Анна Оранская - Сладкая жизнь
— Мать, с тобой не то что-то творится — то ли зима на тебя так действует, то ли возрастное, не пойму. То праздники на фиг не нужные пытаешься устраивать, то спишь днем, то тряпки детские покупаешь. Я солидный человек, генерал, между прочим, а ты хочешь из меня шута какого-то сделать. Если я в этом на телевидении появлюсь или на работе, меня ж уволят. Решат, что в детство впал, на диспансеризацию отправят — и по состоянию здоровья. Лучше Светке это отдай — кому-нибудь в классе подарит, ее ж зовут там на всякие дни рождения…
Она чуть не выкрикнула, что это, между прочим, Версаче и стоит столько, что… Но потухла, успев подумать, что Сергей скорее всего и не знает эту фамилию. А скажи она ему цену, он точно покрутит пальцем у виска. Повернулась, успев заметить, что он уже уставился в телевизор, словно ее здесь не было, и вышла. И, придя на кухню, достала из холодильника торт-мороженое, безжалостно разорвала красочную упаковку, отрезала огромный кусок, переложила на тарелку и пошла к Светке.
— Ой, мамочка! — Светка, сидевшая у себя за закрытой дверью, ждавшая, видно, окончания разговора между родителями, засуетилась, запрыгала, выхватывая у нее тарелку. — Все мне? Здорово! А Барби — Барби вообще… Отпад!
Дочь продолжала тараторить, запихивая в рот огромные куски торта, роняя капли и крошки, — но она видела отчетливо, что Светка кривит душой. Подари она ей эту Барби, когда дочь просила, — да Светка про торт бы забыла, возилась бы с ней сейчас и матери бы не заметила. А тут все стояло точно так, как она расставила пару часов назад, — потому что с покупкой она опоздала минимум на год.
— Правда, мам, полный отпад! Я так хотела, так мечтала. У Таньки есть, и у Людки Порошиной, а у Алинки еще и Кен есть, представляешь? Ну я им завтра расскажу…
Светка не сводила с нее глаз с показной преданностью и благодарностью — точно великий психолог, но недостаточно великий, чтобы обмануть ее.
— Ну, тогда играй, — улыбнулась в ответ так же деланно. — Захочешь еще торта — скажешь. Только не торопись, ладно? Из холодильника все же…
…А еще через полчаса, сидя в полутемной гостиной, освещенной лишь торшером, и глядя в окно, она сказала себе, что во всем виноват Сергей. Именно он — и только он. Немного она — а так он.
Ей даже не хотелось ни в чем винить этого. Вчера и позавчера она его обвиняла — в периоды между самобичеванием и просмотром картинок с собственным изображением в непристойном виде, — она ненавидела его просто. За то, что он все рассчитал, и заманил ее, и получил, что хотел. Но сейчас она не видела за ним никакой вины. Он понял, что ей не хватает внимания, комплиментов и выходов в люди, — и этим воспользовался. Компенсировав то, чего ей не хватало, то, что не давал ей Сергей, — и заодно получив свое. Он же сам подчеркивал все время, что бизнесмен, — вот и совершил очередную сделку. Правда, забыв поставить ее в известность. И пропал — по крайней мере ни вчера, ни сегодня машины его под окнами не было, и хотя в институт она не ходила, но не сомневалась, что и там он ее не ждал.
Вечер не удался — совсем не удался, — но вопреки логике ей стало не хуже, а легче. Потому что она поняла, почему все произошло, — и поняла, кто в этом виноват. Ольга как-то сказала ей, что лучшая месть невнимательному мужу — это измены, про себя говорила, про один из своих браков. Может быть, для Ольги это было лучшее решение — но не для нее. Она не мстила — и оказалась единственным пострадавшим во всей этой истории. И сама все пережила — и надеялась только когда-нибудь свыкнуться с тем, что так омерзительна под одеждой.
Она уже не сомневалась, что Сергей ничего не узнает, а сама она не забеременеет. А то, что случилось, — об этом больше не стоило думать. Это случилось один раз, все предпосылки давно сложились, вот и произошло — но это не для нее. А дальше будет как прежде: работа — дом, дом — работа, Светка, ученики, редкие скучные праздники, нечастые минуты отдыха с чашкой кофе у окна в гостиной. А потом придет пугающая дата — сорок лет, — и уже точно ничего нового в ее жизни не будет. И не надо.
