Наталья Андреева - Черная кошка в темной комнате
— Нет!
— Нож вошел глубоко. Бил мужчина, сильный мужчина. Потом вы выскочили из машины и кинулись бежать. В этот момент из дома вышла Валентина.
— Значит, ты был не в пробке! — вдруг встрепенулась та. — Когда я ждала тебя с банкета. В ресторане. Больше двух часов! Вот, значит, где ты был! У Эльзы на даче! Я тебе что, для алиби только нужна была?!
— Успокойтесь, Валентина Павловна, — остановил ее Алексей. — Скорее всего, через вас он хотел влиять на Эльзу. Знать о ее планах. Он ведь поначалу и не собирался ее убивать. Обстоятельства так сложились. Нельзя было упускать такой случай. Сила Игнатьевич сам лез в петлю. С какой страстью говорил мне, что ему нужен труп жены! А как бегал по этажам, искал его! Все знали, что Мамоновы живут плохо. Ну, на кого бы подумали в первую очередь? На мужа!
— Ай да Киса! — покачал головой Мамонов, уже немного успокоившийся. — Как тебя угораздило связаться с этой дурой?!! У нее ж в голове была вата!
— Бес попутал, — пробормотал Киселев. — Когда она дала мне пистолет… Черт! Что я такое говорю?!!
— Очень правильно говорите, — похвалил его Алексей. — Может, и напишете? Про пистолет?
— Он сказал: «Что ж это вы ночью по пожарным лестницам лазаете? Я вас у торгового центра видел. А потом в элитном доме. Воры, что ли? Такая красивая женщина! Альпинистка, да? Лифтами не пользуется? Не удивлюсь, если в следующий раз увижу, как она по веревке с крыши спускается!» И тут я сообразил, что он видел нас дважды. Дальше ничего не помню. Выскочил из машины и понесся прочь.
— А почему вы к Василисе Ивановне на такси приезжали? Шифровались? Кстати, вы знали, что они с Валей живут в одном доме?
— Знал. Он был у меня, — сказала Валентина. И поспешно добавила: — То есть в квартиру не входил. Мы дважды расстались у дверей. Я теперь все поняла. От меня он пошел к своей любовнице! Где они вместе планировали убийство Эльзы! И на такси приезжал на следующий день, чтобы я случайно не увидела у дома его машину!
— А ведь это была твоя машина, Женька, -вспомнил вдруг Мамонов. — Мы с тобой столкнулись на проселочной дороге, ты меня еще фарами ослепил. Номера специально грязью заляпал?
— Не докажете, — хрипло повторил Киселев. -И вообще: я имею право на звонок своему адвокату.
— Что ж… — Алексей поднялся. — Это уже не ко мне. Забирайте своего мужчину, Валентина Павловна. И лечите его. А то он опять явится сюда и начнет признаваться в убийствах, которых не совершал. Вам чуть-чуть не хватило, Киселев. Самой малости. Если бы Роза Марципановна так меня не разозлила…
— Я имею право на звонок своему адвокату, -не успокаивался Киселев.
— Кстати, поздравляю! — сказал, поднимаясь, Мамонов. — Теперь добыча моей тещи — ты! Ох и не завидую же я тебе, Евгений!
ЧЕРНАЯ КОШКА 9
Сила Игнатьевич Мамонов лег в дорогую клинику — лечиться от нервного истощения. Она находилась за городом, и Мамонов с удовольствием смотрел из окна своей палаты на багряную и желтую листву, на верхушки могучих елей. И как ребенок радовался почти летнему теплу. Дожди кончились, вновь выглянуло солнце. За окном сиял красавец сентябрь во всем своем медно-золотом великолепии. Сила Игнатьевич ждал настоящей осени, потом зимы, готовый тоже погрузиться в долгий сон. Валентина навещала его каждый день. И докладывала, как идут дела, хотя Мамонов об этом и не просил. Ему довольно было уже того, что она приходит, приносит фрукты и соки, в которых нет нужды — питание отменное. Потом подолгу сидит с ним в холле на мягком диване или сопровождает во время прогулок в парке. Они медленно и чинно шли по широкой аллее, рука Валентины лежала на его локте, и Сила Игнатьевич чувствовал себя глубоким стариком, готовящимся к юбилею — золотой свадьбе. Он даже забыл, что они с Валентиной не женаты.
Как говорится, Бог взял, Бог и дал. Бывший управляющий Киселев сидел теперь в следственном изоляторе. Ему предъявили обвинение в двух убийствах и избрали меру пресечения: содержание до суда под стражей. Показания главного свидетеля оказались очень уж убедительны. Василиса Ивановна, которая сдала Евгения без колебаний, осталась на свободе — под подписку о невыезде. Судья учел, что у нее двое несовершеннолетних детей.
