Джон Гоуди - Пелхэм, час двадцать три

В первый раз после того, как они покинули вагон, Райдер молча посмотрел на Уэлкама, прислушался к доносившимся из туннеля звукам шелесту, скрипу, эху, легким вздохам сквозняка. Стивер с Лонгменом выжидательно смотрели на него.

— Повторяю, — произнес он. — Вынимаем магазины.

Почти одновременно со Стивером и Лонгменом он вынул свой магазин и положил его в левый карман плаща. Уэлкам, улыбаясь, покачал головой.

— Я уже готов, — сказал он. — Мы с автоматом — не разлей вода.

— Ты его не возьмешь, — все ещё мягко повторил Райдер.

— Мой друг останется со мной. Старый испытанный боец нам пригодится, если появится полиция.

— Главная задача нашего плана — в том, чтобы уйти отсюда незамеченными. С автоматом в руках тебе этого не сделать.

Этот аргумент, причем дословно, повторялся уже несколько раз за последние недели, и в конце концов Уэлкам уступил — или казалось, что уступил.

— Я не понесу его в руках. — Уэлкам взглянул на Стивера и Лонгмена, как бы ища подтверждения, что в споре он выиграл, — я спрячу его под плащ.

Снова завел старую пластинку, — подумал Райдер.

— Автомат под плащом не спрячешь.

— Это безумие! — взорвался Лонгмен. — Нужно сматываться.

Лицо Стивера оставалось безучастным, не выражало ни раздражения, ни поддержки. Лонгмен снова начал обливаться потом. Уэлкам, все ещё продолжая улыбаться, наблюдал за жесткими сузившимися глазами Райдера.

— Так ты оставишь автомат? — спросил тот.

— Нет, генерал, черт бы меня побрал.

Он ещё продолжал улыбаться, когда Райдер выстрелил через карман и попал ему в горло. Выстрел был почти беззвучным — его заглушил грохот взрыва в северной части туннеля. Уэлкам рухнул. Лонгмен привалился к стене. Уэлкам лежал на спине, ноги его дергались, он поднес левую руку к горлу, и пальцы окрасились красным. Его шляпа откатилась в сторону, длинные черные волосы упали на лоб. В правой руке он все ещё сжимал автомат, и Райдер пинком отбросил оружие в сторону. Потом наклонился, вынул магазин и положил его в карман. Лонгмен скорчился у колонны, его мучительно рвало.

Райдер наклонился ещё раз, чтобы ближе посмотреть на Уэлкама. У того глаза были закрыты, кожа стала цвета старой бумаги, дыхание частило. Райдер достал свой автоматический пистолет и приставил его к голове Уэлкама, взглянув при этом на Стивера.

— Он может прожить достаточно долго, чтобы все рассказать, — пояснил он и нажал курок. От удара пули голова Уэлкама дернулась, в сторону отлетел кусок окровавленной кости. Райдер снова заглянул в лишенное какого бы то ни было выражения лицо Стивера.

— Помоги Лонгмену взять себя в руки.

Сам он расстегнул плащ Уэлкама и отвязал жилет с деньгами. Края одного пакета обагрились кровью. Чтобы снять жилет, Райдеру пришлось потянуть его за один конец и перевернуть Уэлкама вниз лицом. К северу от них между путями и сводом туннеля висело тяжелое облако пыли и дыма.

Стивер придержал Лонгмена, обхватив рукой за талию, и вытер его плащ носовым платком. Лонгмен выглядел совершенно больным. Лицо его стало совсем бесцветным, покрасневшие глаза слезились.

— Расстегни ему плащ, — велел Райдер.

Лонгмен беспомощно стоял, пока Стивер сражался с пуговицами его плаща. Когда Райдер шагнул к нему с жилетом в руках, лицо Лонгмена исказилось от ужаса.

— Мне? — спросил Лонгмен. — Почему мне? — и Райдер понял, что его страх перешел все границы разумного и что сейчас он боится всего на свете.

— Ты из нас самый худой. Два жилета у тебя под плащом будут незаметны. Подними руки и расставь их в стороны.

Оборачивая жилет вокруг Лонгмена и завязывая тесемки, Райдер с величайшим трудом вынес запах рвоты и ужаса. Но продолжал методично работать, ощущая, как вздрагивает от прикосновений истекающее потом тело Лонгмена. Когда жилет был надежно закреплен, он застегнул Лонгмену плащ.

Чтобы что-нибудь сказать, Стивер произнес:

— А неплохо мы рванули поезд!

— Да, — Райдер оглядел Лонгмена. — Все в порядке. Думаю, нам пора выбираться наверх.

— Меня беспокоит тот рывок, который они сделали к Юнион-сквер, — заметил начальник полиции. — Мы так не договаривались. Это меня беспокоит.

