Триктрак - Ольга Васильевна Болгова
Приключение в Заходском и его последствия окончательно прорвали плотину Асиной сдержанности, и она утонула в Акулове, как в омуте. Тонуть — опасно для жизни, следовательно, Ася подвергалась ежеминутной опасности, будучи безоглядно влюблённой и сосредоточенной на одном человеке. Внешняя жизнь, тем не менее, тащила одеяло на себя — нужно было сдавать сессию, чтобы перебраться на следующий, последний курс; вечный финансовый крах вынуждал подрабатывать. Потайные рок-концерты и вечеринки не отпускали Леню, а Ася упорно пыталась вытащить его в театр, осуществляя свое вечное подспудное желание войти в зал не в гордом одиночестве, урвав лишний билетик и сгорая от любви к актёру на сцене, а под руку со своим собственным кавалером — она всегда с завистью смотрела на такие пары. Ася выстояла очередную ночную очередь театралов, со списками и утренней зарей над Владимирским проспектом, и удачливо приобрела два билета на хорошие места в театр Ленсовета, на знаменитую «Дульсинею Тобосскую». Лёня в долгу не остался и козырнул билетами на концерт «Машины времени» в «Юбилейном», первый публичный в Ленинграде. «Дульсинея» потрясла Асю, но не слишком затронула Лёню. «Машина времени» была великолепна, хотя группе досталось второе отделение — первое было идеологично заполнено выступлением танцевального ансамбля, и заждавшиеся фанаты забросали бы ни в чём неповинных танцоров гнилыми помидорами, если бы таковые имелись у них в распоряжении. Но помидоров, ни гнилых, ни здоровых, в продаже не наблюдалось совсем, а у поклонников русского рока имелось терпение, взращённое ещё их отцами, хоть и по иным поводам.
Так пришло лето, а с ним и испытания на прочность. Лёня собрался в стройотряд, что отправлялся на БАМ, на строительство широко известного Северо-Муйского тоннеля. Асю в отряд не зачислили, несмотря на ходатайство Акулова. Девушек брали всего четверых, на роли поварих, и все четыре, кроме наличия протекции, должны были уметь готовить, дабы не погубить дрянной кухней желудки парней. Асе такое испытание было не по плечу, а другие соискательницы оказались вне конкуренции. Одной из них оказалась Лариса. Сказать, что это беспокоило Асю, значило просто промолчать. Ночами, а часто и днями, ей мерещилась сцена, каковую она когда-то наблюдала, явившись в неурочное время в свою комнату. Лёня принадлежал ей душой и телом — думать так было слишком смело, думать иначе — невыносимо, а там, в Сибири, в простоте и свободе общего жилья разве можно устоять против Ларисиных прелестей, да и будет ли он пытаться устоять? Мысли эти терзали Асю, а подруга Лёля, изо всех сил стараясь не подливать масла в огонь, волей-неволей делала это, разумеется, из благих намерений, которыми, как известно, выложена дорога не в лучшее место.
Однажды солнечным днем, когда бешено цвела сирень за окном, а предпоследний экзамен был почти успешно сдан, пришла Лариса. Ася сидела на кровати, по-турецки подвернув под себя ноги, и в очередной раз рассматривала странный подарок загадочного Лёниного дяди, Владлена Феликсовича: старинные нарды в коробке, обтянутой потёртой, хранившей аромат древности кожей, терракотового оттенка, с вытисненным словом: Backgammon. Под крышкой — красное бархатное поле, расчерченное длинными узкими белыми и чёрными треугольниками; чёрная и белая полосы аккуратно уложенных в узкий паз шашек. В уголке, в маленьком отделении, хранились три кубика, выточенные из настоящей слоновой кости. Когда Ася, заглянув в пакет, переданный ей Владленом, увидела эту коробку, то ахнула от удивления и восхищения. Она заторопилась было ехать в Заходское, чтобы вернуть слишком дорогой подарок, решив, что Владлен что-то перепутал, но Лёня остановил её: «Пусть у тебя хранится. Раз дядька тебе отдал, значит, считает, что так надо. С ним спорить — пустое дело. Считай, отблагодарил за то, что спасли его вещи, ну и за твой моральный ущерб». «Но он же меня совсем не знает, — возразила Ася. — Как я могу принять такой дорогой подарок?» «Не переживай, — в своей обычной манере ответил Лёня, целуя её, — Если очень захочешь, вернешь».
Так нарды остались у Аси. Лёня научил девчонок играть, и иногда они вечерами выстраивали колонны черных против белых, состязаясь, кто первым пройдет круг и займет неприятельское поле.
— Привет, подруга! — прощебетала Лариса, оглядываясь, словно ища того, кто спрятался в комнате, где спрятаться было невозможно. — Чем занимаешься?
Спросила и с любопытством уставилась на коробку. Ася закрыла крышку и положила нарды на тумбочку. С каких таких пор она стала Ларисе подругой?
— А Лёли нет, она ушла, — сухо ответила она и встала, намекая Ларисе, что вовсе не собирается вести с нею беседы.
— Ну и ладно, — миролюбиво откликнулась Лариса. — У тебя водички попить нет?
— Только кипяток в чайнике.
— Пойдет, — согласилась та.
Ася налила воды в чашку, подала Ларисе, напрягаясь, пытаясь выставить щит стрелам, которые та явно намеревалась спустить со своей тетивы.
— Что это за штука у тебя? Шахматы?
— Нет, нарды…
— Ты что, в нарды играешь?
— Иногда.
— С Лёнчиком, небось?
— И с ним тоже.
— Да не злись, я же не виновата, что он со мной был.
— Я вовсе не злюсь, и тебя не виню, с какой стати.
— И правильно делаешь…
Разговор очень скоро стал напоминать Асе сцену из спектакля, в котором играл Смолич. Играл, конечно, рубаку-парня, у которого всё всегда с девушками получалось, а вот с одной, что больше всех приглянулась, не выходило — не любила она его.
— Ты пришла… зачем? — спросила Ася, решив закруглить ведущий в какую-то опасную зону диалог и моля, чтобы не пришел Лёня, имевший привычку являться, когда вздумается.
— Я к Лёльке по делу забежала, но раз уж ты тут одна, скажу, как подруге, — объявила Лариса и сделала почти театральную паузу.
— Как… подруге?
— Ну ладно, не подруге, но как женщина женщине. Я ведь еду в стройотряд, ты же знаешь.
— Знаю, — мрачно кивнула Ася, содрогаясь от