Она вышла в коридор, вернулась на свое любимое место, держа в руке его визитку. «Семенов Андрей Юрьевич, совместное предприятие «Венчер», директор». Разорвала ее медленно и бесстрастно, а потом открыла окно, и мелкие кусочки плотной бумаги пустились вплавь, теряясь в холодной темноте, удаляясь от нее тусклыми негреющими светлячками…
* * *— Ты не подумай, что я лезу в твои дела, Андрей, но все же. Тридцать три уже будет, возраст Христа, давно пора бы семьей обзавестись, а ты несерьезно как-то к этому подходишь… Что ты все один да один — семья нужна, дети. И не смейся — нам с отцом так хотелось бы. Что нам делать еще в нашем-то возрасте, на старости лет…
— Лена, перестань, ты молодая совсем. Пятьдесят два — какая там старость…
Мать и в самом деле выглядела классно — невысокая, худенькая, подтянутая, накрашенная. Вся в золоте, в красивом черном платье. Породистая, ухоженная, наверняка и сейчас привлекающая внимание мужчин. Конечно — всегда жила богато, отец дипломат, с детства по заграницам моталась, а потом муж обеспеченный, постоянно в загранкомандировках, квартира большая в престижном районе, машина, чеки в «Березку». Потом, конечно, изменилось все с перестройкой этой херовой, но отец до сих пор работает, хотя получает копейки по сравнению с прошлым, да и старого добра осталось еще достаточно, одежды, украшений.
Зато сын обеспечивает — вот в Испанию отправлял на пару недель, вчера только вернулись. В прошлом году «вольво» им купил восемьсот пятидесятую, вагон, — до этого «мерс» у них был, отдал им свой сто девяностый, но состарился он, — отец уже не водит, мать сама за рулем. Дачу помог отремонтировать — считай, заново построить. Дом из кирпича, гараж, камины — без особых понтов, но солидно все равно. Раз в полгода минимум маму возит по бутикам, чтобы выбирала все что хочет — минимум на трешку баксов. Ну и так подкидывает — пятерку в месяц. Так что не бедствуют — по крайней мере сегодня, в материн день рождения, стол такой был, не хуже, чем в ресторане.
— Андрей, не меняй тему…
Она его всегда так звала — Андрей, — с тех пор как он себя помнил. Никогда никаких сюсюканий, строго все, официально — отец даже помягче всегда был. А она типичная такая англичанка из высшего света — в меру чопорная, презрительная, снобистская, вся в бабушку, в свою мать. В спецшколу отдала, где все сынки неслабеньких папаш, всегда указывала, с кем надо дружить, а с кем нет, — и какой ужас был на ее лице, когда он как-то, лет тринадцать ему было, пригласил домой парня из соседней школы. Так мать его буквально заставила парня выставить, придумав, правда, какой-то благовидный предлог типа приезда бабушки. А потом выговаривала, поджав губы, что он общается со всякими оборванцами.
Так что слово «сын» он от нее вроде бы ни разу и не слышал — только Андрей. А он ее звал Леной — она так требовала. Потом уже догадался, что это для того, чтобы никто не подумал, что он ее ребенок, чтобы за младшего брата принимали. А сейчас подумал, что внук или внучка, наверное, нужны ей затем, чтобы все думали, что это ее дети, — потому что совсем не в ее стиле были слова насчет того, что ему пора жениться. Она с сыном-то не сидела — и вряд ли планировала сидеть с возможными внуками.
Она закурила, затянулась, далеко отставляя руку с сигаретой — красивую руку с тремя кольцами и ярко-красными ногтями, в тон губам. Так и не говоря, зачем привела его сюда, в спальню, оставив отца с гостями. Поправляя ярко-рыжие, чуть вьющиеся волосы — собранные и приподнятые кверху, образующие вечернюю прическу. Теребя тяжелую сережку с тремя бриллиантиками, огненно сверкнувшими и тут же угасшими, проиграв в яркости огню ее волос. Она всегда красилась в этот цвет и одежду подбирала в тон волосам — черную, темно-зеленую, только летом иногда белую.
— Да, хотела тебя спросить — тебе понравилась Ирина? Приятная девушка, из приличной семьи — ты ведь знаешь, мы с ее матерью еще в институте вместе учились. Окончила университет в прошлом году, юрист, в солидной фирме работает. Красивая, молодая…
— Лена, ты ее специально пригласила, что ли?
Он ухмыльнулся, вспоминая, сколько раз она хотела его женить, как бы случайно кого-то приглашала на праздники, когда знала, что он приедет. Вроде отстала потом — и вот опять взялась за старое. Ирина эта — телка ничего, можно было бы трахнуть, если бы больше никого не было, но не более того.
— Лена, ты же знаешь — у меня такая работа нервная, мотаюсь туда-сюда, дома-то не бываю. Ну куда мне жена еще?
— А что? — Она не сдавалась, как всегда проявляя упорство, она и мужем руководила, хотя внешне подчеркивала, что он глава семьи. — Мы и с отцом твоим так жили. Он все время на работе, в командировках, а я с тобой. И очень хорошо, что не бываешь дома, — и она тебе не надоест, и ты ей. Ты занимайся делами, а она ребенка будет воспитывать — разве тебя это не устраивает?
