Валерия Вербинина - Девушка с синими гортензиями
– Нет. Я же говорю вам, там уже ничего не было. Драгоценности после первой попытки ограбления были отданы семье и в конце концов достались родным актрисы, которые в прошлом году их продали. Причем список проданного не совпадает с тем, что, по нашим данным, Рейнольдс распорядился похоронить с телом жены. – Бриссон с любопытством посмотрел на Амалию. – Можно спросить? А почему вы всем этим интересуетесь?
– Так, пытаюсь уяснить для себя разные детали. – Амалия поднялась с места. – Надеюсь, мсье Бриссон, вы не упустите Раймона Обри в мое отсутствие.
– В ваше отсутствие?
– Да, мы с мсье Видалем должны прокатиться в Эммерих. Это займет несколько дней. Если Обри уже будет в состоянии говорить, спросите его, за что именно Рейнольдс заплатил ему деньги. Если капитан будет отпираться, скажите ему, что бросите его без охраны. Ручаюсь, раненый сразу же вспомнит много чего интересного.
Когда Бриссон и Видаль удалились, Амалия сняла с полки описание городов Франции и стала читать статью об Аржантее. За этим занятием ее и застал Александр.
– Можно? – спросил сын. – Надо поговорить.
Однако тут он увидел на столе фото одного из воров и изменился в лице.
– Кто это? – спросил молодой человек. И, когда мать объяснила, страдальчески проговорил: – Боже мой…
– В чем дело? – встревожилась Амалия.
Александр ответил не сразу.
– Я видел этого человека… Он стоял рядом со мной на вручении наград спасателям. И, когда Жинетта подошла к нам, уставился на ее украшения. Просто глазами их ел! Значит, он и есть грабитель? Его все-таки поймали?
– Его убили, как и всех остальных, – ответила Амалия. – Ты сказал, что хотел о чем-то со мной поговорить?
– Да, о Мише. Брат… – Александр замялся. – Учти, я обещал ему, что ты не будешь сердиться! Он уходит из семьи.
Амалия откинулась на спинку кресла. Вот, значит, как…
– Это из-за кузена Лизы? – сухо спросила она.
– Нет, вовсе нет. Мише все равно, что там было у его жены и с кем. Просто… просто он приехал из России не один, а… с той самой балериной. Он увез ее с собой.
– И теперь просит у меня благословения на развод? – Амалия не могла удержаться от улыбки. – Хватит, Саша. Скажи Михаилу, что он может жить с кем хочет. Для меня главное, чтобы ему было хорошо.
Александр кивнул. И после небольшой паузы спросил:
– А… а ты уже поняла, кто убил Жинетту?
– Нет, – сказала Амалия. – Если ты хочешь мне помочь…
– Конечно!
– У тебя ведь сохранилось то кольцо с изумрудом, которое ты ей дарил? Видаль когда-то дал мне список ювелиров, чьи украшения она носила… – И Амалия объяснила сыну, что именно от него требуется.
– Думаешь, это может быть важно? – спросил Александр.
– Я все больше и больше убеждаюсь, – рассеянно ответила баронесса, – что в этом деле все связано. Да, именно так.
Глава 6
Высокое окно
Когда впоследствии Пьер Видаль думал о той поездке в Эммерих, он прежде всего вспоминал угрюмые лица людей, ценники со множеством нулей и общее ощущение обманчивого внешнего порядка при полном внутреннем разладе. Была германская империя, наводившая трепет чуть не на полмира, и вот уже нет ни империи, ни императора; была война, упорная и кровопролитная, которая обернулась поражением… Победителям покорились, но их ненавидели, и на всякого, кто говорил по-французски, в Германии смотрели с неприкрытой злобой.
В те дни Видаль предпочитал больше слушать и дожидаться объяснений своей спутницы, которая отлично говорила по-немецки. У нее был список людей, так или иначе связанных с делом Лантельм, – следователя, его помощника, фотографа, доктора и даже рыбака, который нашел тело актрисы. Амалия предполагала опросить всех их, но в конце концов ей пришлось довольствоваться беседой со следователем Шварцем и доктором Гротом. Фотограф и помощник следователя погибли на войне, как и молодой рыбак. Более того, оказалось, что полицейский архив Эммериха, включая папку с материалами по гибели Лантельм, сгорел во время войны. Для Амалии, которая очень рассчитывала на фотографии, сделанные во время следствия, это был нешуточный удар. Теперь оставалось только уповать на профессиональную память людей, которые занимались делом Лантельм и могли рассказать о том, что обнаружили.
Следователю Шварцу было на вид около пятидесяти лет. Умное, но уставшее лицо, светлые седоватые волосы, тонкие губы упрямо сжаты… Видаль почти не сомневался, что его будет нелегко разговорить, но баронесса Корф и тут оказалась на высоте. Она похвалила Бетховена, Вагнера и Гёте, как бы между прочим упомянула о своих немецких корнях и выразила надежду, что будущее Германии будет куда лучше ее настоящего. Шварц окинул ее взглядом и снизошел-таки до сдержанной улыбки.
