Ксавье-Мари Бонно - Первый человек
Мартино занял пост у окна, укрывшись за толстой кружевной шторой. На подоконнике лежал бинокль.
— Они только что закрыли ставни, — сообщил он.
— Спасибо за интересную информацию! — пошутил де Пальма и пожал ему руку.
— По-моему, он уже имеет ее во всех позах, а мы держим свечку, — заявил Мартино.
К ним подбежал Бессур.
— Думаешь, они устроили себе разминку? — заинтересовался лейтенант, хватаясь за бинокль.
— После девяти лет каталажки?! Я думаю, это должно быть что-то особенное! — воскликнул Бессур, чтобы не отстать от него.
Внезапно ставни в квартире напротив открылись. Палестро вышел на маленький балкон и долго осматривал улицу.
— Они не занимаются любовью. Больше того, они внимательно следят, нет ли кого вокруг, — заметил Бессур. — У них явно неспокойно на душе.
— Верно. Профессор, по-моему, что-то слишком нервничает, — согласился Мартино. — Он что, боится полиции?
— Главным образом он боится брата Кристины, — пояснил де Пальма. — Настоящая опасность для них — Тома.
— Ты так думаешь?
— Я в этом почти уверен. Он будет ждать столько, сколько надо, но в конце концов нанесет удар.
Бессур сморщился от отвращения и выплеснул свою порцию кофе в раковину.
— Почему ты так говоришь?
— За девять лет заключения Кристина написала брату всего три раза. По-моему, все ясно. Она хочет начать новую жизнь. Она еще молода, а у Палестро кошелек набит туго.
Вдруг Мартино напрягся.
— Перед их домом остановилась машина. Триста седьмая, кажется, синяя.
Мартино чуть отодвинул одну из половинок шторы.
— Что там делает этот тип в машине?
— Хочешь, я пойду туда и посмотрю? Притворюсь прохожим, — предложил Бессур.
— Ты что, хочешь, чтобы нас заметили? — возразил Мартино.
— Не думаю, что араба в темноте кто-то примет за сыщика, — настаивал Карим.
— О'кей, иди!
Бессур надел куртку и вышел. В тот момент, когда он прошел мимо дома, где жила Кристина, машина сдвинулась с места и умчалась в сторону Марселя.
— Странно, — сказал де Пальма. — Можно ли подъехать к их дому сзади?
— Нет, — ответил Мартино.
— Окна?
— Самые нижние в двух метрах от земли. Взобраться трудно. Кроме того, окна квартиры Кристины Отран выходят не на задний двор.
Барон посмотрел на часы:
— Двадцать три часа. Нам пора сматываться.
Отсюда до Марселя ехать два часа.
Мартино положил на место бинокль и потер глаза.
— Долго нам еще торчать в этой гребаной дыре?
— Не знаю, — откликнулся де Пальма. — Шеф считает, что это хорошая стратегия. А мы обязаны ему подчиняться. Завтра в конце дня два наших сотрудника придут вас сменить.
— Я бы ни за что не сказал Лежандру, что брат пытался встретиться с сестрой, — продолжил он. — Иначе он помешается на ловушке для Отрана!
Вернулся Карим Бессур. Его лицо было красным от холода.
— Кажется, этот тип из машины пялил на меня глаза! — сообщил он.
— Ты видел его лицо? — спросил Мартино.
— Рассмотреть было трудно. Кажется, ему лет сорок. Шапка надвинута по самые уши.
— А номер машины ты запомнил?
— Да. 738ХР13.
Мартино позвонил капралу из северного подразделения и через пять минут получил результат:
— Этот автомобиль был украден в прошлом месяце.
47
Дельфина плакала. Накануне она позвонила в центральный комиссариат полиции Сен-Жермен-ан-Ле. Портрет Тома Отрана был напечатан в прессе и показан по телевидению, и это дало результат. Де Пальма сейчас же приехал к ней.
— Тома крайне опасный человек. Вы должны поверить мне, — сказал Барон девушке, держа ее за руку.
— Мне трудно это осознать. Он был таким ласковым и внимательным. Но я должна верить доказательствам. То, что вы мне говорите, несомненно, правда. Но мне трудно поверить, что он злой.
— Слово «злой» тут не подходит. Оно слишком слабо выражает то, что делает Тома, когда у него обострение. Он страдает очень тяжелой болезнью.
Де Пальма выглянул в окно. В парке Ботанического сада, несмотря на холод, любители занимались оздоровительным бегом. Он запомнил всех мужчин, которых смог разглядеть, и снова повернулся к Дельфине.
— Давайте подумаем, — предложил он. — Давайте вспомним каждый ваш разговор с ним. Начнем с конца. Когда вы видели его в последний раз?
