Саманта Хайес - Пока ты моя
И тут меня вдруг накрыло волной любви, неудержимого стремления, пустоты.
Я перехватила взгляд Марго и резко очнулась от нелепой мечтательности. Это был первый и последний раз, когда я почувствовала — даже уловила по запаху — присутствие Элизабет. Интересно, она была рада, что я пришла сюда, чтобы позаботиться о ее детях? Знала ли она уже в то время, когда я ни о чем не подозревала, что скоро мне доведется стать их матерью? Тогда я твердо понимала лишь одно: когда у меня будет свой собственный ребенок, никто и никогда не сможет забрать его у меня.
А потом с лестничной площадки вдруг донесся шум. Хриплый, разрывающий душу стон, который сопровождался тяжелой поступью шагов. Я взглянула на Марго. Она замерла на месте в процессе замены подгузника, и ее лицо вмиг сморщилось, превратившись в составленную из морщин карту, когда в дверном проеме появился мужчина.
— О, Джеймс, дорогой мой! — вскричала Марго и бросилась к нему через всю комнату. Его руки поглотили убитую горем женщину, и Джеймс с Марго вместе зарыдали, переживая то, чему следовало быть глубоко личным моментом горя.
Я чувствовала себя неловко и растерянно. По сути, я ничего не знала об этих людях и все же окунулась в их жизнь. Я повернулась к Ноа, который одиноко лежал на матрасике для пеленания. Мальчик еще был слишком маленьким, чтобы ненароком скатиться со стола, но я не могла видеть это крошечное существо столь беззащитным. Я бросилась к Ноа, все еще держа на руках Оскара, тактично повернувшись спиной к двери. Просто сделала то, что представлялось правильным.
Я слышала тихую невнятную речь, рыдания, которые откликались глубоко в сердце, и грохочущие ругательства, яростно метавшиеся в воздухе. Мужской плач жалобен, страшен, этот душераздирающий звук чуть ли не хуже криков младенца. Но маленькие дети обычно хотят есть, болеют или скучают, требуют чистых подгузников. У этого человека были совсем иные тяготы. Его поглотила скорбь, глубокая, как океан, и никто не мог ему сейчас помочь.
— Мне так жаль, мисс… — произнесла Марго и тут же затихла.
Я обернулась, увидев, как теща и зять крепко сжимают друг друга в объятиях. Я же держала младенцев, по одному на изгибе каждой руки. Нелегкое это было занятие. Руки так и тряслись под тяжестью.
— Мисс Браун, — подсказала я. Казалось, не было ни малейшего смысла просить Марго называть меня Клаудией. Я все равно никогда не встретилась бы с ними снова. Это был обычный визит, просто для галочки.
— Мне очень жаль, что вам пришлось стать свидетельницей этого. Джеймс только что узнал.
Я понимающе закивала, так что Марго не пришлось снова мучительно повторять, о чем же только что узнал Джеймс. Но у этого мужчины хватило сил подойти ко мне и протянуть руку. «Военно-морская выучка», — мелькнула в голове догадка.
Я снова кивнула. Не могла протянуть ему руку в ответ, ведь по-прежнему держала детей.
— Джеймс Морган, — представился он сдавленным от переживаний голосом. — Благодарю вас, что пришли.
Несколько секунд назад, когда они тихо перешептывались, Марго, должно быть, и сообщила ему, что я — социальный работник. Никто никогда не благодарил меня за визит. Люди, к которым я прихожу, обычно ненавидят меня, хотят, чтобы я ушла, бросают в меня вещи, обвиняют в том, что рушу их жизнь, краду их детей или пытаюсь отнять льготы и пособия. А если родители, которым я стараюсь помочь, не обольют меня своей злобой, отдел опеки или даже пресса обрушат яростную критику, когда что-то пойдет не по плану. В большинстве случаев нам удается менять жизнь детей, причем навсегда, но никто не слышит о них и о той благородной работе, которую мы делаем.
— Это всего лишь обычный визит, чистой воды формальность, — ответила я. — Мы работаем в тесном сотрудничестве с больницами.
Я надеялась, что объяснение того, как я оказалась здесь, не вызовет у Джеймса тягостных раздумий о последних днях жизни его жены. Последних днях, частью которых он не был.
Джеймс подошел ко мне ближе, и я аккуратно передала ему детей с рук на руки. Это было в некоторой степени знаменательно, не говоря уже о том, что именно в этот момент я в него и влюбилась. Глядя на Джеймса, державшего на руках детей, находясь в его доме, наблюдая за ним в один из самых ужасных дней его жизни и видя страдание в его бездонных глазах (о, и мальчики унаследовали эти глаза!), я просто не могла не влюбиться. Это было так же естественно, как дышать.
