Большой налет. Агентство «Континентал» - Дэшил Хэммет
Кноб-Вэлли — городишко с неполной тысячей жителей, грязный и унылый. Меня доставил туда местный поезд Сан-Франциско — Сакраменто сразу же после полудня.
Я немного знал тамошнего шерифа — Тома Орта. У него я застал ожидавших меня людей. Орт представил нас друг другу. Помощник шерифа, Эбнер Пейджет, неповоротливый тип лет сорока с небольшим обвислым подбородком, худым лицом и блеклыми умными глазами, мне сразу понравился. Итальянца звали Джио Кереджино — низкорослый брюнет с пышной шевелюрой, крепкими желтыми зубами, которые он демонстрировал в вечной усмешке, обитавшей под черными усами, и кроткими карими глазами.
Пейджет показал мне фотографию. Обгоревший кусочек бумаги величиной с монету в полдоллара, вероятно, часть снимка, которую не уничтожил огонь. Рут Бэнброк — никаких сомнений. Необычно возбужденное, как у людей, чем-то одурманенных, и глаза больше, чем на всех других фотографиях, но ее, несомненно ее лицо.
— Говорит, — пояснил Пейджет сухо, указывая движением головы на итальянца, — что нашел это позавчера. Ветер швырнул снимок ему прямо под ноги, когда он шел неподалеку от своей усадьбы. Он поднял фотографию и, сам не зная почему, сунул ее в карман.
Эбнер замолчал, задумчиво глядя на Кереджино. Тот энергично закивал головой.
— Так или иначе, — продолжал помощник шерифа, — он приехал сегодня утром в город и увидел снимки в газетах из Фриско. Тогда пришел сюда и рассказал обо всем Тому, а мы с Томом решили, что лучше всего будет позвонить в твое агентство, так как в газетах писали, что вы ведете дело.
Я взглянул на итальянца. Пейджет, читая мои мысли, пояснил:
— Кереджино живет на холмах. Там у него виноградники. В наших краях он несколько лет, и я еще не слышал, чтобы он кого-нибудь убил.
— Вы помните, где нашли снимок?
Улыбка под усами стала еще шире, а голова совершила движение вверх и вниз.
— Пожалуй, помню.
— Едем туда, — предложил я Пейджету.
— Ладно. Едешь с нами, Том?
Шериф ответил, что он не может: неотложные дела в городе. Пейджет, Кереджино и я уселись в пропыленный форд помощника шерифа.
Ехали около часа по дороге, вьющейся по склону Моунт-Диабло. Потом, соответственно указаниям итальянца, свернули с шоссе на пыльную и разбитую дорогу. По ней проехали еще милю.
— Где-то здесь, — сказал Кереджино.
Пейджет затормозил. Мы вылезли из машины. Полянка. Деревья и кусты отступили от дороги метров на семь, образовав в лесу небольшую площадку.
— Примерно здесь, — заявил итальянец. — Сдается мне, что здесь, возле пня. Наверняка, между тем и этим поворотом…
Пейджет был сельским жителем. Я — нет. Поэтому я ждал, чтобы он начал действовать.
Стоя между мной и итальянцем, Эбнер Пейджет неторопливо разглядывал поляну. Потом его блеклые глаза оживились. Он обошел форд и направился к дальнему краю поляны. Я и Кереджино шли следом.
Там, где начинались кусты, костистый помощник шерифа остановился, чтобы присмотреться к чему-то. На земле виднелись следы покрышек. Какой-то автомобиль сворачивал сюда.
Пейджет пошел дальше в глубь леса. Итальянец едва не наступал ему на пятки. Я оказался замыкающим. Пейджет шел по чьим-то следам. Я никаких следов не видел: то ли они с итальянцем стирали их, то ли не такой уж из меня индеец. Так мы шли некоторое время.
Помощник шерифа остановился. Остановился и итальянец.
— Ага, — сказал Пейджет так, как если бы нашел то, что надеялся найти.
Итальянец выкрикнул что-то с упоминанием имени Бога. Я придавил ногою куст, чтобы увидеть то, что увидели они. И увидел.
Возле дерева, на боку, с подтянутыми к подбородку коленками лежала мертвая девушка. Вид у нее был не особо приятный. Птицы уже добрались до жертвы.
Табачно-коричневый плащ наполовину сполз с плеч. Я знал, что это Рут Бэнброк, еще до того, как перевернул ее на другой бок, чтобы увидеть часть лица, прижатую к земле, которую птицы не расклевали.
Кереджино стоял и глядел на меня, когда я осматривал девушку. Его лицо выражало спокойную скорбь. Помощник шерифа не обращал внимания на труп, а бродил по зарослям, всматриваясь в следы на земле. К трупу он вернулся тогда, когда закончил осмотр.
— Ее застрелили, — сказал я. — Один выстрел в висок. Перед тем, пожалуй, была борьба. На прижатой телом руке остались следы. При девушке ничего нет… ни денег, ни драгоценностей.
— Согласен, — кивнул Пейджет. — На поляну из автомобиля вышли две женщины. Может быть, три, если две несли эту. Не могу сообразить, сколько их вернулось в машину. Одна была крупнее, чем та, что лежит здесь. Началась возня. Ты нашел пистолет?
— Нет.
— Я тоже нет. Наверное, его увезли в машине. Там есть следы костра. Он кивнул налево. — Жгли бумаги. От них ничего не осталось. Думаю, что тот снимок, который нашел Кереджино, унес из костра ветер. В пятницу вечером или в субботу утром, по-моему… Не позднее.
Я поверил помощнику шерифа на слово. Дело свое он знал.
— Пойдем, я что-то тебе покажу, — сказал он и повел меня к кучке пепла.
Нечего было там показывать. Он хотел поговорить со мной так, чтобы итальянец не слышал.
— По-моему, с ним все в порядке, — сказал Пейджет, — но будет лучше, если я малость задержу его, чтобы убедиться. Этот участок дороги несколько в стороне от его дома, а кроме того, что-то малый запинался, когда объяснял, как оказался здесь. Возможно, ничего особого. Все местные итальянцы потихоньку торгуют вином; возможно, именно с этим и связано появление тут Кереджино. Так или иначе, но я задержу его на день-другой.
— Ладно, — согласился я. — Твоя территория, ты знаешь здешних людей. А нельзя ли пошарить по округе? Может, кто-нибудь что-то заметил? Видел кабриолет… или что другое.
— Пошарю, — пообещал Пейджет.
— Отлично. В таком случае я возвращаюсь в Сан-Франциско. Ты останешься возле трупа?
— Да. Возьми мой форд и поезжай в Кноб-Вэлли. Расскажешь Тому, что тут и как. Пусть приедет сам или пришлет кого-нибудь. Итальянца я задержу здесь.
В ожидании поезда из Кноб-Вэлли я позвонил в агентство. Старика не было. Рассказал одному из сотрудников, как обстоят дела, и попросил, чтобы он как можно скорее передал эти сведения шефу.
Когда я вернулся в Сан-Франциско, то застал всех в агентстве. Альфреда Бэнброка с мертвым, как камень, розово-серым лицом. Его седого и румяного адвоката. Пата Редди, развалившегося в кресле. Старика с его добродушными глазками за стеклами очков в золотой оправе и с мягкой улыбкой, скрывающей тот факт, что пятьдесят лет работы детективом выжали из него все чувства.
Никто не произнес ни слова, когда я вошел.
