Андрей Остальский - Жена нелегала

Человек в плаще равнодушно посмотрел на Данилина, сказал тихо и как-то по-машинному, точно робот: «Вы помылылися». После чего как-то очень механически сделал два шага вправо, обогнул тем самым Данилина и продолжил движение вперед — равномерно и невозмутимо. «Это не он, наверно, Миша ошибся», — подумал Данилин, но решил все-таки довести эксперимент до конца. Снова обогнал человека в плаще, снова преградил ему путь. Сказал:

— Юрий, я знаю, это вы. Я привез вам привет из Англии. От Джули и вашей дочки Шанталь. Они ужасно по вам скучают, не могут забыть.

Но опять ничего не дрогнуло в закутанном лице. «Вы щось плутаетэ», — сказал человек. И попытался вновь обогнуть Данилина и продолжить путь. Но Данилина уже понесло — какая теперь разница, надо идти до конца!

— Юра, Карл, я точно знаю, что это вы! Бессмысленно отпираться. Ну что с вами станет, если вы меня выслушаете, три минуты времени потеряете. А потом пойдете по своим делам.

— Да шо вы ко мне причепились? Я ж говорю вам, вы ошиблись. Обознались! Не знаю никакого Юрия! Понятия не имею, Карл еще какой-то… Дайте пройти, я спешу.

Данилин быстро достал из кармана несколько фотографий.

— Вот, неужели не хотите краешком глаза взглянуть на Джули и Шанталь? Это свежие снимки.

Несколько секунд человек вел себя странно: вроде бы и смотрел на фото и вроде бы их не видел. Потом вдруг резким движением взял снимки. Поднес к глазам. Достал очки из внутреннего кармана. При этом бормотал: «Ничего не понимаю, какие-то фотографии…» Затем принялся внимательно их разглядывать, уже в очках. Данилин впился в его лицо, стараясь не пропустить реакцию. Но не тут-то было. Не было никакой реакции. Ничто там не дрогнуло. Человек в плаще изучал снимки совершенно равнодушно. Но внимательно.

Потом сказал:

«Не. Никогда не видал таких женщин. Я ж говорю: помылылися».

И протянул фотографии назад Данилину. А тот вдруг сказал:

— А вы оставьте их себе.

— Зачем?

— Ну так… красивые женщины… англичанки… вам же скучно, наверно, на пенсии.

Человек стоял какую-то секунду в нерешительности, все еще протягивая снимки Данилину, потом пожал плечами, бормоча: «Дурниця якась, но штоб ты отчепился тильки». Решительно засунул фото во внутренний карман плаща. После чего, не глядя на посторонившегося Данилина, невозмутимо проследовал дальше.

Данилин вернулся в машину. «Ну что, что?» — Миша аж на сиденье привскакивал от нетерпения. «Ошибся ты, Михаил, по-моему, вот что. Помылылися». — «Ничего я не ошибся! У меня зрительная память отличная! И я его, голубчика, за эти дни изучил, и походку его, и все остальное! Точно говорю тебе: он!» — «Да, но сам-то он это отрицает. Говорит: вы плутаетэ». — «А чего ж он тогда снимки-то взял, а?» — «Ну так, скучно ему вроде на пенсии. Будет красивых англичанок изучать». — «Ну да, конечно, держит нас за дурачков…» — «Может, и держит, — отвечал Данилин. — Но только знаешь что? Вообще-то, он как-то правдоподобно больно выглядит… и звучит. Такой взгляд… туповатый, и вообще. Похоже, не шибко грамотный товарищ… Какие там иностранные языки, какие нелегалы, так, житомирский райотдел, в лучшем случае…»

По дороге в гостиницу Миша продолжал доказывать Данилину, что никакой ошибки быть не могло. «Если бы ты видел выражение его лица…» — спорил Данилин. Но Миша талдычил свое: «Может, дурят нас, может, еще что, но только это он, герой наш, зуб даю».

Мишин зуб Данилина совсем не прельщал. И потом — ему не хотелось обижать военного корреспондента после того, как он неожиданно легко согласился продолжить расследование. Щеголял своим бесстрашием. Тот факт, что Данилин пробил-таки ему спецкора, причем со ставкой ближе к верхней планке, тоже, наверно, сыграл свою роль.

Но вообще события развивались стремительно. Как только Данилин вернулся из Англии, на него обрушилась лавина негативной информации. «Эм-Банк» разбушевался, вовсю скупал акции у сотрудников «Вестей». Щелин решился противостоять этой экспансии и тоже вынужден был заняться скупкой. Борьба между двумя игроками взвинчивала цены, многие поддались на приманку. Но, собственно, людей можно было понять: в кои-то веки представилась возможность существенно поправить свое материальное положение. Игорь пытался уговаривать коллектив на собраниях: не спешите! Со временем акции будут стоить еще больше. Дивиденды обещаем платить приличные. И потом, если вы хотите долго еще работать в «Вестях», неужели охота влезать в хомут? Но призывы эти далеко не всем казались убедительными. Короче говоря, атмосфера накалялась.