— Три дня назад, перед тем как идти в музей. Он провел здесь ночь.
— Что он вам говорил?
— Он говорил мало. Мне трудно вспомнить. Сначала речь шла о каких-то пустяках. Потом заговорили о моей диссертации. Он дал мне несколько подсказок по поводу искусства неандертальцев.
— Искусства неандертальцев?
— Да. Он думает, что они не были такими дикарями, какими их сейчас считают, и что у них было достаточно развитое искусство. Он считает, что некоторые произведения, которые приписывают человеку разумному, могли быть созданы неандертальцами.
На несколько секунд де Пальма задумался. Он никогда ничего не читал о неандертальцах ни в работах Кристины Отран, ни у других авторов. «Это никак не связано с пещерой Ле-Гуэн», — подумал он и выбросил из головы мысль об этих предшественниках современного человека.
— Сколько времени он приходит сюда?
— Невозможно угадать, когда он придет. Когда он бывает у меня, то не выходит из квартиры и помогает мне писать диссертацию. Вот почему мне трудно понять…
— Расскажите мне, как вы встретились.
Девушка глубоко вздохнула.
— Он зашел в наш книжный магазин, а потом мы с ним разговорились.
— О чем вы разговаривали?
— В основном о первобытной истории. О неандертальском человеке.
— И больше ни о чем?
Дельфина покачала головой: нет.
— А что было в тот первый вечер?
— Он пришел сюда, потому что дождь лил так же, как сегодня, и маленький ресторан, куда мы заглянули, был полон. Мы поговорили, а потом ему вдруг стало плохо. Его настроение внезапно изменилось, и он ушел.
— Вы поняли, почему это случилось?
— Нет, не совсем.
— О чем вы говорили в тот момент?
— Тоже о неандертальцах. Я ему сказала, что неандерталец является чем-то вроде брата-близнеца человека разумного. Помню, он много раз повторил эту фразу.
Де Пальма покачал головой. Ничто не щелкнуло в его уме.
— В какой день он пришел снова?
— Подождите! — сказала Дельфина, вставая. — Это число есть у меня в записной книжке, потому что я попросила отгул в музее.
Она стала лихорадочно рыться в своем ежедневнике. Длинные худые пальцы перебирали страницу за страницей.
— Суббота, двадцать первого. Да, это тот день. Он приехал двенадцатичасовым поездом, я встретила его на вокзале, и мы поехали в лес Фонтенбло.
— В Фонтенбло?
Она густо покраснела и стала искать взглядом несуществующий предмет.
— О чем вы говорили в тот день?
— Мы вошли в укрытие. Там, в скале, были скульптуры и…
— Что он вам сказал?
— Я… это трудно.
— Я вас понимаю.
— Мы… мы занимались любовью.
— А потом?
— Ничего особенного. Мы вернулись. Он подарил мне это рубило. Орудие неандертальца. Очень редкую вещь. Это меня потрясло.
Де Пальма отодвинул занавеску на окне и долго смотрел на улицу, над которой дождь висел как занавес, а ветер относил его струи, и они ударяли об опрятные фасады домов.
— Он сказал мне, что знает пещеру с древностями в Провансе.
— Он назвал вам место, где она находится? — спросил де Пальма.
— Нет, — ответила девушка. — Только обещал, что однажды отведет меня туда.
— Напрягите вашу память. Он говорил вам о каком-нибудь месте на берегу моря или около горы?
— Нет, не у берега. Это дальше от моря.
— Возле какой горы?
— Он сказал, что она похожа на огромный клюв и что с ее вершины виден древний мир.
Над Кенсоном возвышается гора. На ее вершине есть вытянутый вперед уступ, и от этого она немного похожа по форме на орлиный клюв, вспомнил де Пальма.
— Он сказал вам еще что-нибудь о ней?
— Нет.
Дельфина вытерла слезы. От плача вокруг глаз появились красные круги, которые ее уродовали.
— Что мы теперь будем делать? — спросила она.
Де Пальма отнимал у нее любимого мужчину. Но он же открыл ей глаза, когда она стояла на краю, и показал, в какую глубокую пропасть она собиралась бросить свою жизнь.
— По правде говоря, не знаю, — сказал Барон.
— То, что вы говорите, ужасно!
— Я знаю, что это так. Но это правда. У вас есть безопасное место, где вы могли бы спрятаться? Я имею в виду — такое, чтобы он не знал даже о его существовании.
Девушка задумалась.
— Я просто могу пожить у матери.
— Это далеко отсюда?
— Нет, на другом конце Парижа. На его востоке, в Ножане-на-Марне. Туда можно доехать без пересадок региональным экспрессом [67].