Барбара Вайн - Книга Асты
Пол держал дневник двумя руками, с восхищением и благоговением. Он откровенно радовался, как ребенок, получивший долгожданный рождественский подарок. Пятна плесени, коричневые отметины на страницах озадачили Пола, и он удивленно покачал головой, когда я объяснила, где Аста прятала свои записи и как их обнаружили.
Я принесла ему новый экземпляр «Асты» первого издания. Пол сравнил его с подлинником и, конечно, подтвердил, что и в изданной книге, и в рукописном переводе нет пяти листов, но если я хочу более точного сравнения, ему потребуется время. Позволю ли я ему взять дневник с собой? Только за 1905 год.
Час назад я и помыслить об этом не могла бы, но сейчас неожиданно для себя сказала: конечно, как же иначе? Я знала, что с дневником ничего не случится. И постаралась не обращать внимания на ощущение, что при этих моих словах Свонни перевернулась в гробу.
— Вам о чем-нибудь говорит фамилия Ропер? — спросила я.
— «Невесты в ванной», — сразу ответил он, но затем засомневался. — Нет, что-то с мышьяком. Отравитель, вроде Криппена.
Я объяснила. Вернее, объяснила, чего хотела Кэри, а не то, чего хотела я. Я не была уверена, чего хочу. Я дала ему «Знаменитые судебные процессы» с подписью Асты. В конце концов, теперь у меня две книги.
— А можно заодно взять дневники за следующие два года?
Отказывая ему, я прекрасно понимала, что приглашаю его вернуться за ними, когда он закончит с первым томом. По улыбке, с которой он посмотрел на меня, прощаясь, я догадалась, что он тоже понял это. Здесь можно было бы сказать, что он пригласил меня пообедать, но это не совсем так. Мы одновременно признались, что проголодались, пропустили время, когда обычно обедаем, и что на Саут-Энд-Грин есть несколько ресторанов. Конечно, он предложил пообедать вместе, но так, как это делают старые друзья.
— Пойдемте поедим.
— Только надену пальто, — сказала я.
Поздно вечером я стала перечитывать первую часть «Асты» и удивилась, когда поняла, в какое смятение они привели меня. Нападки Асты на Хансине, едкие комментарии, которые шли почти как подтекст, больно задевали меня — так, что я морщилась. Впервые я подумала, что могли чувствовать потомки Хансине, прочитав эти недобрые замечания Асты в ее адрес. Каково было Джоан Селлвей, когда она увидела, что ее мать описывают как «глупую», «животное с фермы», «толстую», «краснолицую», «жадную», «ленивую» и «недостойную общаться со своей хозяйкой».
Если бы Пол не сказал мне, что уже читал книгу, я чувствовала бы себя гораздо хуже. И я вознесла благодарственную молитву, что задала тот неуклюжий вопрос. Так или иначе, он скоро вновь доберется до язвительных замечаний Асты в оригинале, а заодно и в переводе Маргрете Купер. Почему-то мне казалось, что все это в целом будет очень неприятно. Я знала, что увижу Пола снова, поскольку он добросовестный человек, но меня нисколько не удивило бы, верни он бумаги с краткой выразительной запиской.
Той ночью я долго не ложилась спать, листала дневники в поисках упоминаний о Ропере или ключа к разгадке тайны происхождения Свонни. Обнаружила я только одно — Аста слишком много пишет о вопросах Расмуса по поводу новорожденной и замечаний насчет ее внешности, словно ей было что скрывать. Меня это насторожило. Я говорила, что не была замужем и мало знаю о семейной жизни, но меня поразила мысль, что близкие люди могут скрывать друг от друга такие вещи. И это мои дедушка и бабушка, которые прожили вместе более пятидесяти лет, всю жизнь спали в одной постели и произвели на свет много детей. После таких раздумий я почти пришла к тому же выводу, что и Свонни в конце жизни, — Аста говорила правду, когда отреклась от своих прежних слов и призналась, что историю с удочерением она придумала.
А как быть с анонимным письмом? Торбен считал, что Аста сама отправила его. Она выхватила письмо из рук Свонни и быстро разорвала на кусочки, которые потом сожгла. Чтобы никто не смог проверить, не она ли его написала.
Такое письмо могло быть очень хитрым способом сообщить Свонни правду о ее происхождении. Аста могла решить, что будет лучше, если Свонни узнает об этом прежде, чем она умрет. Посылая письмо, она избежит первого, невероятно трудного разговора, и они сразу же начнут спорить и обсуждать это. И у Асты появится возможность решить: признаваться или отказываться от своих слов.
Она, конечно, сделала и то и другое.
19
Перевод дневников дорого обошелся Свонни. Она не остановилась на первом, ей захотелось продолжить. Она попросила Маргрете Купер перевести все десять дневников, написанных Астой между 1905 и 1914 годами.