Щелин недоволен был, что Данилин вернулся, ворчал: «Рано, рано, надо было еще там побыть… я еще не успел тут разрулить… может, уедешь обратно?» Данилин отнекивался. И так на него в родной газете смотрели хмуро и как будто удивленно, что ли. Будто забыли его уже за десять дней отсутствия. Кто это вообще такой? Разве он нам все еще начальник?

Но по крайней мере в личной жизни возникла кратковременная передышка. Ольга была в командировке, в Праге, дожидалась, пока заболевший Гавел достаточно оправится, чтобы дать интервью. Татьяне Данилин звонил из Англии каждый день, и к его возвращению лед вроде бы начал таять. Особенно после того, как он рассказал ей детали произошедших с ним перед отъездом аварий. Правда, каждый день звонила ему и Ольга, она тоже за него испугалась и звучала так ласково, как никогда. В итоге он опять мучительно раздваивался, врал обеим и сам же страдал от этого.

Таню он обнаружил совсем напуганной, а потому, наверно, мягкой, совсем не колючей. Шепотом рассказала, что в квартиру пытались проникнуть какие-то странные электрики и сантехники, о которых в ЖЭКе ничего не знали. В телефонной трубке она слышала странное шуршание, и, наконец, ей стало казаться, что за ней установлена слежка. Настроение портили и странные звонки с пугающим молчанием в телефонной трубке. Вывод ее был таков: надо немедленно отказаться от расследования истории Карла и Джули. Все равно ничего они не узнают толком, а себе наживут неприятности. Ведь они мирные, нормальные люди, им не надо влезать в «тот мир».

Данилин ее успокаивал, говорил: совершенно неизвестно, кто это нас пугает: банк, спецслужбы или следователь Бережный, который вообще непонятно на кого работает. Впрочем, вполне возможно, что все это на самом деле одно и то же. Но связано ли с письмом? Не обязательно. Ну и, кроме того, если бы она видела Джули! Это чудесная женщина. Невозможно не восхищаться силой ее любви, ее преданности, силой характера — пятнадцать лет ведет в одиночестве свою борьбу и не сдается! И он обещал ей помочь. Не говоря о том, какая все же крутая очерковая серия может из этой истории получиться! И как вовремя для газеты. Щелин полностью одобряет, кстати.

А какая дивная в Фолкстоне набережная. А какую свежевыловленную рыбу и каких креветок и лангустов продают рыбаки на берегу! И какой совершенно феноменальной красоты маленькая церковь стоит там уже с VII века. Святой Энсвиты Фолкстонской. И что поразительно: оказывается, ее, эту святую, и Русская православная церковь признает. Ему этот факт показался символичным.

«Ну конечно, признает, раз она была канонизирована до раскола, что же тут удивительного», — ворчала Татьяна, но все-таки согласилась внимательно выслушать историю Джули и Карла в пересказе Данилина. В отдельных местах вздыхала и ойкала. Видно было, что она задела ее за живое. Но услышав, чем все кончилось, вынесла свой вердикт: ничего не выйдет. Ни Джули в Россию не пустят, ни «Вестям» не дадут об этом написать. Он что вообще себе вообразил? Думает, у них теперь свобода без берегов?

И тут ближе к полуночи, без звонка, явился к ним Миша. Данилин поволок его в ванную комнату, пустил там воду из всех кранов и только тогда разрешил говорить. Миша дал понять, что считает такие меры излишними («Я же предупреждал: паранойя будет!»), но все-таки подчинился.

Принес он весть действительно сенсационную: еще один его какой-то старый кореш, которому он закидывал удочку в самом начале и который долго отнекивался, вдруг раскололся. Выпил хорошенько, расчувствовался и все выложил. Карл цел. Его не расстреляли, но признали психически больным и после лечения спрятали в Киеве. Где он и застал конец СССР. А теперь-то Украина самостийная, никакие российские спецслужбы ей не указ. Поэтому дело становится реальным. Можно попытаться его найти.

Таня расстроилась, шептала ему на ухо: «Не делай этого, пожалеешь!» Но Данилин не послушался, на следующий же день отправил Мишу в Киев, а сам помчался докладывать ситуацию Щелину, тем более что рассчитывал на его дополнительную финансовую помощь.

Щелин его действия одобрил и денег дать согласился, но при условии, что Данилин сам будет контролировать ситуацию на месте — в Киеве. Делать нечего, пришлось передать все дела Игорю, и пару дней спустя Данилин вылетел туда на самолете.