Андрей Троицкий - Удар из прошлого (Напролом)
«Ну, как тебе информация? – спросил Фомин. – На бутылку тянет?» «Я буду у тебя в ближайшую неделю, поставлю ящик, – ответил Девяткин. – Только не поднимай шума. Человек с паспортом Белобородько не преступник. Мой друг, вместе в Афгане воевали. Это недоразумение». «Я по природе молчун, – ответил Фомин, – Но насчет ящика – ловлю на слове. Я уже неделю капли в рот не брал».
Девяткин пересказал Бокову телефонный разговор и стал расхаживать по номеру. Боков глазами следил за его ритмичными передвижениями, как следят за маятником.
«Подумай, Саша, крепко подумай, есть ли у Тимонина знакомые в городе Волгограде, – Девяткин остановился посередине комнаты. – Возможно, там у него деловые партнеры. Или кто-то из дальних родственников. Или любовница». «Любовница в Волгограде – это слишком далеко, – ответил Боков. – Все дела Тимонина я знаю, как свои пять. По-моему, и в Волгограде он ни разу в жизни не был. Ни деловых партнеров, ни родственников, ни знакомых у него там нет. Это точно».
* * * *После долгой паузы Казакевич вздохнул.
– Конечно, это решать вам, возвращаться или остаться здесь, – сказал он. – Но, по правде говоря, Ирина Павловна на вас очень рассчитывала. И я надеялся. Вы – та соломинка, за которую она хватается. Вы – единственная надежда. Понимаете?
– Понимаю, но боюсь…
– Вы ничего не бойтесь, – посоветовал Казакевич. – Деньги на расходы и на все прочее – не проблема. Главное – постарайтесь найти Леню. Кстати, Саша вам помогает?
Казакевич кивнул на застывшего в кресле Бокова.
– Без него я, как без рук.
– Вот и прекрасно, – обрадовался Казакевич. – Ведь у вас уже есть какие-то новые мысли, зацепки?
– Я так устал после вчерашних приключений, – развел руками Девяткин. – Возможно, мысли появятся завтра. А пока…
– Понимаю, понимаю. Вы отдыхайте.
Казакевич ещё минут пять поохал, повздыхал, заявив, что будь его воля, он Девяткина наградил бы медалью «За отвагу». После чего Казакевич решил, что его миссия выполнена. Он встал, Девяткин тоже поднялся, подтянув шорты с пальмой. Казакевич ещё пару минут мял руку милиционера, заглядывая в его глаза, повторял, что Девяткин и есть та последняя надежда и соломинка, за которую хватается… Ну, и так далее. Наконец, Казакевич откланялся. Хлопнула дверь, по дороге зашуршали шины отъезжающего джипа.
– А знаете что? – спросил Боков, долго хранивший молчание. – Пока вы тут разговаривали, я кое-что вспомнил насчет Волгограда.
Девятнин скорчил страшную рожу и прижал палец к губам, Боков пересел на диван и перешел на тихий шепот.
– Еще совсем недавно фирмой владели три компаньона: Тимонин, Казакевич и Виктор Окаемов, которой умер от лейкемии. У Окаемова не было близких родственников. Ни сестры, ни брата, ни живых родителей. Только родич дядя Коля Попов в той самой деревни, где мы были.
– Ну, давай ближе к телу, – прошептал Девяткин.
– И вот я вспомнил один давний разговор между Тимониным и Окаемовым. Дело было перед Новым годом. Окаемову в кабинет принесли почту, он вытащил из стопки открытку с поздравлениями. Очень удивился и говорит, мол, Зудин нашелся из Волгограда. Давно не писал и на тебе, выплыл, как какашка из проруби, с Новым годом поздравляет. Открытка – это только прелюдия к настоящему разговору. Спорю на рубль, Зудин со дня на день позвонит и попросит денег взаймы. Естественно, без отдачи. И засмеялся.
– Зудин, ты говоришь? Что это за личность?
– Они между собой разговаривали, Окаемов и Тимонин. Я только слушал. Так вот, Тимонин тогда тоже спросил, кто такой Зудин. А Окаемов отвечает, мол, дальний родственник, седьмая вода на киселе. Держит какую-то забегаловку на окраине Волгограда. И прогорает на всех начинаниях. Его фирменное блюдо: присылает открытку с поздравлениями, а спустя неделю звонит и просит выслать денег. Вот и весь разговор.
– Не ошибся, фамилия точно Зудин?
– В именах я не ошибаюсь.
– Саша, я всегда говорил, что у тебя светлая голова.
– Если вы это и говорили, то про себя. Я этих слов не слышал.
Девяткин ещё ближе придвинулся к Бокову, прошептал ему на ухо:
– Завтра, тем же рейсом мы вылетаем в Волгоград.
