Полина Дашкова - Небо над бездной

Соня опустилась на скамейку, минуту молча курила, потом равнодушно произнесла:

– Можно открыть, нельзя, какая разница? Ладно, пора спать. Завтра вставать в семь.

Они вошли в ярко освещенный холл. Их встретила бессменная администратор, засверкала улыбкой, подняла руки, изображая гостеприимные объятья.

– Добрый вечер. Вот, пожалуйста, ваши ключики. Спокойной ночи, приятных снов.

Дима взял ключи и спросил:

– Скажите, я могу быть уверен, что горничная Лойго или какая-нибудь другая горничная не ворвется опять ко мне в номер ночью?

– То есть вы хотите сказать, заказик отменяем?

– Какой заказик?

– Господин Савельев, но вы же сами заказали эротический массаж и просили, чтобы опять была Лойго, как в прошлую ночь, – администраторша пропела это тем же сладким голосом, не изменив интонации.

Она обращалась к Диме, при этом блестящие голубые глаза смотрели на Соню. Соня попыталась взять у Димы свою сумку и уйти, но он не отдал, вцепился сразу в ремень и в ее руку.

– Подожди. Я ничего не заказывал. Она врет.

– Согласно категории нашего отеля, первая услуга такого рода у нас предоставляется бесплатно, – спокойно продолжала администраторша. – Конечно, гость может сам отблагодарить девушку, дополнительно, в виде чаевых, но это на его усмотрение. Все последующие заказы оплачиваются в соответствии с установленным прейскурантом. Конфиденциальность гарантируется. Извините, господин Савельев, я не поняла, заказик мы отменяем или все-таки нет?

– Не было никакого заказа, вы это отлично знаете, и хватит тут устраивать спектакль. Софья Дмитриевна вам все равно не верит.

– Я очень извиняюсь, Софья Дмитриевна, мне, право, неловко вести при вас такие разговоры, но я в некоторой растерянности, господин Савельев все не может определиться с заказом. Дело в том, что он попросил, чтобы Лойго являлась к нему в номер каждую ночь, и оплатил вперед еще два посещения. Теперь получается, мы денежки ему должны вернуть.

– Что я оплатил? Когда? Сколько?

– Да утречком сегодня, как пришли завтракать, так сразу и оплатили, семь тысяч сто двадцать четыре рубля тридцать две копеечки.

Дима застыл и сильней сжал Сонину руку.

– Покажите мне чек.

– Господин Савельев, чек у вас. Мы копий себе не оставляем. Гарантия конфиденциальности, сами понимаете.

– Ладно. В таком случае верните мне деньги.

– Извольте чек, я верну деньги.

– Но у меня его нет, и вам это известно.

– Поищите. Наверное, вы оставили его в номере. Деньги возвращаются только при наличии чека. Но оплаченный заказ может быть выполнен и при отсутствии чека.

– Все, пойдем, – Дима потянул Соню за руку к лестнице, – надоел этот бред.

Они прошли молча два пролета. Дима все не отпускал Сонину руку. Было пусто и тихо.

– Сейчас на минуту зайдем ко мне, я возьму зубную щетку, – сказал Дима.

– Не нужно. Ты будешь спать в своем номере. Спокойной ночи.

– Ну уж нет. Извини. Я буду спать у тебя в гостиной, на диване. Скажи, ты что, поверила этой механической стерве?

– Какая разница? Отпусти, пожалуйста, руку, отдай сумку. Я очень устала.

– Что угодно можешь говорить, я тебя в этом мерзком заведении одну не оставлю ни на секунду. В конце концов я отвечаю за твою безопасность. Это моя работа.

Она ничего не ответила, молчала, пока Дима возился с дверью, проверял замки. Он сразу обнаружил, что защелку можно открыть снаружи с помощью монеты или перочинного ножа.

– Так я и думал. Запереться тут невозможно. Все, идем к тебе. Сейчас уже поздно, а завтра позвоню шефу. Надо уматывать из этого отеля как можно скорее. Соня, ну что ты молчишь? Я не пользуюсь проститутками. Как тебе это доказать?

– Не надо доказывать. У мужчин так устроен организм, вам обязательно нужно это, и ничего страшного. Воздержание не входит в твои служебные обязанности.

Дима захлопнул дверь своего номера.

– Значит, ты поверила этой ведьме? Утром, пока ты собиралась на завтрак, я пожаловался ей, что ночью ко мне в номер зашла горничная. Знаешь, что она ответила? Что ни одной горничной ночью в отеле нет. У них рабочий день с восьми утра до шести вечера, и, наверное, мне это просто приснилось.

Они дошли до Сониного номера. Система замков там была такая же, и Дима придвинул к двери тяжелое кресло. Соня, так ни слова не сказав, отправилась в душ. Он нашел в шкафу подушку, одеяло, запасной комплект белья, постелил себе на диване. Снял свитер, отстегнул портупею, пистолет спрятал под подушку. Сонина сумка осталась у него. Он вытащил ноутбук, отнес в кабинет. Батарея была разряжена, он подсоединил провод. Его слегка зазнобило, когда он взглянул на портрет Сталина, висевший над столом.

