Камилла Лэкберг - Призрачный маяк
— Педерсен обещал сегодня прислать отчет о вскрытии. Начнем с него. Я могу позвонить ему и уточнить.
— Хорошая идея!
Мартин был похож на довольного щенка, которого только что погладили по головке. Паула невольно улыбнулась. На него просто невозможно было сердиться.
— Я позвоню.
Паула набрала номер. Видимо, Педерсен был на месте, потому что взял трубку после первого гудка.
— Привет, это Паула Моралес из Танумсхеде. Отчет готов? Как хорошо, — Паула подняла большой палец кверху, показывая Мартину, что все готово. — Конечно, отправь по факсу. Но, может, скажешь вкратце, какие там выводы? — Она кивнула и сделала запись.
Мартин вытянул шею, чтобы разобрать, что она пишет, но быстро сдался.
— Хорошо… — Она все записала, попрощалась и повесила трубку.
Мартин уставился на нее.
— Что он сказал? Что-то полезное?
— Не совсем. Только подтвердил то, что мы уже знали, — она бросила взгляд на свои заметки. — Огнестрельное оружие калибра девять миллиметров. Убит одним выстрелом. Смерть наступила мгновенно.
— Время смерти?
— А вот тут кое-что новое. Матс скончался в ночь с пятницы на субботу.
— Еще что-нибудь? Следы наркотика в крови?
— Никаких, — покачала головой Паула. — Даже никотина.
— Ну, он, конечно, мог только торговать.
— Мог, конечно, но… это заставляет задуматься. — Паула бросила взгляд на заметки. — Самое интересное, удастся ли им найти в базе похожее оружие. Если оно окажется связанным с другим преступлением, нам будет проще найти убийцу. И орудие убийства.
Внезапно в дверях возникла Анника.
— Позвонила береговая охрана. Они нашли лодку.
Паула с Мартином переглянулись. Они сразу поняли, о какой лодке речь.
* * *Вещи были собраны. Она начала собираться сразу, как получила открытку, хотя знала, что бежать ей некуда. Оставаться в доме было опасно. Шансы выжить у нее и детей будут больше, если она вернется добровольно. Мадлен села на чемодан, чтобы можно было его закрыть. У нее был только один чемодан, куда помещалась вся ее жизнь. Она вспомнила, как, полная надежд, села на поезд в Копенгаген с детьми и этим чемоданом. Ей жаль было покидать родину, но в чужой стране она надеялась обрести спасение.
Мадлен бросила последний взгляд на свою скромную однушку с одной кроватью, на которой спали дети. Сама Мадлен спала на матрасе на полу. Кому-то это жилище показалась бы убогим, но семья Мадлен жила здесь как в раю. Это был их собственный безопасный уголок. Теперь же он превратился в ловушку. Оставаться здесь было нельзя. Метте одолжила ей денег на билеты, не задавая вопросов. Возможно, Мадлен своими руками купила себе смерть, но разве у нее был другой выход? Медленно она поднялась, подняла открытку и сунула в сумочку. Вообще-то ей хотелось разорвать ее на тысячу кусочков и выкинуть в унитаз, но открытка нужна была как напоминание. Чтобы потом не раскаиваться.
Дети были у Метте. Они поспешили туда сразу после прогулки, так что Мадлен могла собраться в тишине и обдумать, как сообщить, что они едут домой. У детей слово «дом» вызывало только негативные ассоциации. Все, что они получали дома, это шрамы — телесные и душевные. Оставалось только надеяться, что дети поймут, что она их любит и никогда добровольно не причинила бы им боли. Просто у нее нет другого выхода. Если они снова сбегут, их найдут. Где бы они ни спрятались — даже в кроличьей норе, — пощады не будет. Это она знала наверняка. Единственный шанс на спасение для кролика — это вернуться к лису.
Мадлен неуклюже поднялась с чемодана. Им скоро на поезд. Больше откладывать неизбежное нельзя. Дети поймут, успокаивала она себя. Но сама мало в это верила.
* * *— Я уже слышала о Гуннаре, — сказала Анна.
Она по-прежнему была похожа на птицу с перебитым крылом. Эрика придала себе бодрый вид, чтобы не расстраивать сестру.
— Не будем о грустном. У тебя и так хватает проблем.
Анна нахмурилась.
— Не знаю. Иногда хочется пожалеть кого-нибудь другого, кроме себя.
— Да, Сигне сейчас нелегко. Она осталась совсем одна.
— Как Патрик это пережил?
Анна вытянула ноги. Дети были в школе и саду, а близнецы спали в коляске под окном.
— Он был раздавлен, — рассказала Эрика, протягивая руку за булочкой с корицей. Булочки испекла Белинда, старшая дочь Дана. Она увлеклась выпечкой, когда встречалась с мальчиком, которому нравились домашние девушки. С мальчиком они уже расстались, но выпечку Белинда не бросила. Оказалось, что у нее просто кулинарный талант.
