Джулия Хиберлин - Тайны прошлого
— Я не понимаю. — Сэди смотрела на него с замешательством. Я молчала.
— Я тоже ни черта не понимаю. — В.А. достал сигару из кармана, развернул и позволил себе расслабиться после рассказанных новостей. — Ваши мама и папа создали запутанный финансовый лабиринт, консультируясь с финансовым аналитиком из Нью-Йорка. Меня они в это не посвятили. — Он щелкнул серебряной зажигалкой. — Я не говорю, что мы не сможем расколоть этот код. Я говорю лишь о том, что они этого не хотели.
Три идеальных кольца дыма повисли в воздухе между нами — фокус, который развлекал нас в детстве.
— Впрочем, однажды она проговорилась. Уже в поздние годы, когда началась деменция. Намекнула, что наследниками являются дети. Которым еще нет восемнадцати.
— Это интересно, — пробормотала я. Да уходи уже, кричала я мысленно.
— Однажды я спросил ее, если она так хочет сохранить все это в секрете, почему бы не передать деньги до смерти, так, чтобы вы, девочки, этого не узнали, — продолжил В.А. — Она сказала, что это будет обманом. И что вы не станете беспокоиться о деньгах.
Я рассмеялась, и вымученные звуки повисли в комнате, где когда-то царила мамина музыка.
В одном ты была права, мама. Дело совсем не в деньгах.
Несколько часов назад, когда они опускали ее гроб в красноватую песчаную почву, я почти начала ее прощать.
Это было ошибкой.
Глава 29
Пока В.А. пытался оживить свой старый белый «кадиллак», Сэди задула керосиновую лампу и мы понесли на кухню грязные винные бокалы. На кухне было лучше. Знакомая лампа над раковиной встретила нас приветливым мягким светом. Сама кухня была вымыта и приведена в идеальный порядок, влажные полотенца висели на старой маминой сушилке, на длинном столе выстроились накрытые фольгой печенья и недоеденные куски торта.
— Ух ты, — сказала Сэди, заглядывая в холодильник, набитый фруктовыми салатами и запеканками. — Отвези меня домой, давай разберемся с этим завтра. Или вообще никогда.
Десять минут спустя я высадила Сэди перед трейлером, вооружив ее куском шоколадного торта и щедрой порцией домашних макарон с сыром, — мы следовали довольно четким инструкциям, которые Мэдди отправила нам эсэмэской.
Хадсон возник на крыльце под лампой, как только я начала отъезжать, его галстук был развязан и болтался на шее, строгая рубашка помялась, пуговицы были расстегнуты. Он улыбался. Так вот куда он исчез. Присматривал за Мэдди.
Я подождала его, не заглушая мотор.
— Перелезай, — сказал он, открывая мою дверь и бросая пиджак на заднее сиденье. — Я поведу. Мой пикап остался у амбара.
Мне тут же захотелось возразить — моя привычная реакция на Хадсона. Я хотела спросить, зачем он оставил машину возле амбара, но вместо этого молча пересела.
— Ты простишь меня? — немного погодя спросила я, глядя прямо перед собой, на колеи грунтовой дороги, убегавшие вперед в свете фар.
— Возможно.
Я весь день почти не плакала. Не плакала вот так. С постыдными истерическими всхлипами. Хадсон загнал машину на обочину и обнял меня, позволяя выплакать горе, страх и жуткое количество соплей.
— Ее больше нет, а я не знаю, кто я, — всхлипывала я.
Хадсон отстранился и поднял мой подбородок.
— Я знаю, кто ты. Ты вот этот шрам. — Он коснулся моего запястья. — И вот этот. — Он погладил волосы на моем виске. — Ты добрая. Красивая. Смелая. Ты спасаешь детей.
Объятия превратились в нечто примитивно-чувственное, и пропало все, кроме ощущений, скольжения рук и губ, которого нам обоим было мало.
— Подожди, — хрипло сказал он. Снял машину с тормоза и нажал на газ, но я не могла перестать прикасаться к нему, а он не мог перестать меня целовать, и машина виляла, подпрыгивала, металась, пока он не свернул на одну из примятых тракторами тропинок, ведущих к пруду.
Если нас в темноте ожидают какие-то хищники, то и черт с ними.
Если я умру на руках Хадсона, не получив ответов, затерявшись в полях моего детства, то и черт со мной.
Так всегда бывало, стоило мне отпустить контроль и отдать себя Хадсону. Каждая клеточка мозга внезапно пьянела. И я словно оказывалась на краю обрыва в надежде, что падать будет не слишком больно, но в то же время была уверена на все сто, что будет еще больнее.
