил Назар, находились никотиновые жвачки.
– Хочу… хочу, чтобы мы оба, я и Назар, съели их! – Симо отдышался. – Все до одной! Все разом, слышите?
В голове Назара попыталось сложиться некое уравнение, но ничего не выходило. Островитяне, как он заметил, не страдали от пагубных привычек. Если, конечно, откинуть инцест, истязания, убийства и прочее. Не страдали и потому не могли разделить пристрастие к ним. Защитники здорового образа жизни были бы ими довольны. Но чего же добивался Симо?
Пока община, точно живой организм, размышляла над неожиданными словами следователя, Назар кое-что услышал.
Из шахты донесся густой и сочный голос:
– Ты ведь догадываешься, чего хочет твой приятель, не так ли, малыш Назар?
Голос неизвестного рисовал в воображении темнокожего блюзмена, оставшегося в баре после закрытия. Бокал мартини в руке. На белоснежных зубах пружинит оливка. Но Назар знал, что это не так. Он не особо удивился, когда с ним заговорил тот чудовищный заяц.
– Догадываюсь… Или нет?.. Возможно, – отозвался Назар, толком не понимая, произносит он слова вслух или про себя.
– Так давай вместе узнаем, получит ли Симо хоть что-нибудь во славу меня.
– Кто ты?
– Зови меня Калигари.
– Это имя моего полоза. Кто ты, черт тебя дери?
– Ты знаешь.
Трясясь от напряжения, Назар сплюнул в яму. Заяц хохотнул. Оперуполномоченный скосил глаза, пытаясь увидеть монстра, но в дыре никого не было. Шахта не умела говорить, но Назар верил, что это не так…
Странная просьба Симо не осталась без внимания.
– Хочешь последнее желание? – донельзя заинтересованный, Антеро подошел к следователю.
– Да! Да, черт возьми! – пролаял тот. – Ради вашего Красного Амая!
– Вот видишь? Он уверовал в меня, – голос в яме хохотнул.
Это показалось Назару смешным. Действительно смешным. Настолько ржачным, что он и сам зашелся в отрывистом смехе, какой обычно бывает, когда не можешь нормально напрячь мышцы живота. Внутри что-то оборвалось, и рот Назара опять наполнился кровью.
Антеро покачал головой. Улыбка его при этом была каверзной.
– Боюсь, твое желание неосуществимо, Симо Ильвес.
– Ну, пожалуйста, сукин ты сын! Без них я умру, неужели