* * * *Тимонин приземлился в Волгограде поздним утром, когда солнце ещё не достигло зенита, но жара обещала побить рекорд столетней давности. Плавился битум, женские каблучки сверлили дырки в мягком, как пластелин, асфальте. Над летным полем поднималось знойное марево, словно по бетону струила свои воды прохладная река.
Сойдя с трапа, Тимонин дошагал до здания аэропорта. В форменных брюках, кителе и фуражке, наезжающей на глаза, он отчаянно страдал, но, обливаясь потом, стоически терпел мучения. Казалось, за время полета портфель потяжелел на полтора пуда, а ботинки, и без того тесные, сами собой уменьшились в размере, и теперь сдавливали ноги, словно каторжные колодки. Температура тела сделалась высокой, как у сталевара, отстоявшего смену у мартеновской печи.
В буфете аэропорта Тимонин почувствовал себя путником, попавшим в прохладный оазис посередине пустыни. Он вставил в рот горлышко бутылки со слабоалкогольным напитком «Экзорцист», в три глотка опорожнил посудину. Ни дьявола, ни жару напиток из человека не изгонял. Скорее наоборот, Тимонин почувствовал, что у него начали зудеть и чесаться пятки. Решил: или он тотчас же снимет с себя форму пожарника или умрет.
Он вышел из аэропорта, взял такси и велел водителю гнать в какой-нибудь магазин, где продают одежду. Перед центральным универмагом Тимонин не отпустил машину, он поднялся в секцию готовой одежды.
В примерочной кабинке он сбросил с себя ненавистную форму. Примерил легкие брюки, яркую рубашку с восточным рисунком из ацетатного шелка и желтые сандали. Глянул в зеркало. Собственное отражение не понравилось человеку. Тимонин решил, что выглядит паршиво, в этой яркой рубашке и ядовито желтых сандалях он сильно смахивает на сутенера с Тверской улицы.
Но выбирать было не из чего, Тимонин пробил в кассе чек. Когда он садился в такси, по ступенькам универмага сбежала продавщица. Обеими руками она сграбастала сложенную в большой прозрачный пакет полковничью форму.
– Гражданин, вы забыли свои вещи, – задыхаясь от бега, крикнула девушка. – В примерочной оставили.
Тимонин сказал в ответ чистую правду:
– Вы ошиблись, – он захлопнул дверцу. – Это не мои вещи.
Такси умчалось, девушка осталась стоять на площади, обхватив руками тюк с влажной от пота формой.
– Куда дальше едем, товарищ полковник? – спросил таксист.
– В ресторан «Императрица», – приказал Тимонин.
* * * *Заведение с величественным названием «Императрица» помещалось на городской окраине, в старом кирпичном задании, занимая подвал и пристройку первого этажа. Тимонин расплатился с таксистом, вошел в ресторан, больше напоминавший рабочую столовую. Действительно, днем здесь кормили комплексными обедами, а в баре продавали дешевое вино и водку. Посетители, мелкие служащие из районной управы, работяги с фабрики пластмасс и окрестная пьянь, валом в «Императрицу» не валили. Но средневзвешенную выручку обеспечивали.
Вот и в этот предобеденный час в зале, напоминающем огромный аквариум, плавала лишь парочка официанток. Какой-то неряшливый старик, занявший столик у двери, глодал карандашный огрызок, который на самом деле был куриной костью, ещё парочка посетителей кроила бутылку белой. Тимонин вдохнул неаппетитные запахи, сел за круглый стол у витрины с видом на пыльную улицу и попросил официантку принести чего-нибудь повкуснее.
– У нас только комплексы, – женщина вытащила из кармана фартука и полистала блокнотик. – Советую комплекс номер два.
– Давайте номер два. И еще, я хотел бы видеть Зудина.
– Валентин Петрович будет после трех.
Тимонин проглотил комплекс номер два, даже не почувствовав его вкуса, выпил стакан водки и покинул «Императрицу», не зная, чем себя занять. Он долго бродил по улицам пока не наткнулся на витрину, заставленную голыми манекенами в париках и надписью «парикмахерская» по стеклу. Он зашел в тесный мужской зал, где, читая газету, скучал один единственный пожилой мастер. Занял кресло и велел побрить себя и сделать хорошую стрижку.
Через двадцать минут мастер закончил работу, помассировал гладко выбритые щеки Тимонина вонючим кремом. Затем смотал с его шеи белую тряпку, снял с груди клеенчатый детский слюнявчик. Парикмахер решил, что с этого пижона в шелковой рубашке и модных портках запросто можно взять двойную, нет, тройную цену. Заплатит, не глазом не моргнет, не поморщится. Тимонин встал с кресла, подошел ближе к зеркалу и повертелся перед ним.
– Модельная стрижка, супер люкс.
Мастер поднял кверху большой палец и огласил цену.
– И за это дерьмо я ещё и платить должен? – удивился Тимонин.