До пруда мы проехали только треть пути, а потом Хадсон загнал наш пикап под уклоном на поле и поставил его на ручник. Прижал меня к спинке сиденья, и я по опыту поняла, что ничего хорошего не получится.
— Ох, — сказал он, спиной упираясь в руль. — Я разучился. В пикапах.
— Последнее мог бы не добавлять. — На секунду я задумалась обо всех тех женщинах, с которыми он занимался любовью после того, как я его отпустила. О том, был ли он с ними таким же яростным, быстрым, жадным и до боли открытым.
Мое черное траурное платье задралось до талии, горячие руки Хадсона уверенно стянули с меня трусики и бросили их на пол. Я была занята своей частью работы — расстегивала его брюки и тянула его за новую рубашку, пока пуговицы не защелкали по приборной панели. Отступать было уже некуда.
Хадсон остановился только для того, чтобы пинком открыть дверь и впустить в салон густой жаркий запах нашей земли и призраков моего прошлого. Я поерзала под ним.
— Так лучше?
— Намного лучше. — Хадсон наклонился и убрал с моего лица волосы, взмокшие от пота и слез.
— Я много слышал о девчонках МакКлауд. Кажется, пришла пора спросить, не хочешь ли ты, чтобы я остановился?
— Заткнись, — ответила я, и все плохое на некоторое время перестало существовать.
* * *— Кто остался в доме? — спросил Хадсон, останавливаясь на дорожке.
Я подняла голову с его плеча — сонная, довольная, готовая рухнуть в постель.
В окнах темной гостиной мерцал странный призрачный свет. Мерцал в размеренном ритме с одинаковыми промежутками, словно проблесковый маячок.
Свет, тьма.
Свет, тьма.
— Никого, — ответила я. — Все давно ушли.
— Оставайся здесь, — грубо сказал он, и я кивнула, слушая, как колотится сердце.
Хадсон был на полпути к дому. Он входил в новую зону, куда мне хода не было.
Я вытащила ключи из замка зажигания и распахнула дверь, придержав ее, чтобы не хлопнула.
— Подожди, — громко прошептала я, бросаясь бегом по дорожке.
— Вот этот. — Я выудила из связки потускневший ключ с надписью «Лучшая в мире тетя».
Хадсон махнул рукой, задвигая меня за спину, и одним плавным движением повернул ключ в замке и открыл дверь. Затем сделал три осторожных шага внутрь.
— Какого черта? — пробормотал он. Я скользнула следом.
Пистолет Хадсона был нацелен на неподвижную фигуру, осевшую в папином кресле. На полу лежали два пейзажа в рамках. Войдя, мы оказались помехой жуткому слайд-шоу, которое проектор транслировал на стену за нашими спинами. Огромные размытые изображения заливали нашу одежду и лица жутковатым свечением.
Я на двадцать жизней вперед насмотрелась фотографий с места убийства Фреда Беннета и его семьи.
Серая дымка размазалась по моему черному платью и по руке. Часть изображения на стене.
Лицо маленькой мертвой девочки, или кукла, или обивка дивана. Я попыталась смахнуть проекцию, как жуткое насекомое, от которого надо избавиться. Глаза лихорадочно искали проектор. Им оказался поставленный на стопку книг ноутбук.
Я двинулась через комнату, подальше от стены. Человек в кресле дернул рукой, покачивая пустую бутылку. Мертвые не шевелятся. Второй рукой он указал на фотографию на стене. На окровавленную кухонную стойку.
— Назад, Томми, — сказал Хадсон. — Быстро.
— Это Джек, — тихо сказала я, подходя к креслу.
Оружия видно не было. Я опустилась рядом на корточки. Что-то с ним было жутко не так.
— Джек, это мой друг Хадсон. Он не причинит тебе вреда. Давай выключим это и поговорим. — Никакого ответа. Я встряхнула его за плечо, и Хадсон тут же оказался на три шага ближе, прицелившись Джеку в голову.
Джек выглядел гораздо хуже, чем в прошлый раз. От него несло кислятиной. Подбородок зарос щетиной. Волосы, обычно ухоженные, выглядели маслянистыми и спутанными.
— Сколько ты видишь стаканов? — спросил Джек. Казалось, его нисколько не волновало, выстрелит Хадсон или нет.
Я обернулась против своей воли.
— Три.
— Хорошая девочка, — пробормотал Джек. — Умная девочка.
Бутылка в его руке оказалась из-под минеральной воды — того типа, на который немыслимо задирают цены. Не виски.
Не пьян.
Джек щелкнул пультом, демонстрируя нам торнадо изображений. Остановил картинку детской ванной. Влажные полотенца на полу, крышечка от зубной пасты, горка грязного белья в углу.
Он снова нажал кнопку. Изображения растворялись друг в друге.
— Вот оно, — сказал Джек.