Миссис Купер наверняка была занятой женщиной. Она владела тремя скандинавскими языками, к тому же являлась одним из редких языковедов, кто переводит в обе стороны, и получала много заказов. Переводила с английского на датский для датских издателей, и с датского на английский — для английских. Датчанка, вышедшая за англичанина, воспитанная, как и Свонни, в двуязычной семье, она в совершенстве владела обоими языками. В отличие от Свонни, которая первая признала бы это, у нее было хорошее языковое и литературное чутье.
Но я с трудом допускаю, что Маргрете горела желанием потратить многие месяцы, возможно годы, на перевод, который мог казаться лишь прихотью богатой женщины. Начав работать, она и в мыслях не имела, что переводы будут изданы или что их публикация предполагается. Она взялась за работу из-за денег, во всяком случае изначально. Однако она быстро поняла, что это не банальные дневники, их стиль и содержание слишком отличаются от петербургских сочинений кузины Торбена. Она призналась Свонни, что продолжила перевод, во-первых, потому, что ее очаровала Аста, а во-вторых, она увидела, что есть большая вероятность их публикации.
Это вдохновило Свонни. Она пришла в восторг, когда увидела черновые переводы, сделанные Маргрете Купер. О том, что она почувствовала, когда читала в записях Асты, что с рождением моей мамы Morfar совсем охладел к старшей дочери, Свонни не сказала ни слова. Возможно, со временем она смирилась. И, конечно же, к тому моменту уже вырвала те пять листов, что давали ключ к разгадке тайны ее происхождения.
Задавала она себе вопрос: а знал ли Morfar? В дневниках на это ничего не указывает, и Аста, кажется, сама недоумевает, почему он не любит Свонни. Возможно, он ощущал или сильно подозревал, что Свонни не его ребенок, хотя и считал невозможным, что Аста могла ему изменить. Красота Свонни, белокурые волосы, высокий рост, белая кожа говорили против нее. Откуда все это? Явно не от его крестьянских предков — смуглых, темноволосых, крепкого телосложения. Но и не от предков Асты — рыжеволосых, веснушчатых, приземистых, никто из которых не был выше пяти футов десяти дюймов, а Свонни в семнадцать лет доросла почти до шести футов. Но Аста не могла ему изменить, Аста не обманывала его.
Спрашивала ли Свонни себя об этом или нет, я сказать не могу, она больше не говорила со мной о своем рождении или удочерении. Потом стало очевидно, что вопрос происхождения по-прежнему важен для нее. Но при мне она молчала. А значит, не заговаривала об этом больше ни с кем. Кроме того, в это время, в середине семидесятых, она начала занимать положение, где не должно возникнуть никаких сомнений, что она дочь Асты Вестербю.
Ее будущий успех, известность и благополучие зависели именно от этого. Она должна распоряжаться дневниками и редактировать их, хранить святыню, быть наперсницей матери при жизни и говорить за нее после смерти.
Она предложила первую часть дневников, которая впоследствии стала «Астой», двум английским издателям. Оба отказались, правда второй раздумывал дольше первого, и все. Шел 1976 год, и «Сельские дневники леди эпохи Эдуарда» еще не издали, их не собирались издавать и в следующем году. И просто так совпало, что Свонни озаглавила рукопись «Дневник датчанки».
Отказы не обескуражили ее. С самого начала она верила в ценность дневников, и Маргрете Купер, с которой Свонни подружилась, поддерживала ее в этом. Именно она убедила датского издателя Гюльдендэля взглянуть на фотокопию оригинала, которую тщательно сделала на старой копировальной машине «Ронео». Так случилось, что дневник Асты, написанный на датском языке, первыми оценили читатели ее родной страны. В 1978 году Гюльдендэль издал книгу большого формата с прекрасными иллюстрациями. Ее назвали «Asta's Bog».[32]
Эти иллюстрации поместили и в Лондонское издание, когда в том же году Свонни нашла английского издателя. Почти половина из них — рисунки карандашом или акварели. Рынок Хэкни в первое десятилетие двадцатого века, молодая леди в модном костюме автомобилиста и многое другое. Остальное — семейные фотографии. На обложке в виде медальона поместили снимок юной Асты, сделанный в Стокгольме фотографом Берцелиусом. Аста в платье с острым вырезом, шелковой отделкой и оранжевым воротником. Волосы туго стянуты на затылке, только выбиваются маленькие завитки. На самом деле фотография не соответствует времени написания первого дневника. Аста выглядит взрослой, но фотографию сделали, когда ей было четырнадцать. Она тогда гостила в Швеции у кузена своей матери и его детей — Бодиль и Сигрид.