– Что именно вас интересует в деле Лантельм? – спросил он.
– Все, – честно ответила Амалия.
– Боюсь, я мало чем смогу вам помочь, – признался ее собеседник. – Мне ведь так и не дали довести расследование до конца. На меня было оказано очень сильное давление.
– Но вы все же пришли к каким-то выводам?
– Да, – ответил Шварц спокойно. – Это не несчастный случай. А что до самоубийства… Знаете, люди не бросаются в окно со шпилькой в руке.
– Значит, шпилька действительно была? – вырвалось у Амалии. – По правде говоря, я полагала, что ее вложили в руку жертвы.
– Мне пришло в голову то же самое, и я обсудил такую возможность с доктором. Но тот был категоричен: женщина конвульсивно стиснула пальцы, упав в воду. Нам стоило большого труда разжать их, так что и я в конце концов исключил возможность того, что кто-то мог вложить шпильку в руку актрисы уже после смерти.
– Шпилька находилась в правой руке? – уточила Амалия.
– Да.
Амалия вытащила из волос шпильку и сжала ее в кулаке.
– Вот так?
Следователь внимательно посмотрел на ее руку.
– Нет, – внезапно сказал Шварц. И, разжав пальцы Амалии, переложил шпильку остриями вверх. – Она была зажата в руке жертвы вот так.
– Любопытно… Когда шпильку вытаскивают из прически, ее обычно держат остриями вниз, – медленно проговорила Амалия. – А что с каютой жертвы? Вы ведь ее осматривали? Может быть, заметили что-нибудь?
– Боюсь, я вас разочарую, – усмехнулся следователь. – Там позаботились как следует все прибрать. Даже мусорная корзина в ее каюте стояла пустая, хотя рядом в складке ковра я нашел обрывок какого-то письма. Одним словом, уничтожили все следы, если таковые имелись.
– У дворецкого Андре Фонтане имелись запасные ключи от всех кают, – сказала Амалия. – Вы говорили с ним об этом?
И тут в глазах следователя впервые мелькнуло нечто вроде искорки уважения. Он наклонил голову.
– Да. Запасной ключ от каюты Лантельм находился среди остальных ключей. Но не там, где должен был лежать.
– Объяснитесь, – попросила Амалия.
– Андре Фонтане, сколько я могу судить, был аккуратным человеком. Ключи от кают были разложены в алфавитном порядке фамилий, и первым должен был идти ключ Ролана Буайе. Так вот, ключ Лантельм оказался не на своем месте, а впереди ключа Буайе.
– То есть его кто-то брал, а затем вернул на место, не заметив, что нарушил порядок, – подытожила Амалия. – А у дворецкого не было никаких соображений по поводу того, кто это мог сделать?
– Любой из присутствующих, я полагаю. Приблизительно 20 июля дворецкий отдал Эттингеру запасной ключ от его каюты. Тогда все ключи лежали на местах. Потом Фонтане ключи не проверял, потому что в том не было нужды. Иными словами, между 20 и 24 июля кто-то брал ключ и затем вернул его. Я уже готовил бумагу об изъятии вещественного доказательства, уже договаривался о том, чтобы как можно скорее снять с ключа отпечатки пальцев, но… – Шварц развел руками и грустно улыбнулся.
Доктор Грот подтвердил слова следователя по поводу шпильки и добавил, что на теле жертвы не наблюдалось следов удушения или иных насильственных действий. Впрочем, если женщина не умела плавать, достаточно было вытолкнуть ее в окно, и жертва бы захлебнулась сама, оказавшись в бурной реке.
Когда вечером Амалия и Видаль вернулись в отель, их ждала телеграмма.
– Что-нибудь важное? – спросил журналист, видя, как просияло лицо его спутницы.
– Луи Дюперрон все-таки отыскал яхту. – Амалия подала ему телеграмму. – Он нашел «Аметист», как теперь называется «Любимая». Правда, в довольно скверном состоянии, это все же лучше, чем ничего. Возвращаемся в Париж!
В Париже Амалию ждал инспектор Бриссон.
– Инспектор, я вижу, что вы пришли не с пустыми руками! – воскликнула, едва увидев его, Амалия. – Капитан Обри рассказал вам что-то важное?
– Он во всем признался, – объявил инспектор, по-мальчишески ухмыляясь. – Рейнольдс заплатил ему, чтобы Обри дал показания в его пользу. По словам раненого, на суде капитан хотел честно заявить, что не знает подробностей отношений хозяина с мадемуазель Лантельм. Но Рейнольдс настоял на том, чтобы Обри сказал, будто они были дружной, любящей парой и прочее в том же духе. Рейнольдс был уверен, что слова человека в форме будут иметь больший вес, чем показания остальных, и не просчитался.
