Парадокс лося - Антти Туомайнен
– Да уж, вы действительно показали себя храбрецом, – отвечаю я.
Самппа кивает. Кажется, он немного взволнован.
– Я сам себя расколол, – говорит он. – По своей инициативе.
– Именно так.
– Я уж такой, какой есть.
– Это правда.
– Мне одного раза хватило.
Не знаю, что Самппа имеет в виду, но мне надо поощрить его к продолжению разговора.
– Вы защищали… – говорю я, судорожно подбирая подходящее слово, и мне не приходит в голову ничего лучше: – Свою уязвимость.
– Теперь я вижу, что вы понимаете, о чем я толкую, – говорит Самппа. – Это длится уже на протяжении нескольких недель. Я должен был прятаться перед входом в Парк, когда вы задерживались на работе. Мне приходилось скрываться вон в том кустарнике; и, когда вы гасили свет у себя в кабинете, я сообщал об этом и сразу отправлялся на велосипеде домой.
То, о чем говорит Самппа, пробуждает у меня в памяти яркие воспоминания о той ночи, когда на меня напали на задворках Парка. Помню, тогда я удивился стоявшему на автомобильной парковке велосипеду, который заметил из окна своего кабинета. Велосипеду, который исчез к тому моменту, когда я проходил мимо того места, где он только что стоял. А буквально через несколько мгновений меня колотили лбом по металлической эстакаде. Кроме того, я вспоминаю, как…
– Шпионить за мной тебя попросил Юхани, так ведь? – спрашиваю я как можно более нейтральным голосом.
Самппа кивает.
– Я думал, в этом нет ничего плохого, – говорит он. – Ведь так оно и есть, правда? Но, когда я слушал вас сегодня, у меня на душе заскребли кошки. И я решил, что нам лучше вот так, глядя друг другу в глаза, разобраться с этим.
– Мы разобрались с этим, – отвечаю я.
Самппа какое-то время молчит. Он внимательно смотрит на меня, и я вижу, что он о чем-то усиленно думает.
– Выгорание?
– Что-что?
– Эмоциональное выгорание? – произносит он. – Поэтому вы отошли в сторону?
Я понимаю, что мне, насколько возможно, нужно быть с Самппой откровенным, раз он откровенен со мной.
– У меня проблемы с бизнесом, – говорю я.
– Если захотите поговорить со мной об этом, я готов в любое время. – Самппа вскидывает руки, оттопыривает большие пальцы и указывает ими на себя.
Мне требуется несколько мгновений, чтобы понять, что Самппа имеет в виду. Я благодарю его и вдруг кое о чем вспоминаю.
– Самппа, я хочу попросить вас еще об одной вещи. Не говорите Юхани, что мы с вами, так сказать, с глазу на глаз разобрались с этим.
– Все, о чем мы с вами сейчас переговорили, теперь вот тут! – Самппа хлопает себя по левой стороне груди.
21
Шопенгауэр мурлычет и дрожит, как маленький старый автомобиль, устраиваясь на диване поудобнее. Я рассказываю ему о последних событиях и как могу обрисовываю перспективы возможной смены места жительства. Шопенгауэр реагирует на новости в своей обычной манере: он явно пытается улечься так, чтобы обдумать все не спеша и не принимать решений с бухты-барахты. Я говорю ему, что и сам с удовольствием занялся бы обстоятельным анализом ситуации, но, к сожалению, такие размышления не всегда возможны. Мне самому странно это слышать из собственных уст. Но если я чему и научился за свою карьеру в Парке приключений, то это тому, что на самом деле никогда ничего нельзя предсказать. Но всегда стоит все просчитывать. И что, как я давно подозревал, эти два подхода вовсе не являются взаимоисключающими. Шопенгауэр наконец находит удобное местечко в уголке дивана, поворачивается на бок и начинает умываться.
Я протягиваю руку и ставлю чашку с чаем на прикроватный столик. За окном черно, если не считать освещенных окон в доме напротив, будто парящих во тьме. Выстроенные в строгом порядке золотые, пестрые, тусклые и яркие квадраты в черном океане или бесконечном космосе.
Встаю с дивана и думаю, что сегодня мне осталось только почистить зубы (четыре с половиной минуты) и послать текстовое сообщение Лауре Хеланто (десять или даже пятнадцать минут). Потом надо постараться уснуть. Однако через пять секунд у меня уже совсем другие мысли.
Зуммер домофона столь же громкий, сколь и неожиданный. Ума не приложу, кто бы это мог ко мне заявиться. Иду в прихожую, размышляю с минуту, потом поднимаю трубку и слышу знакомый голос.
Юхани влетает в квартиру прежде, чем я успеваю его поприветствовать или о чем-то спросить. Он разувается в прихожей, но не снимает куртку и прямо в верхней одежде направляется в гостиную. Там останавливается и усаживается в кресло перед стеллажом с книгами. Непохоже, однако, что он собирается изучать мою состоящую в основном из книг по математике обширную библиотеку, находящуюся по правую руку от него. Как и утром, румянец покрывает его щеки, но Юхани уже не выглядит возбужденным и веселым. Не осталось следа и от его обычной беззаботности. Я замечаю, что даже Шопенгауэр настороженно следит на ним взглядом.
– Не понимаю, что происходит, – говорит Юхани. – Мне позвонил Куйсма Лохи. Я думал, что мы обо всем договорились, когда заключали договор. Но он сказал, что пересмотрел свое предложение. И теперь он предлагает нам в десять раз меньше.
Я сажусь на диван на то же место, где сидел до прихода брата. Юхани находится от меня по другую сторону стола. Свет от лампы, под которой я обычно читаю, – это высокий торшер справа и чуть позади Юхани, – падает ему на волосы и на щеку, отбрасывая глубокие тени под глазами. От этого Юхани выглядит внезапно постаревшим. Я думаю о своих расчетах и о том, что знаю о поступках брата.
– Десятой части первоначальной суммы мне не хватит даже на то, чтобы разобраться с проблемой из-за страхования жизни, а решить ее надо срочно. Десятая часть – это даже не… Ты должен придумать, как нам вернуться к первоначальному предложению.
– Я?
– Ты ведь по-прежнему отвечаешь за бухгалтерию Парка и вообще за финансы, за все эти цифры.
– Только в той части, что относится к периоду, когда я руководил Парком. Мне не кажется, что эта проблема связана с периодом моих полномочий.
Юхани переводит взгляд на формулу Гаусса на стене. Я снова думаю о том, какое удовольствие на протяжении многих лет доставляет мне эта формула, собственноручно написанная математиком. Каждый раз я нахожу в ней что-то новое, стоит только поискать.
