Мумия для новобрачных - Мария Вадимовна Жукова-Гладкова
– Его предки эмигрировали во Францию?
– Да. Но всех детей учили русскому языку. Они читали русских классиков, изучали русскую историю и, естественно, не по советским учебникам, и всегда следили за происходящим в России. Алекс даже специальность выбрал, чтобы иметь возможность ездить в Россию.
– С какой целью? – хитро посмотрел на Костю следователь.
Мы все усмехнулись. Костя вспоминал дальше. Свиридов‐Броше занимался балетом, но получил травму и пошел учиться на менеджера балетной труппы – или что-то в этом роде. Балет он очень хорошо знает. И оперу знает. Но сам любит рок. Или он так говорил. Или заинтересовался роком из-за того, что известный русский рокер Константин Мартьянов купил квартиру и требовалось каким-то образом найти к нему подход.
– Странно, что Моисеич про него не вспомнил, – заметил Костя.
– Ничего странного, – ответил следователь. – Мы не упоминали при нем Свиридовых. Это вы про них знаете. А с какой стати нам было рассказывать вашему администратору, кто проживал в вашей квартире до революции? Захотите – сами расскажете. Но про Свиридова-Броше я его сам расспрошу. И попробую выйти на этого француза, побеседовать по видеосвязи. Может, что-то и поведает интересное, раз клад все равно уплыл.
– Кстати, а ведь Свиридов‐Броше стал организовывать гастроли уже после того, как я эту квартиру купил… Или с нами со всеми познакомился после этого. В предыдущей моей квартире он не бывал, – задумчиво произнес Костя.
Я подумала, что неизвестный мне Алекс Свиридов‐Броше вполне мог знать, что включал в себя клад. Описи, скорее всего, не составлялось (хотя как знать?) или не сохранилось, если клад начала или первой половины девятнадцатого века, но какие-то рассказы явно передавались из поколения в поколение эмигрантов. Может, о количестве сервизов, их примерном составе, примерном (или даже точном) количестве предметов. Что полиции и Следственному комитету искать?! Наверное, следователь не станет сразу же объяснять гражданину Франции, что ему претендовать не на что.
Из дневника Елизаветы Алексеевны, 1820 год
Дверь нам открыла высокая и тощая горничная средних лет. Мой муж вручил свою визитку и сказал, что его супруга (я) – это родная сестра Алексея Алексеевича Свиридова. При упоминании имени моего брата горничная дернулась и в ужасе посмотрела на меня.
Она считает меня заразной?
Горничная предложила нам подождать в прихожей – темной и весьма убогой. Мне показалось, что я слышу детский голос. Может, это у соседей? Стены в этом доме должны быть тонкими и специально звукоизоляцию тут делать никто не стал бы – как мы в комнате у Лешеньки после того, как он начал бросаться на стены. А здесь давно следовало бы поменять пол, вон даже доска одна провалилась, и хозяйка ничего по этому поводу не делает. Можно же плотника вызвать! Ведь ногу же можно подвернуть, растянуть, сломать. Я подумала, что нужно аккуратно делать каждый шаг, в моем положении падать нельзя, а тут могут оказаться и другие сгнившие доски.
Горничная вскоре вернулась и пригласила нас пройти в комнату – гостиную с двумя окнами. Вообще, как я поняла, здесь было три хозяйские комнаты и кухня с комнатенкой для прислуги. За овальным столом в гостиной сидела женщина, которая встала, когда мы вошли. В окна падал тусклый свет – как часто бывает в это время, небо в Санкт-Петербурге было затянуто низко висевшими тучами.
Женщина встала, и мы сразу же увидели…
Я перевела взгляд с покрытого язвами лица на руки, потом снова подняла глаза на лицо.
– Меня заразил ваш брат, Елизавета Алексеевна, – вместо приветствия сказала она. – Присаживайтесь. Чаю?
Мы отказались.
– Боитесь? – усмехнулась она.
– Вы думаете, что я не интересовалась, можно ли заразиться сифилисом через посуду? Находясь с человеком в одном помещении? Наш с Алексеем Алексеевичем младший брат на врача учится. Всю доступную литературу проштудировал. Нельзя пользоваться одной посудой с больным. Нельзя вытираться одним полотенцем, мыться одной мочалкой, носить его одежду даже после стирки, спать в его постели. Я регулярно навещаю брата, сижу рядом с ним. С ним в квартире проживает дядька Степан. Никаких признаков болезни у него нет, хотя он регулярно прикасается к моему брату.
– Цепной пес, – хмыкнула Анна Николаевна. – Отказался сообщить мне ваш адрес. Даже письмо вам передать отказался.
– Вы хотели со мной встретиться? – удивилась я. Хотя, наверное, удивляться было глупо. Брат же явно не передает ей теперь деньги. Он же ничего не может сказать!
– Да, хотела. И дважды чуть не поймала вас у дома Алексея Алексеевича. Я выхожу в очень густой вуали… Вы же понимаете. У дома стоять не могу. Один раз вы вышли из кареты и сразу нырнули в подъезд. Я ждала три часа, замерзла, сил больше не было стоять. Второй раз наоборот, вы только вышли и сели в свою карету – а я пешком приближалась к дому. Пока я ловила извозчика… Он не смог вас догнать.
