Бабочка, выкованная из стали - Екатерина Николаевна Островская
— Я требую, чтобы сюда пригласили консула…
— Какого консула? — прозвучал за ее спиной голос, — вы же гражданка России.
Дама обернулась и увидела незаметно подошедшего к ней Гончарова.
— Ты еще на свободе, оборотень в погонах? — усмехнулась она, а потом показала на Гончарова пальцем и обратилась к таможеннику: — Задержите этого человека: он — убийца. Он застрелил свою любовницу! Он находится во всероссийском розыске. Его бандитскую рожу по всем каналам сейчас показывают!
— Предъявите свой паспорт! — повторил таможенник. Он обернулся и, увидев, что ему на помощь спешат двое его коллег, продолжил: — Багаж к досмотру!
Таможенники подошли и встали по обе стороны от Людмилы Федосеевны.
— Откройте чемодан, — приказал один из них.
Полозова покрутила головой, высматривая, к кому можно обратиться за помощью, и только сейчас заметила оператора с камерой на плече. Рядом с оператором стоял Ипатьев и приветливо улыбался ей. А потом и вовсе рукой помахал по-дружески.
— Это подстава! — крикнула Людмила Федосеевна.
Посмотрела вокруг, но народу было мало, а тех, что проходили мимо, вовсе не интересовала дама, которую окружили таможенники. Полозова вдруг поняла, что никто уже не поможет, сопротивление бесполезно, открыла чемодан, в котором поверх всего, прикрывая остальное добро, лежала шуба из промыслового баргузинского соболя — шестьдесят черных шкурок и ни одного светлого волоска. Шубу бережно достали и выложили на стойку. Посмотрели другие вещи, достали замшевый пиджачок, в кармане которого завалялись часики «Шопард» из белого золота с бриллиантами… Еще нашлась пачка двухсотъевровых банкнот, кулон с крупным изумрудом, косметичка, набитая перстнями, сережками и золотыми цепочками…
Начали рассматривать шубу, ощупали ее и под подкладкой обнаружили некий предмет. Молодой таможенник вытащил его. Это была флешка. Представители таможенной службы переглянулись.
— Что это? — спросил молодой таможенник у Полозовой.
Та пожала плечами:
— Не знаю. Наверное, под подкладку провалилась. Но я эту шубу с прошлой зимы не надевала. Могли и подкинуть, ведь я ее оставляла частенько на вешалке в своей приемной, а у меня там настоящий проходной двор: преподаватели, научные руководители, аспиранты, диссертанты, непродажные журналисты… Публика, как говорится, разношерстная. За всеми не уследишь…
— Постарайтесь вспомнить, может, что-то вам еще куда-нибудь подкинули… Подумайте хорошенько, потому что мы сейчас вас отведем на личный досмотр…
Полозова начала багроветь.
— Что?! — возмутилась она. — Да вы знаете, с кем вы разговариваете, я профессор… доктор технических наук, проректор уважаемого учебного заведения. На каком основании вы хотите меня обыскать?
— На основании статьи триста двадцать девятой Таможенного кодекса.
— Нет, ну это вообще ни в какие ворота! Я буду жаловаться. Без адвоката не имеете права!
Гончаров махнул рукой, прося таможенников отойти. И когда они отдалились на некоторое расстояние, все равно начал говорить тихо:
— Право они имеют. А адвокат вам потребуется, когда предъявят обвинение: но не за попытку провоза контрабанды, а за шпионаж и государственную измену. Я заранее предупредил одного очень известного в адвокатском мире человека, и он готов подъехать в наш РУВД хоть ночью. Да вы хорошо знаете его — Беседин Ларион Семенович. Думайте скорее, потому что время идет. Сейчас представители таможенной службы оформят необходимые акты и протоколы, и я вас заберу к себе на сорок восемь часов. Ночью я не имею права вас допрашивать, а вот с утра…
— Прекратите меня пугать! Я не знаю, откуда эта флешка взялась. И вообще, кто этот цирк здесь устроил? Вас, подполковник, самого разыскивают, чтобы посадить за убийство…
— Никто меня не разыскивает. Омские коллеги с самого начала знали, кто стоит за убийством директора вашего филиала… И кто совершил это преступление, тоже в курсе. А на меня повесили убийство, чтобы те люди успокоились и бдительность потеряли… Все у них получилось… или почти все получилось. А вам я советую: отнеситесь к этому чрезвычайно серьезно — у нас есть повод опасаться и за вашу жизнь.
Полозова замерла, но потом спросила:
— С чего вдруг? Что я такого сделала, что кто-то собирается лишить меня жизни?
— А что сделала директор вашего филиала? А что сделал Карпоносенко? — Игорь посмотрел на Полозову, увидел панический страх в ее глазах и понял, что попал в точку.
— Я вам обещаю, — продолжил он, — что за таможенные преступления вы получите условный срок, но что касается флешки, то разбираться будете с другим ведомством. Вашу причастность к хищениям в Промтехе еще нужно доказать, но вы ведь не материально ответственное лицо. У вас надежда только на меня. Обещаю, что помогу вам всем, чем смогу. Вас отпустят, даже под подписку, если вы скажете нам, кто приказал убить Иветту Ковтун.
Полозова задумалась. Молчала долго, потом горько усмехнулась и покачала головой.
— Зря вы меня уговариваете… ФСБ меня не выпустит ни в коем разе, начнет трясти: моя это флешка или не моя… А что касаемо этой дурочки Ковтун, не знаю ничего: она просто оказалась не в то время и не в том месте. Если бы вы, подполковник, меньше крутились вокруг нее, она была бы жива. И вы сами будете ходить по земле столько, сколько вам позволят. Ничего не докажете, потому что не знаете, с кем связались… Я не про себя говорю… Я — простой человек, а вы замахнулись на небожителя. Точнее, на небожительницу: ей только пальчиком шевельнуть, и не будет ни вас, ни вашего начальства, ни всех ваших родственников и знакомых…
— Вы про Рачкову говорите?
— Не важно про кого… А хотя бы даже и про нее! Вы думаете, она на своем месте случайно оказалась? Должность заместителя министра для нее как для вас на перекрестке жезлом махать. Светочка пойдет дальше — очень далеко… У нас, например, никогда не было женщины премьер-министра, а для международного одобрения стране надо иметь такого премьера, нам нужна новая гендерная политика. Все уже понимают это, и очень скоро Светлану Тимофеевну начнут продвигать с прицелом именно на эту, такую важную должность. Тем более ею всерьез увлекся