Спустя два дня я снова сидела на кухне Джеймса. Я оставила ему визитку на тот случай, если понадобится помощь. Во время этой встречи моя любовь к нему обрела осознанную крепость. Джеймс хотел обсудить со мной варианты действий, которые у него есть в отношении мальчиков.
— Варианты? — переспросила я.
При обычных обстоятельствах я бы подумала, что это весьма неуклюжая попытка пригласить меня на свидание. Сказать по правде, именно для этого я и оставила ему свою визитку, хотя не ожидала, что он объявится, — по крайней мере, не так скоро. С другой стороны, Джеймс был поглощен горем. Его жена недавно умерла. Он никуда меня не приглашал, он действительно хотел услышать мой профессиональный совет по поводу его сыновей. Я уже восхищалась стойкостью Джеймса, когда он мужественно воспринял известие о смерти Элизабет, теперь же с восхищением относилась к его ответственности, осознанию того, что он не сможет справиться со всеми трудностями в одиночку.
— Должен вам сказать, — произнес он, когда мы оба сосредоточенно глядели в свои чашки с кофе, — что Марго не хочет быть частью всего этого.
Джеймс обвел рукой окружающее пространство, имея в виду свой дом, мальчиков, свою семью.
— Она живет на острове Джерси. Вместе с остальными Шихэнами, — добавил Джеймс, как мне показалось, с горькой обидой. — Если честно, Марго с Элизабет никогда по-настоящему не ладили. — И он выдавил из себя жалкий смешок.
— Как же так? — Я не могла удержаться от того, чтобы не сунуть свой нос в отношения матери и дочери.
— Элизабет была свободолюбивой и немного богемной, — объяснил Джеймс все с той же вымученной усмешкой. — Она не жила так, как остальные Шихэны, и определенно не принимала их образ жизни и принципы. Вся семья погружена в дела трастовых компаний, офшорную финансовую деятельность и светские мероприятия. Элизабет сильно отличалась от трех своих братьев. Все они заняты в семейном бизнесе. По сути, они все и есть семейный бизнес.
— Похоже, Элизабет была по-настоящему сильной женщиной, — заметила я. Всегда восхищалась теми, кто твердо отстаивает то, во что верит. Но Джеймс был настроен реалистично, практично и откровенно. А честность восхищает меня в человеке больше всего.
— Вы собираетесь оставить флот, чтобы заботиться о мальчиках? — задала я, как теперь понимаю, особенно глупый вопрос. Но тогда я этого не знала.
— Я не брошу свою работу, — безапелляционно заявил он. — Мне нужно подумать, как заботиться о детях в то время, пока я буду вдали от дома. Это непросто.
— Но вы, несомненно, хотите оставить мальчиков? — Самые разнообразные мысли замелькали в моем сознании. А вдруг он хочет, чтобы детей усыновили? Или собирается найти няню, которая будет постоянно жить здесь? Возможно, отдаст мальчиков в школу-интернат, когда они немного подрастут?
— Разумеется, я хочу их оставить. Только не знаю, как все это устроить. — Судя по всему, Джеймс и понятия не имел о том, как нанять няню или помощницу по хозяйству, как получить хоть какую-нибудь помощь по дому.
— Элизабет была необыкновенной, — добавил Джеймс. — Она занималась всем.
Этому человеку явно требовалась помощь, только не та, которую я могла оказать как специалист.
— Я могу связать вас с некоторыми агентствами, обладающими хорошей репутацией, — предложила я. — Там вы сможете подобрать няню с проживанием. Это будет нелегко, но вы обязательно кого-нибудь найдете, я в этом уверена.
— От души надеюсь, что так и будет, — ответил Джеймс, и я решила не обращать внимания на то, что его рука скользнула по столу, опустившись на мою ладонь. Джеймс просто не осознавал, что делает.
Через три месяца я переехала к нему. Не прошло и года, как мы поженились.
29
Я живу здесь чуть больше недели, и сегодня утром снова явилась уборщица. Такие старые дома, как этот, кажется, задыхаются от пыли, и раз в несколько дней Джен приходит сюда, чтобы навести порядок. Сегодня мы первый раз по-настоящему поболтали с ней, в первый раз она на время отставила пылесос и ведро, полное аэрозолей с бытовой химией.
— Я хорошо знала Элизабет, — рассказывает Джен, застегивая на пуговицы свою кофту.
— Она была совсем не похожа на Клаудию, — признается уборщица из-за молочной пены своего капучино. Я наконец-то научилась пользоваться кофеваркой. — Представить себе невозможно, что один и тот же мужчина выбрал их себе в жены.