Сантьяго Пахарес - Без обратного адреса
Если ему сейчас никто не поможет, то он умрет. Лучшая помощь, какую может получить человек, – помощь от себя самого. Самый искренний вариант. Но сейчас ему по-настоящему необходима помощь кого-то другого.
Хуже этого только смерть. Это похабно, непереносимо. Это его единственный и последний шанс.
Каждый звук извне бака словно вбивал гвозди в его гроб. Фран, дрожа, представлял, как сейчас какой-нибудь полуночник подходит к контейнеру, чтобы выбросить свой пакет с мусором, и видит внутри его, Франа. Ну, и что тогда сказать?
Наконец он заснул и проснулся утром от косых лучей солнца, светивших сквозь неплотно прикрытую крышку. Фран быстро выбрался из бака, стараясь не глядеть вокруг, подхватил на плечо сумку и зашагал по улице, словно и не ночевал сегодня в мусорном баке.
В восемь пятнадцать он был у дома Рекены. Самому не верилось, что он опять здесь, потому что другого выхода нет. В последний раз он вышел из этой двери со стереосистемой в сумке, которую загнал, как и все остальное, что смог тогда вынести из дома. Чтобы продать и купить дозняк. Вещи Рекены. Его лучшего друга, товарища по школе. Конечно, еще до того, как наркотики победили. Они вместе снимали квартиру. Он не видел лицо Рекены, когда тот пришел с работы и увидел свою комнату ограбленной, но часто воображал это лицо. За два года не было ночи, чтобы он не представлял его. Да, предательство друга тоже давило ему на плечи. Медленные, тягостные потери. Понемногу, потихоньку… Когда не знаешь, куда идешь, приходишь именно туда, где сейчас Фран.
Он постучал в дверь костяшками пальцев. Миновала целая вечность, прежде чем щелкнул замок и перед его глазами предстал Хуан Рекена – мокасины, джинсы, свежевыглаженная рубашка. И еще одна вечность прошла, пока они глядели друг на друга. Рекена не верил своим глазам: рот у него наивно приоткрылся в жесте полного изумления.
– Привет, – наконец произнес Фран.
Он был готов к тому, что дверь захлопнут перед его носом.
– Что ты тут делаешь?
– Мне необходимо тебя видеть.
– И все?
– Нет, кое-что еще.
– Чего же ты хочешь еще? Кроме телевизора, компьютера и стереосистемы? Мой проигрыватель?
Фран не знал, как ответить. Просить прощения через два года? Какая фальшь! Но нельзя же делать вид, будто ничего не было. Он отступил от двери на два шага. Дружеских объятий не ожидалось. Да чего он хотел-то? Как встретить человека, который сделал то, что сделал он?
– Прости. Я зря пришел. Забудем.
Подтягивая сумку на плечо, он двинулся вниз по лестнице.
– Подожди!
Фран повернул голову.
– Ты сюда пришел, полагаю, не из любопытства. Зачем?
Фран молчал.
– Пройди и выпей горячего кофе.
Он нерешительно шагнул обратно.
– Входи в квартиру или иди на фиг. Умолять тебя, что ли?
Фран прошел оставшихся два шага. Да, дверь закрылась, как он сто раз воображал, но он находился внутри. Хуан налил две чашки кофе. Одну с молоком и сахаром, другую черного.
– Помнишь, значит, как я пью кофе.
– Мы его с тобой немало выпили.
– Да.
Снова зависло неприятное молчание. Похоже, не в последний раз.
– Знаешь что, Фран? Не просишь помощи – ну и не получишь ее. Я не фея из сказки. Ты не можешь ожидать от человека, которого три года назад избил в кровь, что при встрече он тебя крепко обнимет и поцелует.
– Я и не рассчитываю.
– Это хорошо, меньше разочарований.
– Мне очень нужна твоя помощь.
Хуан молча слушал эти неправдоподобные слова. Не верил, что Фран произнесет их.
– Проглотил, значит, гордость, пришел и попросил.
– Нет, Хуан, глотать особо нечего. Ничего не осталось. – А если и было что, так сгинуло на дне того контейнера, подумал Фран. – И прийти к тебе трудно не было. Правду сказать, если бы не твой кофе, сидел бы сейчас голодный.
– Какая помощь нужна?
– Мне надо где-то жить.
Жить и выжить, подумал Фран, с трудом сглотнув.
– То есть куда-то подселиться? Ты готов делить с кем-либо комнату? Сколько можешь платить аренды?
– Нет, сейчас не могу платить. Зарабатываю только на еду. На аренду, газ, воду, электричество… ни на что не хватит.
– Ну и работа у тебя. И как ты живешь, за чей счет? Слушай, я тебе не святой и здесь не исповедальня. Иди куда-нибудь, где отпускают грехи, я не могу.
– Хуан, за два года я так натерпелся, что, наверное, уже искупил кое-что.
– Меня это не коснулось.
– Да, признаю. Тебе я много еще должен.
– Ну так что ж ты мне скажешь?
