Протест прокурора - Аркадий Иосифович Ваксберг
— С соседями, считайте, не общаюсь. Чуть свет — на работу, а возвращаюсь поздно. И вообще, мой принцип — не лезть к чужим в душу, пусть сами разбираются. Встрянешь — тебе же и хуже будет.
— И все-таки вы хоть что-то можете рассказать, как жили между собой Валентина Сергеевна и Маргарита? — спросил следователь.
— Как жили, так и жили. Меня это не касалось, — решительно ответила Куренева.
Такая позиция несколько озадачила Кашелева.
— Елизавета Федоровна, — сказал он, — поймите, ваши показания очень важны для дела.
— А я не знаю, что показывать. Вы вот человек посторонний, а я скажу еще что-нибудь не то, потом как? Мне ведь с ними жить в коммуналке. Испортишь отношения, а потом что?
— Почему вы думаете, что полученные от вас сведения я кому-то передам?
— Никто не узнает? — подозрительно посмотрела на следователя Куренева.
— Тайна следствия, — подтвердил Лев Александрович.
— Хорошо, — нехотя согласилась Куренева. — Спрашивайте.
— Что представляет, на ваш взгляд, Валентина Сергеевна?
— Баба — во! — Куренева показала крепко сжатый кулак. — Своего мужа держит мертвой хваткой. Пикнуть не смеет. Было дело, Николай Петрович хотел уйти от нее к другой женщине. Вернее, ушел. Так Валентина его быстренько вернула.
«Это что-то новое», — отметил про себя Кашелев.
— Нас всех, ну, соседей, — продолжала Елизавета Федоровна, — считает шантрапой. Забыть не может, как жила когда-то…
— Что вы имеете в виду?
— Вишь ли, ее родители в свое время имели кирпичный завод, свой дом. Ну, растрясли их. Давно уже нет завода, нету и дома. Коммуналка. Вот она, видно, от того и бесится.
«Теперь понятно, откуда у Велемировой претензии», — подумал следователь.
— А всех Ланиных она невзлюбила с самого начала, как только они переехали в нашу квартиру, — рассказывала Куренева.
— Почему?
— Понимаете, Валентина очень хотела заполучить еще одну комнату. Велемировы занимали две. А тут какие-то Ланины. Пуще всех она возненавидела Маргариту. Мало того, что площадь уплыла из-под носа, так еще и сына на себе женила. Ведь у Валентины ее Жора — самый лучший на свете. То он жених дочери какого-то директора, то управляющего трестом, а то начальника главка…
— Не понял, — сказал следователь.
— Это она так представляла мне на кухне. Я-то знаю, что Валентина любит прихвастнуть. Слушаю да помалкиваю. А может, она свои мечты выдавала… И после всех этих мечтаний — бац! Жорка на Маре женился. Вот тут-то Валентина и взбесилась. Все, говорит, сделаю, но он ее бросит. Но, что называется, нашла коса на камень. Жорка тоже упорным оказался. Да и Мара умела постоять за себя. Валентина ей слово, а Мара — два. А то еще лучше сделает: запрется у себя в комнате и ничего не отвечает. Валентина от злости аж слюной брызжет. Но ведь не будешь дверь головой прошибать. Ой, чего только она не выделывала!
— А что именно? — насторожился Кашелев.
— Представляете, до чего дошла, — расширила глаза Куренева. — Бабку она приводила, ворожею. Когда, конечно, Мары и Жоры не было дома. Та бабка чем-то кропила дверь их комнаты да пришептывала.
— Для чего?
— Для сглазу. Чтоб Мара заболела, наверное.
— А вы знаете ту бабку?
— Марией Семеновной зовут. Фамилия — Мишина. Я, между прочим, встретила ее месяц назад на Коптевском рынке. Она приглашала к себе домой, обещала погадать.
— Где живет Мишина?
— В Ховрино.
— Адрес?
— Дома где-то, кажется, есть. — Куренева несколько смутилась. — Она так пристала, я и черкнула на бумажке, чтобы Мария Семеновна отстала. Потом сунула куда-то…
— Поищите, пожалуйста, хорошо?
— Ладно.
— Давно это было? Я имею в виду ворожбу?
— Летом еще.
— Так, хорошо. А скажите, Елизавета Федоровна, когда-нибудь при вас Маргарита говорила о том, что жить не хочет?
— Да вы что? — удивилась Куренева. — Сроду от нее подобного не слыхала. Если рядом такой человек, как Жора, то, спрашивается, зачем уходить из жизни? Любовь для женщины — самое главное, — философски заметила Куренева. — Честно говоря, я ушам своим не поверила, когда узнала, что Мара…
Кашелев спросил Куреневу о ее знакомом. Это насторожило женщину. Она стала уверять, что Василий Иванович очень порядочный человек, настойчиво добивается ее руки, но она раздумывает.
— Знаете, сколько хлопот прибавится, а я так зверски устаю на работе, — сказала Куренева, потупив взгляд. — А почему он вас заинтересовал?
— Ну, бывал в вашей квартире. Может, свежим глазом видел то, чего не заметили вы, — неопределенно ответил следователь.
Чтобы не огорчать Куреневу, Кашелев не стал расспрашивать ее, как вел себя Василий Иванович по отношению к умершей. Он сам поговорил с «дамским угодником», как охарактеризовали его Гаврилкина и Валентина Сергеевна.
Второго декабря Василий Иванович в Москве не был. В конце ноября он выехал в группе охотников, которую послали в Шаховской район, где местных жителей стали донимать волки. Василий Иванович довольно живо рассказал, как они расправились с серыми разбойниками, убив более десятка матерых хищников. И, чтобы следователь не подумал, что это из области охотничьих побасенок, показал вырезку из «Вечерней Москвы», в которой описывалась их шаховская эпопея.
Еще одно алиби, еще один подозреваемый отпал.
Значит, убили Маргариту?
Георгий Велемиров с определенностью показал, что его мать ненавидела сноху. Однако Георгий — сторона потерпевшая, а стало быть, необъективная. Но была еще Куренева, человек посторонний. По ее мнению, Валентина Сергеевна была готова пойти на все, лишь бы разлучить сына с Маргаритой.
Неужели Велемирова не остановилась даже перед убийством?
Отнять жизнь у молодой, полной энергии женщины? Жены сына, которого она, по ее же словам, безумно любит. Чего же добивалась Валентина Сергеевна в таком случае? Неужто же человеческая ненависть бывает так непреодолима, так слепа?
Как бы там ни было, надо искать новые факты, подтверждающие или опровергающие эту версию.
В городе стояла оттепель, что часто случается во второй половине декабря. Снег стаял, сырой ветер гулял по улицам. Что радовало глаз, так это витрины магазинов, украсившиеся нарядными новогодними елочками.
В один из таких