Они мчались в нижнюю часть города, выла сирена, машины спешно прижимались к бровке тротуара, освобождая им дорогу.

Комиссар продолжал развивать предыдущую мысль.

— Они понимают, что мы в состоянии проследить за каждым их движением. Знают, что на поверхности мы перекрыли каждый дюйм. Но складывается впечатление, что это их не беспокоит. Вряд ли они настолько глупы, скорее наоборот.

— Да, — согласился начальник полиции. — Именно это я и имел в виду. Рывок к Юнион-сквер. Якобы для того, чтобы избавиться от полицейской засады в туннеле. Но почему?

— Они не любят полицейских.

— Они прекрасно знали, что наши люди давным-давно в туннеле, и особенно не возражали. Но почему сейчас?

Начальник полиции замолчал так надолго, что комиссар нетерпеливо переспросил:

— Ну, и почему?

— На этот раз они не хотят, чтобы мы видели, что они делают.

— А что они делают?

— Они не обращают внимания на то, что мы их преследуем — правильно? Фактически они хотят, чтобы мы следовали за поездом всю дорогу — правильно?

— Хватит ходить вокруг да около, — буркнул комиссар. — Если у вас есть версия, выкладывайте.

— Моя версия, — продолжил начальник округа, — состоит в том, что в поезде их нет.

— Я так и думал. Но как может поезд двигаться, если их там нет?

— В том-то и хитрость. Если этого не считать, все остальное вполне разумно. Все преследователи мчатся на юг, а они остаются неподалеку от Юнион-сквер и выходят наружу через один из аварийных выходов. Как вам понравится такая мысль — трое сошли, один остался, чтобы вести поезд?

— Самоотверженный преступник приносит себя в жертву ради остальных? Чарли, вам когда-нибудь такие встречались?

— Нет, — признался начальник округа. — Логичнее предположить другое. Допустим, они придумали что-то такое, что позволяет поезду двигаться, когда в кабине никого нет.

— Если они это сделали, — возразил комиссар, — то проиграли. Даниельс преследует их в экспрессе. Он их заметит.

— А может быть и нет. Они могут спрятаться, пока он не проедет мимо, — начальник округа покачал головой. — Неожиданный ход.

— Ну? — спросил комиссар. — Вы хотите проверить свое подозрение?

— Да, сэр, — кивнул начальник округа. — С вашего разрешения.

Комиссар кивнул. Начальник округа наклонился к водителю.

— Остановись на следующем перекрестке. Развернись и поезжай обратно к Юнион-сквер.

Заговорило радио.

— Сэр, машинист поезда, в котором находится заместитель главного инспектора Даниельс, сообщает, что их поезд сошел с рельсов. В результате взрыва на путях.

Комиссар спросил о жертвах, ему доложили, что один полицейский ранен, но не слишком серьезно.

— Вот в чем была цель их рывка. Они не хотели, чтобы кто-нибудь был рядом, когда они минировали путь.

— Не нужно разворачиваться, — махнул начальник округа шоферу. — Езжайте дальше.

Вспомнив былое, старик поднял руку (ту самую руку, которая когда-то твердо правила, требуя послушания в доме и подхалимства на фирме):

— Тихо. Замолчите все.

Он немного помолчал чтобы насладиться ужасом на обращенных к нему лицах. Но прежде чем успел заговорить, снова потерял над ними контроль. Театральный критик неловко шагнул вперед и попытался повернуть ручку кабины машиниста. Потом принялся барабанить в дверь. Та дребезжала, но не поддавалась. Критик запыхался, плюнул и вернулся на место.

Они влетели на станцию. Была ли это Бликер-стрит? А может быть, уже Спринг-стрит, — он не успел прочитать название. Некоторые пассажиры опустили оконные стекла и кричали, умоляя толпу на платформе о помощи. Толпа что-то злобно орала в ответ. Кто-то швырнул свернутую газету, она ударилась об окно, развернулась и упала обратно на платформу, рассыпавшись дождем страниц.

— Друзья мои… — Старик встал и ухватился за металлический поручень. — Друзья мои, ситуация не так плоха, как вам кажется.

Негр фыркнул в окровавленный носовой платок (мой носовой платок, подумал старик), но остальные внимательно смотрели на него.

— Прежде всего, нам больше не нужно бояться этих мерзавцев. — Трое или четверо настороженно повернулись к двери кабины. Старик улыбнулся. — Как уже сказала нам юная леди, мерзавцы сошли с поезда. До свидания и удачи.

— Тогда кто же ведет поезд?

— Никто. Каким-то образом они заставили его двигаться.

— Но мы все погибнем! — истерично закричала мать двух мальчиков.

— Вовсе нет, — возразил старик. — Я должен признать, сейчас наш вагон стремительно мчится, но это только временно. Исключительно временно.