Синдром самозванца - Виктор Че
— Мы никогда с ним не виделись, — начал рассказывать Паша. — Только разговаривали по телефону. У меня был одноразовый телефон, который я однажды нашел у себя в сумке… Собственно, он зазвонил, и я его обнаружил. Это был короткий разговор, очень короткий и очень емкий. Тот человек сказал мне, где я могу найти кое-какие вещи. Я сначала хотел положить трубку, но услышал на заднем плане голос дочери, Илоны. Тот человек находился где-то рядом с ней. Я испугался. Сразу пошел, куда тот человек мне велел: к камере хранения в аэропорту, открыл ее. Там лежали трусики моих дочерей. Я знаю, это были именно они, я сам покупал — с диснеевскими принцессами. Тот человек снова позвонил и сказал, что не сделает плохо моим дочерям ровно до тех пор, пока я его слушаюсь.
Горло у Павла пересохло. Я попросил еще воды, нам нехотя принесли, и Отлучный продолжил:
— В каждом преступлении есть то, что меня оправдывает. В каждом. Я должен был молчать и не разрешать никому себе помогать. Тот человек сказал, что я смогу спасти детей только так. Я должен был выиграть для него время. Я не знаю, что тот человек делает сейчас, но я мог начать говорить только тогда, когда кто-то первым делом спросит меня о трусиках жертв. Кодовая фраза.
— Вы боялись кому-то признаться? — спросила Диана. — Что мешало адвокату, например, намекнуть? Вы могли договориться с ним. Могли все ему выложить, думаете, он не подыграл бы вам? Не сказал бы всем, что назвал кодовое слово?
— Тот человек сказал, что я никогда не останусь без надзора, — ответил Отлучный. — Всегда рядом со мной будет кто-то, кто проследит за тем, как кодовое слово прозвучит. Кто-то в аналогичной ситуации, что и я. Я думаю, для этого здесь вы. Разве нет?
— Что? Я? — воскликнула Диана. — Нет. Я здесь сама по себе.
Павел улыбнулся.
— Понимаю вас. Сам четыре года просидел заколдованным. Конечно, вы не скажете. Ваша игра все еще идет. Надеюсь, моя на этом закончилась. Боже мой, я поверить не могу. Не могу поверить!
— Неужели за все это время никто с вами не говорил о трусиках жертв? — спросил я.
— Говорили, — ответил Павел. — И множество раз. Но это было не первое, что они говорили. Начинали с приветствия. Потом какую-то еще информацию выведывали. В общем, как обычно. Думаете, я не пробовал на это повлиять? Когда шел допрос, например, я делал вид, что теряю сознание на вопросе о трусиках, а потом просыпаюсь. Но первое, что они говорили, было не про чертовы трусы!
— А почему ты решил начать именно с трусиков? — спросила Диана.
Теперь паранойя началась у меня. А что, если Павел прав и Диана также находится под влиянием? Это в духе нашего гения. И это многое бы объяснило! Ее неумное желание все рассказать публике, да причем в стиле настоящего русского человека: с героическим целеполаганием без видимых на то причин. Я ведь совсем ничего не знаю ни о ней, ни о Соне. Известно ведь, что покалеченные люди притягивают мучителей. Наступают на грабли до тех пор, пока есть живое место, куда биться рукояти. Я абсолютно беззащитен перед ними обеими и совершенно не знаю, с кем работаю. А что, если у Дианы есть дочь, которую держат в заложниках или угрожают? Или у злоумышленника в руках какой-то компромат, способный разрушить ее жизнь? Что, если Соня в такой же ситуации? Своих детей у нее вроде бы нет, но есть куча подопечных, которые представляют собой прекрасные мишени. Если у нее болит сердце за качество их жизни, то на что она способна, чтобы защитить их жизни в принципе? И они вынуждены друг за другом приглядывать, чтобы актеры играли свои роли, а Витя-дурачок шел по заранее проложенной тропе. И к чему я в конце концов приду? К точке, которую кто-то для меня уже нарисовал и даже декорации вокруг подогнал по размеру?
— Ты не выдашь это в эфир, — сказал я ей.
— Что? — не поняла Диана.
— То, о чем мы сейчас говорим, в подкаст ты не включишь.
— С чего это? Это знаешь какой ход?! Это офигеть что. Это хайп, я на первом месте буду торчать месяцами с этим выпуском! Хрена с два я лишу себя такой возможности.
— Диана, — сказал я, — одумайся. Если Павел говорит правду, а у нас нет оснований ему не верить, то ты делаешь ровно то, что должна по сценарию убийцы. Не надо идти у него на поводу. Каждый шаг по его плану приводит нас к новой жертве. Ты можешь это остановить.
— Откуда ты знаешь, какой у него план? — возразила Диана. — Можно придумать себе все что угодно, замуроваться в пещере и ждать, когда небо станет золотым! А можно не бояться и жить, делать то, что должен, и то, что хочется!
— Ты, по-моему, сейчас не про убийцу говоришь, — сказал я. Но свою задачу я выполнил — увел разговор от вопроса, как я догадался о трусиках. Это точно должно не попасть в подкаст и остаться при мне.
— Я говорю про страх, который сейчас в нас с тобой пытаются вселить, — сказала Диана. — Вот что он делает с нами. Вот! Он заставляет нас испугаться, лечь, закрыть крышку гроба и ждать смерти. Чтобы творить дела под прикрытием какого-то «плана». С чего ты взял, что план именно в том, чтобы я публиковала подкаст? Вот с чего ты это решил? Может быть, его план как раз в том, чтобы ты меня заткнул и не мешал ему дальше резвиться.
— А вам сейчас не страшно? — тихо спросил Отлучный. — Вы сейчас вот боитесь? Или для вас это игра, как и для него?
Мы с Дианой замолчали и посмотрели на Павла.
Алиби у Отлучного хоть отбавляй. Но он совершенно ничего не мог предъявить в свое время под страхом казни его детей. Ну а следствию ничего другого и не надо было. Оговорил себя — и слава богу, меньше суеты, дело закрыто, «преступник» за решеткой. И при этом Павел против себя показаний не давал. Он не свидетельствовал в свою пользу, что по закону нормально. Это у суда должны были возникнуть такие же вопросы, какие возникли у меня. И если бы они — отдельно взятые следственная бригада и судейский корпус — нормально выполнили свою работу, Отлучный бы за решетку не попал. Сомнений тоже много, и каждое по закону должно трактоваться в пользу подсудимого. А