А дела, то есть торговый центр Мамонова, перешли к Валентине. С прежней работы она уволилась, но о собственном бизнесе и думать забыла. Освоилась Валентина быстро. И сразу поняла: вот это ее! Управление огромным торговым комплексом, который она полюбила сразу, как только его заложили. Словно что-то почувствовала. При ней дело пошло: гигантские торговые площади постепенно заполнялись, жизнь кипела. Все говорили: Мамонову с Валентиной повезло. О том, что отношения у них далеко не дружеские, никто не знал. Да и сама Валентина не понимала: а какие они?
С Силой они разговаривали в основном о делах. То есть говорила она, а он кивал: да, да, да. Никогда с ней не спорил, советов не давал, ее распоряжения никак не комментировал. Он посвежел, немного располнел, успокоился, зато к бизнесу стал равнодушен. Прежнего огонька в глазах не было, да и двигался Мамонов теперь медленно, плавно. Валентина уже подумывала о собаке. Она не могла сказать, что Сила болен. Но сказать, что он здоров? Она невольно вспоминала, как Мамонов живчиком носился по волейбольной площадке и потом, на открытии торгового центра, с горящими глазами переходил от одного важного гостя к другому:
— Ну как? А? Здорово, да?
Похоже, именно Эльза его «заводила». Чтобы не думать о своем неудачном браке, он и придумывал себе кучу больших и маленьких дел, сам не сидел на месте и никому не давал покоя. Теперь же он словно потух. Его желания были примитивны: есть, спать, гулять, читать или смотреть телевизор. Пить Мамонов бросил, зато стал ходить в бассейн, налегать на соки и фрукты. Теперь на его гладко выбритых щеках играл здоровый румянец.
— Он быстро идет на поправку, — говорил Валентине главврач.
— Да, да, — машинально улыбаясь, кивала она.
Но ее любовь не то чтобы прошла, а стала какой-то маленькой, незначительной. Приложение к огромному торговому центру, работой которого она теперь руководила. Валентина думала: «А неплохо было бы…» В общем, стать настоящей хозяйкой. Она знала, что Мамонов и не будет этому сопротивляться. Напротив — обрадуется. Кивнет, безразлично улыбаясь: да, да, да… «Что ж? Предложение ему сделать?» — усмехалась она.
Однажды они прогуливались в парке и вдруг увидели Моисея Соломоновича Зельдмана. Адвокат направлялся к ним. Мамонов остановился, ждал. Он теперь не совершал резких телодвижений.
— Здравствуйте, — улыбаясь, сказал Зельдман и поправил очки.
— Я рад, что ты пришел, Моисей Соломонович, -по-царски кивнул Мамонов.
— Я пришел попрощаться.
— То есть как «попрощаться»? — Валентина с Силой переглянулись.
— Я увольняюсь.
— Разве я тебе мало плачу? — слегка обиделся Сила. — Ну давай прибавлю.
— Дело не в этом. — Зельдман замялся. — В общем, я уезжаю.
— Куда? — спросили они хором.
— На историческую родину.
— Что ж. Это причина уважительная. И дети с тобой? — спросил Мамонов.
— Нет. Жена и дети остаются. То есть я развожусь и уезжаю с новой семьей.
— Когда же ты успел, Соломон? — Сила оторопел.
— Да вот так… — Зельдман развел руками. -Я двадцать восемь лет был женат на русской, а теперь женюсь на еврейке. И уезжаю с ней на историческую родину. Потянуло что-то. Должно быть, старею.
— А как же дети?
— Дети уже взрослые. Жена категорически не хочет ехать. У нее здесь родные, друзья. Вот я и решил… Поеду… Оставлю им все. Ну, почти все. Так что мы с вами теперь вроде как родственники, Сила Игнатьевич.
— Не понял. Как так?
— Была ваша теща, стала моя, — криво усмехнулся Зельдман.
Вот тут Валентина узнала прежнего Мамонова. Тот встрепенулся и орлом налетел на адвоката:
— Ты спятил, Соломон?! Ты женишься на Анхен! На этой ддд… девице престарелой! Ты едешь на историческую родину с моей бывшей тещей! Да ты спятил!!
— Мы все едем, — скромно сказал Зельдман. -И папа тоже.
— Он что, тоже еврей?! Тлюстенхабль — еврейская фамилия?! — завопил Мамонов. — Вот не знал!
— Нет. Моя будущая теща еврейка.
— Марципан — еврейское имя?!! Это ж кондитерское изделие, а не имя!! Неужто мэйд ин Израиль? Ни в жизнь не поверю!
— У Розы Марципановны мать еврейка. У нас национальность определяется по матери. Выходит, что Анна тоже…
— Опомнись! Ты считать умеешь? Сколько в ней еврейской крови? Одна капля!
— У них там родственники, — гнул свою линию Зельдман. — Роза Марципановна обратилась в посольство, и ей дали добро.
— Понятно! То есть мне теперь многое понятно! А я-то считал их немцами! Перевертыши, -прошипел Мамонов. — Соломон, опомнись! Как им удалось тебя охмурить? Вспомни мои мучения! Ведь ты же сам говорил, что я несчастный человек! А теперь сам лезешь в петлю!