— Какая вкуснотища! — закатила глаза Эрика.
— Да, Белинда молодец. И о малышах она заботилась лучше родной матери, как говорит Дан.
— Хорошая девочка.
Выглядела Белинда странно — с черными, как вороново крыло, волосами, черными ногтями и кричащим макияжем, но о детях она заботилась как наседка, взяв под крыло даже Адриана и Эмму — детей Анны, когда та заболела.
— Это не его вина, — сказала Анна.
— Знаю. Я пыталась ему это объяснить. Если уж кто и виноват, то Мелльберг. Но почему-то Патрик склонен во всем винить себя. Они с Йостой были в доме Гуннара, когда тот застрелился. Патрик корит себя за то, что не успел ему помешать.
— Как помешать? Люди же не предупреждают заранее, когда хотят застрелиться. Я тоже много раз думала о том… — Она замолчала.
— Ты бы никогда этого не сделала, Анна. — Эрика заглянула в глаза сестре. — Тебе столько пришлось пережить. Если бы ты хотела убить себя, то давно бы уже сделала это. Но ты сильная.
— Откуда ты знаешь?
— Потому что ты здесь, передо мной, а не в подвале с охотничьем ружьем.
— У нас нет охотничьего ружья.
— Не глупи! Ты знаешь, о чем я. Ты могла броситься под машину, перерезать вены, наглотаться таблеток… да все, что угодно. Но ты ничего этого не сделала, потому что ты сильная. Ты сильнее других.
— Не знаю, можно ли назвать это силой, — задумчиво произнесла Анна. — Мне кажется, требуется огромное мужество, чтобы спустить курок.
— Не думаю. Нужен только подходящий момент. И секундная решимость. Потом все кончено, и другие будут решать твои проблемы. Я не считаю это мужеством. Это слабость. Гуннар не думал о Сигне, когда заряжал ружье. Проявлением мужества было бы продолжать жить и поддерживать друг друга. Все остальное — это трусость. А ты не трусиха.
— Если ей верить, все будет хорошо, стоит только начать заниматься йогой, перестать есть мясо и практиковать глубокое дыхание. — Анна показала на телевизор, по которому показывали очередную гуру здорового образа жизни.
— Разве можно быть счастливым без мяса?
Анна не могла удержаться от смеха.
— Дурочка, — ткнула она Эрику пальцем в бок.
— Кто бы говорил!
— Ах ты! — Анна ударила сестру подушкой.
— Как приятно видеть тебя смеющейся, — улыбнулась Эрика.
* * *— Это был только вопрос времени, — констатировала Петра Янссен. Тошнота подступала к горлу, но для нее, матери пятерых детей, это было привычное состояние. С годами у нее выработался иммунитет к неприятным запахам.
— Да, я тоже не удивлен, — Конрад Спетц, коллега Петры, зажал нос, чтобы не стошнило. — Думаю, парни из отдела по борьбе с наркотиками скоро будут здесь.
Они вышли из спальни, преследуемые тошнотворным запахом. В гостиной дышать было чуть полегче. На стуле рыдала женщина лет пятидесяти, ее утешали полицейские.
— Это она его обнаружила? — спросила Петра.
— Да, это уборщица семьи Вестер. Она убирается раз в неделю, но поскольку они должны были уехать, она пришла через две недели. И вчера увидела…
Конрад закашлялся.
— Жену и ребенка нашли? — Петра прибыла на место преступления последней. У нее был выходной, и они с детьми пошли в парк развлечений, где она и получила команду вернуться на работу.
— Нет. Семья собиралась в Италию на все лето, по словам уборщицы.
— Надо проверить рейсы. Может, они там загорают на пляже, — мрачно произнесла Петра. Ей было хорошо известно, что за человек лежал на кровати в спальне и какие люди его окружали. И его жена с ребенком, скорее всего, не загорают в Италии, а гниют где-нибудь в лесном массиве. Или на дне моря.
— Я уже отправил ребят заняться поисками.
Петра довольно кивнула.
Они с Конрадом работали вместе пятнадцать лет. Это дольше, чем многие браки. Но пару они представляли собой весьма странную. Ростом в сто восемьдесят сантиметров, раздавшаяся вширь после пяти беременностей, Петра возвышалась, как башня, над невысоким и поджарым Конрадом. А его ярко выраженная асексуальность наводила на мысли, что он вообще не интересуется подобными вопросами. За все годы совместной работы он ни разу не упоминал ни о невесте, ни о женихе. Петра никогда и не спрашивала. Объединяли же их острый интеллект, хорошее чувство юмора и преданность работе, которую они не утратили, несмотря на многочисленные реорганизации, идиотские решения и глупых начальников.
