Николай Андреев - Убейте прохожего!
– Не хочу, чтобы он приходил!
– Почему?
– Потому что он – убийца!
В следующую секунду Анечка оттолкнула от себя бабушку, выпрямилась, крикнула еще раз, что Максим Валерьянович – убийца! убийца! убийца! – зарыдала и упала вниз лицом на диванные подушки.
Несмотря на то что за сегодняшний день мы не раз слышали о том, что тот или иной человек либо сам признавался в убийстве, либо обвинялся в нем, и по идее к появлению подобного рода известий должны были отнестись с недоверием, что-то тем не менее в Анечкином голосе заставило всех нас насторожиться.
– Откуда тебе это известно? – застыл со свечкой в руке Виктор.
– Я видела!
– Что ты видела?
– Видела, как он… как он… – Анечка захлебнулась слезами.
– Не спеши! – посоветовал ей Коновалов. – Расскажи с самого начала, что ты видела.
Анечка приподнялась над диваном. Вытерла слезы и торопливо произнесла:
– Когда я спустилась со второго этажа, в зале никого не было, только тетя Катя сидела перед телевизором. Я решила, что все ушли в кабинет. Зашла туда, а там…
– Что там?
– А там был дядя Максим! Он стоял, наклонившись над горлом Константина, и что-то с ним делал: то ли разглядывал его, то ли еще что-то, я не поняла. А когда он выпрямился и повернул ко мне лицо, я увидела, что у Константина на горле рана, а дядя Максим… а дядя Максим облизывается!
– Что?! – кажется, одновременно ахнули все, кто находился в зале.
– Он повернул ко мне лицо, посмотрел… посмотрел так, что у меня отнялись ноги, облизнулся и приказал молчать. А не то, говорит, будет плохо!.. И вышел.
– И поэтому ты взяла убийство на себя? – догадался Коновалов.
– Я боюсь его! Мне страшно!
В эту секунду, осветив зал, за окном сверкнула молния. Анечка испуганно вскрикнула. В дверях, с поленьями в охапку, настороженно глядя на нас, стоял Максим Валерьянович.
И тут… Одновременно с раскатом грома Коновалов бросился на него! Выбил дрова из рук и, грозясь разорвать, как Тузик грелку, заломил руку. В ответ Рыльский ударил его лбом по переносице и коленом в пах. Не давая опомниться, обхватил Коновалова двумя руками за туловище, приподнял и, несмотря на то что был на полголовы ниже и килограммов на двадцать легче, с размаха бросил его на рассыпанные по ковру дрова. Обвел нас внимательным взглядом и, наклонив голову, выбежал из зала.
Я пустился за ним вдогонку. Однако у порога остановился, решив, что разумнее в этой ситуации остаться в зале, поддержать своим присутствием бабушку. И, как оказалось, правильно сделал. Бабушка, едва я приблизился к ней, обняла меня за голову, прижала к себе и попросила хотя бы в эту ночь не отходить от нее ни на шаг.
Коновалову понадобилось немало усилий и времени для того, чтобы прийти в себя. Держась одной рукой за спину, а другой, опираясь на плечо Романова, он поднялся с пола и сел на диван. Неотрывно глядя на то, как в камине догорают дрова, посидел несколько секунд в раздумье и попросил разрешения позвонить в милицию.
Пока Коновалов звонил, все молчали. Стоило ему вернуть телефон Виктору и поблагодарить за оказанную любезность, как все разом заговорили о Рыльском. Кто-то вспоминал его прошлое, кто-то предсказывал будущее, а я сидел, уткнувшись лицом в ладони, прокручивал в памяти события последних часов и думал о настоящем. И пришел к выводу: ничего удивительного в том, что Максим Валерьянович стал вурдалаком, нет. У меня самого после общения с Худобиными не раз и не два возникало ответное желание попить их кровушки.
* * *Прошло, наверное, около часа после звонка Коновалова, как у ворот, осветив фарами улицу и часть дома с окном, остановился автобус, из которого выскочили люди с автоматами. Коновалов вышел, поздоровался и принялся о чем-то горячо говорить с одним из них. Потом взял у кого-то фонарик и, освещая себе путь, вернулся в зал.
Вернулся и спросил: во что был обут Рыльский.
Бабушка сказала: в тапочки.
– Я спрашиваю, – повысил голос Коновалов, – в какой обуви он приехал сюда?
Все молчали.
– Хорошо, поставлю вопрос по-другому. Чьи черные туфли стоят в прихожей?
Виктор ответил, что если туфли дорогие и с пряжкой, то его.
– Чьи кроссовки?
Я сказал, что если кроссовки дешевые и без пряжки, то мои.
– Старые сандалии?
Романов молча поднял руку.
– Мужские серые ботинки?