– Правду. Это все, что у меня есть.
– Я тебя слушаю.
– Последнюю неделю я прохожу дезинтоксикацию. За последние два года это у меня первая неделя, когда я обхожусь без ежедневных героиновых инъекций. Я только что ушел с квартиры, которую делил с другими наркоманами… Причина в одной девушке. Я видел ее вчера в постели с типом, зараженным всеми инфекциями, которые есть на свете. Она отдалась ему за маленькую дозу героина. Жить рядом с теми, кто каждый день колется и самому не колоться почти невозможно. Я побросал вещички в сумку и пришел сюда.
– Что, прямо сюда?
– Нет. Не спрашивай, где я провел ночь. Поверь только, что я в полнейшем дерьме. Сейчас мне идти некуда.
– Хреново.
– Сам видишь, я пришел к тому, кого предал, над чьими чувствами надругался… и у него же попросил помощи. Если прогонишь меня, я встану и уйду без обид. А ты будешь прав. Впрочем, не думаю также, что я тебя прощу. За эти годы я стал махровым эгоистом. Еще один порок, который надо изживать.
Рекена молчал несколько минут. Они пили кофе, ели кексы, Фран терпеливо ждал. Да и что ему оставалось делать? Наконец Рекена произнес:
– Фран, не хочу отвечать сейчас. Вообще не люблю принимать решения в спешке, если помнишь. Поговорим вечером, когда приду с работы. Буду поздно.
– Договорились.
Фран снова стал пристраивать ремень сумки на плечо, но Рекена протянул ему ключ.
– Я вернусь не раньше десяти – половины одиннадцатого. Не хочется думать, что чего-нибудь недосчитаюсь в доме. В холодильнике оставалась какая-то еда из китайского ресторана, подогрей в микроволновке. На диване в большой комнате есть постель, простыни чистые. Твою бывшую комнату я приспособил под кабинет в прошлом году.
– Понял.
– Душ тебе ни в коем случае не помешает. Губку возьми любую, но потом выброси.
Рекена встал, энергично оделся и направился к выходу. Фран побрел за ним.
– Рекена!
– Да?
– Спасибо. В любом случае, что бы ты ни решил. Спасибо.
– Увидимся.
– Я буду ждать тебя.
– Пока.
Дверь закрылась. Фран тяжело прислонился к ней и глубоко вздохнул. Ему дали шанс. От одной мысли, что его отсюда не прогнали пинками, хотелось жить. Это был почти триумф.
Рекена невидящим взглядом уставился на улицу перед собой. Он думал о том, что дружба неизменна. В отличие от друзей.
С глаз Томаса сняли повязку, и они зажглись восторгом: он увидел в гаснущем свете дня свою новую лесную крепость. Мальчик онемел и не мог двигаться, глаза сияли, как светлячки в ночной листве. Его друзья замерли при виде сооружения из дерева и веревок, которое придумала для них Анхела. Наконец та не выдержала:
– Ну, и чего вы ждете? Бегите туда!
И они побежали. Одни мгновенно взобрались на платформы по лестницам, словно выросшим из корней старого бука, другие, подтягиваясь, лезли по веревкам. Минуты не прошло, как все приглашенные на день рождения находились там, наверху, изумленно озираясь на лес, который совсем иначе выглядел сверху. Последним взобрался Томас – он был занят делом неотложным и правильным: пылко целовал мать в обе щеки.
Анхела сама была взволнована не на шутку; нога ее непроизвольно отбивала дробь. Казалось, что подарок был сделан ей, а не ею: она брала в дар ту радость, какую излучал ее счастливый ребенок, прыгая по платформе.
Дети без устали играли все то время, которое понадобилось двум супружеским парам, родителям приглашенных, Анхеле, Эстебану и Давиду, чтобы развести хороший костер из бурелома и обложить его камнями, пока не стемнело.
Дети вопили, прыгали, карабкались, взбирались, облепив всю лесную крепость, которая побывала и деревней эвоков из «Звездных войн», и пиратским кораблем у Карибского побережья, и еще дюжиной разных мест, о каких взрослые даже догадаться не могли, – по-прежнему оставаясь сооружением из дерева, металла и веревок, хорошо закрепленном на старых буках.
Костер разгорелся, наполнив лесную поляну приятным смолистым запахом горящего дерева. Стали жарить отбивные, кровяную колбасу, сосиски.
Давид размышлял о том, что за тайна скрыта в ночном костре, в этом огне, собирающем вокруг себя людей. Дело было не в приятном его запахе, конечно, и даже не в том, что созерцание пламени будит воображение. Вряд ли решающую роль играли шорохи и звуки леса, где возились и жили своей таинственной ночной жизнью десятки видов ночных зверьков и птиц. Нет, лесной костер пленял человека тем, что будил подсознательную память о древних временах, когда еще не было истории и не было времени иного, чем время жизни обитателей леса. Но не одного Давида зачаровал огонь. Дети незаметно сгрудились вокруг и в один голос стали просить Эстебана рассказать какую-нибудь историю.