Дверь из гостиной в спальню была приоткрыта. Он услышал, как Соня вышла из ванной, как скрипнула кровать.

– Соня, можно я пройду в душ?

– Конечно, проходи.

Он быстро прошмыгнул через спальню, закрылся в ванной и, взглянув в зеркало при ярком свете, увидел, что лицо его пылает. Успокоиться он сумел, только постояв несколько минут под ледяной водой. Когда возвращался назад, в гостиную, решился взглянуть на Соню. Она читала. Не отрывая глаз от книги, пожелала ему спокойной ночи.

Растянувшись на неудобном диване, Дима уставился в потолок. У него была с собой книга «Магия шпионажа», с дарственной надписью от автора Михаила Павловича Данилова, Сониного деда. Они познакомились в Париже, после того как Дима забрал Соню с яхты Хота. Девяностолетний Данилов впервые за многие годы вылез из своего тихого Зюльт-Оста, прилетел вместе с Зубовым в Париж, чтобы встретить внучку.

До того как Зубов перетащил Савельева в службу безопасности Петра Борисовича Кольта, они оба служили в Управлении по борьбе с терроризмом. Забрать Соню с яхты в маленьком французском порту было не так трудно. Диме доводилось работать в значительно более жестоких и опасных условиях. Когда старик Данилов обнял его и, всхлипывая, шмыгая носом, бормотал всякие сентиментальные глупости, ничего, кроме неловкости, Дима не испытал, хотя раньше ему бывало приятно видеть счастливых родственников освобожденных заложников, слушать слова благодарности.

Дело в том, что, пока он вез Соню до Парижа, утешал ее, гладил по голове, у него возникло странное чувство. Ему стало казаться, будто эту операцию он провел не по служебной обязанности, не для Кольта, а для себя лично. Он не мог понять, что с ним произошло. Почему совершенно чужая женщина, к тому же вовсе не в его вкусе, вдруг вызвала такую бурю эмоций, заставила думать о себе, вспоминать долгую дорогу по французскому автобану, щекотное прикосновение светлых волос, тепло и нежность мокрой от слез щеки, запах меда и лаванды.

После развода с женой Дима год пребывал в какой-то тупой растерянности. Они прожили вместе восемь лет. Жену он любил, и вроде бы она его любила. Она работала юрисконсультом в небольшой торговой фирме. Работа была унылая, но почти каждую неделю устраивались веселые корпоративы, прогулки на теплоходах, выезды за город. Жена это обожала, ей требовались, как воздух, большие шумные компании, хохот до упаду, и чтобы постоянно происходили события, кипели страсти. Если событий и страстей не хватало, она сама их создавала. Дима никак не соответствовал такому высокому накалу. Он не мог постоянно ссориться и мириться ради того, чтобы, как она говорила, не закисать в рутине повседневности.

На пятом году совместной жизни ей с ним стало слишком скучно, а ему с ней слишком весело. На корпоративах она много пила. Дома тоже пила. Он не мог составить ей компанию. На шестом году он испугался, что она сопьется.

Последовали два года борьбы, тщетных попыток лечения, грязных скандалов, истерических примирений с клятвами, что она завяжет и они наконец родят ребенка, начнут все заново. Диму не покидало жуткое, сосущее душу чувство вины и безнадежности. Ему казалось, что это он превратил ее, яркую, остроумную, жизнерадостную, в чудовище, которое с визгом и матом пытается вырвать у него бутылку, когда он выливает содержимое в раковину.

Ее не уволили с работы, она вставала утром, красилась, одевалась и выглядела вполне прилично. Никто не догадывался, что она пьет, кроме Димы и ее родителей. Они винили во всем Диму. После бурных сцен он не мог заставить себя лечь с ней в одну постель. Она громко жаловалась по телефону маме и многочисленным подругам, что он больше не мужчина.

Когда они поженились, он очень хотел ребенка. Но теперь был рад, что у них нет детей. Го д назад они развелись и легко разменяли трехкомнатную квартиру на двухкомнатную для нее и однокомнатную для него.

Весь год ему снились бурные сцены, у него звучал в ушах мат, хохот, рыдания.

Только рядом с Соней это забывалось, таяло.

Лежа на диване, Дима в десятый раз перечитывал дарственную надпись:

«Дорогой Дмитрий!

Спасибо Вам за Сонечку. Храни Вас Бог!

Зубов привез для него книгу из Зюльт-Оста, но забыл о ней и передал только перед отлетом в Вуду-Шамбальск. Дима начал читать, но не мог сосредоточиться. Присутствие Сони за стеной туманило голову. Свет не гас в спальне. Он тихо произнес: