Свинцовый хеппи-энд - Сергей Григорьевич Рокотов
— А что, они не догнали? — прошептал Раевский.
— То-то и оно, — хитро улыбнулся старик. — Они было уже все, догнали ее. Как вдруг откуда ни возьмись машина по улице в нашу сторону мчится, старенькая такая, ну, "уазик" военный вроде бы… И прямо перед этой девушкой и тормознул "уазик" этот. Дверца приоткрылась, девушка туда и сквозанула. А этим двоим только метра три до нее осталось, они уже, свои ручищи к ней протягивали, видно, из сил она совсем уже выбилась, бедненькая. Они тогда из своих пушек по машине начали палить, но я так понял, что тот, кто в машине был, тоже находился при оружии. Далековато уже было, я толком ничего и не рассмотрел, глазами слаб, как-никак восьмидесятый годок на свете живу. Шум, возня, выстрелы один за другим. Стреляли в них из машины, это точно. Пригибались они, на землю падали, чтобы в них пуля не угодила. А "уазик" так ловко развернулся и на полной скорости обратно помчался… А эти два засранца так на дороге и остались. Жалко только, что не подстрелили их, гадов. Встали они, отряхнулись и поперлись, не солоно хлебавши, обратно к себе в лачугу.
— А вы что?
— А мы что? Понятно что, перепугались мы с бабкой до смерти. Двери на замочек, затаились и нос свой из дома не высовывали. Трусом я на старости лет стал, вот что. Раньше ничего не боялся, а теперь боюсь, хоть осталось-то всего ничего. Лучше уж пулю бы схлопотать, чем так жить. — Он снова мрачно поглядел на свою старуху. — А уж ночью вот товарищ майор пришел, мы ему и открыли. Такие вот дела, граждане хорошие, — подвел итог старик Степанов. — А потом, я так полагаю, эти гады из домишки убрались восвояси, раз вы их разыскиваете, добавил он.
— Ну и дела, — покачал головой Дмитрий Марчук. — Как все это понимать? Одни загадки.
— Ладно, — махнул рукой Владимир. — Главное, что она спаслась. Ее кто-то спас. И Павел Дорофеевич со своим странным компаньоном остались с носом.
— Мне кажется, что супруги Калиниченко завтра нам могут сообщить массу интересных вещей, — озадаченно произнес майор Дронов.
— А что же нам делать теперь? — спросил Владимир.
— Поехали в Севастополь, ночевать ведь где-то надо. Устали все, а завтра предстоит тяжелый день. Мне кажется, что все обойдется. Она спаслась и вскоре объявится.
— Если в ее жизни не появится новый Ираклий, — добавил Сергей. — Она имеет обыкновение исчезать на целые годы.
— Мы подождем, Сережа, — дотронулся до его плеча Раевский. — Мы подождем… Сколько ждали, подождем и теперь. Я ведь, честно говоря, настраивался на самый худший вариант. Больно уж суровые люди эти Кузьмичев и Кандыба.
— Так что, поехали в город? — спросил майор Дронов.
— Поехали. А эти, как их, Калиниченко, с ними ничего не случится?
— А что с ними может случиться? Помрут разве что с перепоя, — махнул рукой Дронов. — Поедем в Севастополь. А утром подъедем. Да и вообще не факт, что они знают что-нибудь конкретное.
Раевский щедро отблагодарил старика Степанова за добрую весть. Тот деловито пересчитал зелененькие купюры и торжествующим взглядом поглядел на оживившуюся старуху.
— Добро иногда вознаграждается, — произнес он с гордым видом. — Людям добро сделаешь, и они к тебе с добром.
В севастопольской гостинице заняли несколько самых лучших номеров. Еще из машины Раевский позвонил Кате.
— Господи, — прошептала она. — Господи, сколько же довелось пережить нашей бедной девочке. И все только из-за меня, из-за моей глупости.
— Прекрати об этом, Катюша. Мы найдем ее, и, полагаю, на сей раз скоро. Она ведь где-то здесь, совсем рядом.
— Она была рядом с нами в течение многих лет. Только мы не знали об этом. Ладно, извини меня, все равно то, что ты сообщил, это здорово. Я теперь хоть засну ненадолго, уже несколько часов сижу у телефона и дрожу. Спасибо тебе, Володя.
Владимир поселился в одном номере с Сергеем. Они думали, что сразу же заснут, но, когда вошли в номер, спать им совершенно расхотелось. Открыли бутылку армянского коньяка.
— Вы знаете, Владимир Алексеевич, я стал забывать ее лицо, — произнес Сергей. — Я совершенно не представляю, какой она стала. Да и люди рассказывают о ней совершенно разные и порой диаметрально противоположные вещи. Гараев говорил, что она совершенно потеряла память и находится в каком-то блаженном состоянии, то же подтверждали и жены Сулейманова, старики в абхазском селении говорили, что она абсолютно нормальная женщина, добрая, вежливая, очень любит своего Ираклия. — При этих словах он опустил голову и отвел взгляд. — А этот подонок Крутой, как вы говорили, вообще утверждал, что это совершенно нормальная, очень горячая женщина, которая прекрасно узнала Кузьмичева и вообще рассуждала вполне резонно и логично. Как все это сопоставить?
— Сопоставить сложно. Но можно, — ответил Владимир. — Мне кажется, что поначалу она действительно потеряла память, это были последствия шока, удара головой о мостовую и, разумеется, двух ранений. Потом она пришла в некое стабильное состояние. Ираклий любил ее, заботился о ней, как о ребенке, и она стала жить его жизнью, его проблемами. Она не могла обходиться без него, жила за ним, как за каменной стеной. Возможно, какие-то проблески памяти стали у нее появляться, но она не хотела их развивать, ей было лучше пребывать в блаженном состоянии, нежели мучиться противоречиями. Пойми, ей столько пришлось пережить, что хватит на многих. Удивляюсь, как ее психика вообще смогла все это выдержать. Марчук в Стамбуле встречался с друзьями Ираклия, и они рассказывали про Вареньку. Она была доброй и покладистой женщиной, с Ираклием они жили душа в душу. Все поражались на них и завидовали им. И если бы не было неопровержимых доказательств того, что это она, можно было бы подумать, что это вообще совершенно другая женщина… Ведь то, что ты рассказывал о ней, расходится с описаниями ее в качестве жены Ираклия. Та Марина, которую знал ты, — это рискованная, склонная к авантюрам женщина, способная вести опасный, полный приключений образ жизни. Елена же, жена Ираклия — мягкая, добрая, покладистая женщина, говорящая тихим голосом, задумчивая, вежливая со всеми. А вот та женщина, о которой говорил Крутой, это снова та самая, которая вела вместе с тобой
