Триктрак - Ольга Васильевна Болгова
— Ты не переживай, с Лёнчиком у меня все кончено.
Ася опустилась на стул, чувствуя противную дрожь в коленях. Она ненавидела себя за эту слабость — терять самообладание в критические моменты. Задним числом она, разумеется, всегда придумывала, что можно было сказать и как поступить. Махала кулаками после драки.
— Но… слушай, давай выпьем, у меня вино с собой, — вдруг предложила Лариса.
— Да нет, Лариса, ты что, я совсем не хочу.
Но та уже не слушала. По-хозяйски убрав чертежи, лежащие на столе, достала из пакета бутылку и пакет печенья.
— Штопор давай!
— Нет у нас штопора, — огрызнулась Ася.
— Ох, ну что за дела, сейчас найду, подожди.
Лариса исчезла за дверью, а Ася, морщась и злясь на себя, поставила на стол посуду и села, упиваясь желанием оказаться как можно дальше от собственной комнаты. Вернулась «подруга», откупорила бутылку и разлила прозрачную золотистую жидкость по кружкам.
— Знаешь, с вином проще сказать, вроде, расслабляет, — заявила Лариса, осушив свою кружку и закусив печеньем. — Я давно тебе признаться хотела, но всё не решалась, ты такая девочка, Асенька… Мы же ещё тогда, ну ты помнишь… с Лёнчиком поспорили. Я, кстати, проиграла спор, из-за тебя. А я в тебя верила, Аська!
Слова Ларисы закружились хороводом, завертелись вокруг, ударяясь о стены и стекло окна, возвращаясь, копошась и толкаясь. Ася глотнула кислого вина, от вкуса которого спазмом сжало горло.
— Я ему сказала: тебе ни за что эту девочку не уломать, — продолжала Лариса. — А он, конечно, упёрся: на раз-два-три уговорю. Ну, мы и поспорили, заключили пари.
— На что?
— Что на что?
— На что поспорили?
— Ой, да ерунда, это же шутка была, не всерьёз.
Поспорили… И Лёня пустил в ход всё свое природное и приобретенное обаяние. Да разве ему стоило труда уговорить Асю? Пара несложных препятствий, связанных с её девственностью и неловкостью, и она сама, как птичка в силки, мотылёк на огонь, лягушка в пасть змеи, мышь в мышеловку… — Ася тупо перебирала в уме возможные эпитеты, описывающие её падение в коварные Лёнины объятия. Но ведь ты же знала, знала, что он такой! Какой? Какой он? Он был разный, она никогда не могла ухватить, понять его, он всегда ускользал, словно шпион из сетей, расставленных неприятельской разведкой. Она и не заметила, как он появился в комнате, словно из ниоткуда, уселся за стол, красивый до невозможности, в светлой в полоску рубашке, безобразно синеглазый, улыбчивый и коварный.
— Да у вас тут пир горой, девчонки! Что пьем? Грузинские вина… Плесните-ка и мне.
— Лёнчик, радость наша! Аська, не ревнуй, все в прошлом! — завопила Лариса.
Ася поймала вопросительный Лёнин взгляд.
— Ты, оказывается, выиграл спор, — слова сами сорвались с языка, словно тяжёлая капля, наполнившаяся сверх меры.
— Какой спор? — улыбаясь, спросил Лёня, переведя взгляд на Ларису.
— Ты же сам знаешь, — сообщила та.
— Ничего я такого не знаю… Асенька, плесни мне вина. Что тут у вас происходит, девчонки?
Ася достала третью кружку.
— А поесть у вас ничего нет? — поинтересовался Лёня, осушив кружку.
— Ничего, кроме Ларисиного печенья, — гостеприимно призналась Ася.
В воздухе повисла незримая электродуга, зарядив его колючим электричеством, но вдруг грохнула дверь, и в комнату ввалилась весёлая парочка: Лёля и Мишка Утюгов.
— Ребята! — с порога завопила Лёля. — Как здорово, что вы все здесь! Мы с Мишей заявление подали!
— Какое заявление? — тупо спросила Ася.
— Брачное… — объяснил Утюгов, обнимая Лёльку.
Поздравительные вопли и объятия почти разрядили атмосферу. Новоиспечённые кандидаты в супруги принесли с собой большой промасленный пакет, набитый ещё тёплыми, щедро обсыпанными сахарной пудрой пышками, и бутылку Советского полусухого шампанского.
— Сладкого не досталось, — оправдывался Утюгов, — но полусухое равно полусладкому, правда, девчонки?
Девичьи посиделки с драмой плавно перетекли в празднование помолвки.
Ася обняла Лёльку, шепнула: — Что ж ты ничего не сказала?
— Так мы спонтанно решили, — шепнула ей в ответ подруга. — Да и ты, кроме своего Лёнчика, ничего вокруг не замечаешь.
Ася покаянно уткнулась ей в плечо.
— Ладно, прощаю, — щедро буркнула Лёля. — Что у вас тут за разборки?
— Так, потом расскажу.
Шампанское разлили по кружкам, пышки пошли на ура. Лёня устроился рядом с Асей, по-хозяйски положив руку на спинку её стула, наклонялся к ней, дышал в волосы, шептал что-то, а она, волнуясь и обмирая от его близости и прикосновений, злилась, что делает не то, что должна была бы сделать — не сидеть с ним рядом, пылая, а сурово отвергнуть, бросив в лицо хлёсткие слова о его легкомысленной подлости.
— Ты прощаешь меня, Асенька? — шепнул он ей, когда вечеринка иссякла, и гости засобирались уходить.
Лариса удалилась первой, затем поднялся Лёня, за ним — Ася. Шепнул, признавая, что спор существовал, но не признавая, что это могло быть каким-либо поводом для ссоры или разрыва. Ася посмотрела в его лукавые глаза и, вопреки своим прежним теоретическим убеждениям, как надо вести себя с мужчинами, поступающими подобным образом, простила его, словно починила свой поломанный палисадник. И как можно было не простить и не поверить этим синим глазам, которые если и могли лгать, то столь легко и победоносно?
— Я подумаю, — сказала она, понимая, что звучит слишком примирительно.
На миг ей стало стыдно за себя и свою слабость, но Лёня смёл её стыд поцелуем.
— На что вы спорили? — спросила она, но Акулов махнул рукой, заявил, что всё это было давно и неправда, что Ася всех ему милей, и подкрепил свои слова весьма убедительным способом. Второй приступ стыда накрыл Асю, когда она рассказала о споре подруге. Лёля расстроилась, обругала Ларису, но не решилась давать советы. Они попытались отгадать, какую цель преследовала Лариса своим признанием, но ответ получался слишком неутешительным, поэтому обсуждать его не стали, отложив в дальний темный угол.
Через две недели стройотряд отправился на строительство знаменитой магистрали. Провожая парней в Пулково, девушки не кричали ура и не бросали чепчики в воздух, за неимением таковых, но смахивали девичьи слезы, которые, как известно, высыхают, не успев пролиться.
Ожидание казалось долгим, но время летело быстро — Ася и Лёля проходили практику на строительстве моста через Неву, возле деревни Марьино. Каждый день ездили туда на электричке, возвращались поздно, уставшие. Ася засыпала, но неизменно просыпалась ночью, ворочалась, смотрела, как ползут по потолку уличные тени, слушала ночной шум соседнего таксопарка и думала о Лёне, вспоминая в подробностях ту или иную встречу, ту или иную ночь. О Ларисе и опасностях с её стороны старалась не думать, хотя это было весьма сложно.