Все молчали.
– Мужские серые ботинки? – еще раз громко повторил вопрос Коновалов.
Все снова молчали.
– Ясно, – Коновалов развернулся и быстрым шагом вышел из зала.
Я проводил его до порога. Закрыл дверь и первым высказал предположение о том, что Рыльский с испуга убежал в одних тапочках. Виктор, естественно, тут же возразил мне. Пренебрежительно махнул рукой в мою сторону и заявил, что, по его мнению, важно не то, в чем именно убежал Рыльский: в тапочках или без, а то: зачем.
– Зачем, спрашивается, бежать, если бежать некуда?
Романов попросил объяснить: почему некуда.
– Потому, что, с одной стороны, Мыскино окружает река, а с другой – лес, – ответил Виктор. – А до нормального шоссе, между прочим, восемь километров, и то, если идти не по нашей дороге, где в это время машины не ходят, а напрямую.
«А это значит, – тут же сделал я утешительный для себя вывод, – что никакого следственного эксперимента завтра не будет».
Что и говорить: повезло.
Коновалов вернулся в дом, когда за окном стихли голоса людей и прекратился лай собак. Сел на корточки перед камином, поворошил кочергой дрова в топке и, сладко сощурив глаза, сообщил о том, что ищейки взяли след Рыльского.
– Ну и хорошо! – с облегчением вздохнула бабушка. – А то как бы он еще чего не натворил.
– Да, – не отводя глаз от костра, согласился Коновалов. – Хорошо…
Судя по тому, каким тоном это было произнесено: задумчивым и абсолютно безрадостным, я подумал: на самом деле всё не так хорошо, как кажется.
И не ошибся. Словно подтверждая мои мысли, Коновалов в следующую секунду покачал головой и добавил, что, к его великому сожалению, статьи для вурдалаков в уголовном кодексе, увы, нет.
– А ведь если есть вурдалак, – развел он руками, – значит, должна быть и статья для него, правильно? А иначе-то как?
– Зато есть статья за убийство, – заметил Виктор.
– Да! Но убийство – это, понимаешь, убийство, оно разным бывает, а тут… – Не закончив фразу, Коновалов вздохнул. Поставил кочергу на место и, с видом человека, сделавшего тяжелую, но, как оказалось, во многом бессмысленную работу, сел в кресло.
Странно, но только теперь, после того как речь зашла о вурдалаках, я впервые по-настоящему задумался над тем, как погиб Константин. Нельзя сказать, чтобы я не думал об этом раньше (не думать об этом было просто невозможно), но думал как-то мельком, вскользь, словно боялся, что воспоминание о событиях этой ночи укоренится в моей памяти и отравит ее на долгие годы.
А вот Виктор, похоже, ничего не боялся. Он окликнул Романова и потребовал, чтобы тот как можно подробнее рассказал ему о вурдалаках и вампирах.
– И, главное дело, научите, как бороться с ними!
Прежде чем ответить на вопрос, Романов, как всегда, задумчиво пожал плечами. Сказал, что с вурдалаками, насколько ему известно из книг, бороться практически невозможно. Их можно только убить: серебряной пулей или, на худой конец, осиновым колом в сердце.
– Считается, что они физически необыкновенно сильны и живучи…
– Почему это «считается»? – не удержался, чтобы не уколоть Коновалова, Виктор. – Милиция, например, теперь уже точно знает об этом! Я ведь правильно говорю, товарищ капитан?
Испугавшись, что вот-вот вспыхнет новая ссора, бабушка, не давая Коновалову ответить, повернулась к Романову и громко спросила: как он думает, существуют ли вурдалаки на самом деле или это просто суеверие и вымысел.
– Какое еще суеверие? – всплеснула руками Анечка. – Я же сама, собственными глазами видела, как дядя Максим…
– И все-таки! – Бабушка нетерпеливо кивнула Романову, дескать, говори скорее, пока Коновалов не принялся выяснять отношения с Виктором. Сложила руки на животе и демонстративно приготовилась слушать.
Романов, занятый своими мыслями, не сразу понял, что от него требуется. И только после того, как бабушка призывно кашлянула в его сторону, сказал, что, несмотря на красный диплом, полученный им в те времена, когда учеба в университете давала не только высшее образование, но и знания, уверенности в том, что это суеверие и вымысел, у него нет.
Бабушка попросила объяснить почему.
– Видите ли, – задумчиво произнес Романов. – Меня смущает одно обстоятельство. Боюсь ошибиться, но, по-моему, на планете просто не существует мест, где бы ни слышали о вурдалаках. Они только называются везде по-разному. В некоторых германских землях – альпами, в Индии – бхута или бхуту, не помню, как правильно, на Среднем Востоке – ассамитами, в Румынии – носферату…
