Две недели до рая - Марина Серова
– Хорошо. Во-первых, я скажу сразу – Ивана я тоже поначалу подозревала. Не то чтобы всерьез, но алиби его поинтересовалась. Он сказал, что был в день убийства на своей даче. Рыбачил, а после к нему приехали друзья, и он отмечал день рождения. Посидели, пошумели, сосед был недоволен затянувшимся весельем и даже стучал молодым людям в забор. Я тогда посчитала эти слова убедительными и поверять не стала – не видела у помощника мотива. Вчера Кирьянов по моей просьбе проверил слова Ивана. Праздник действительно был, но Аркадий Иванович не помнит, чтобы разговаривал ночью с Иваном. Говорит, на его стук вышли другие люди, сильно пьяные, и пообещали вести себя тише. Позже мы проверим этих друзей – сейчас этого делать нельзя, спугнем убийцу.
– Алиби не проверили толком, но убеждены, что Иван причастен к убийству моей дочери. Интересно у вас получается.
– Не сердитесь, Борис Михайлович. – мягко попросила я. – Ваша реакция понятна, но дайте мне закончить рассказ. Окончательно я прозрела, когда мы осматривали место преступления второй раз. Несмотря на то что мы провели долгий день с двумя перелетами, Иван не отправился домой, как сделал бы всякий разумный человек, а поехал со мной и Кирьяновым в Печерский переулок. Там мы волшебным образом обнаружили ключ, на котором позже найдут отпечатки Андрея Светлова. Ключ действительно принадлежит бывшему парню вашей дочери. Вот только есть одна проблема – когда мы приходили допрашивать Светлова в его общежитие, я видела там эти ключи. Они висели на железном крючке у двери. Это связка с приметным брелоком в виде паука. Оказаться в квартире Алены она могла только одним образом – ее подбросил Иван. Думаю, к тому моменту он начал паниковать. Всех подозреваемых в смерти Алены я считала недостаточно убедительными. Семеренко вызывал сомнения даже у полиции. Ваш сын понял, что я или Кирьянов начнем копать глубже и рано или поздно доберемся до него. Парень решил обезопасить себя, подбросив ключи как железную улику против Светлова. На ключах нашли следы крови Алены.
– Каким же образом она могла туда попасть? Как Иван мог это устроить?
– Есть варианты. Потер окровавленной футболкой. Если был в перчатках, мог испачкать ключ оставшейся на них кровью. Даже если бы отпечаток на брелоке принадлежал жене Светлова, Ивана такой расклад тоже устроил бы. Эта женщина очень ревнива и однажды с ножом кидалась на объект своей ревности.
– Я отказываюсь верить. Это похоже на сценарий плохого фильма…
– Мне жаль…
Я понимала, что никакие слова не смогут утешить или поддержать несчастного отца в этот страшный момент. Мне уже не раз приходилось выступать в роли горевестника, но к этому ощущению просто невозможно было привыкнуть.
– Трюк с ключом был довольно опрометчивым со стороны Вани, а в глупости его не заподозришь, – заметил Качанов, когда ему удалось взять себя в руки.
– Он рискнул и проиграл. Понадеялся, что я не заметила ключи, когда была у Светлова дома. Но мой взгляд автоматически выхватывает детали из окружающего пространства.
– Как же вы умудрились не заметить, что он взял ключи?
– Каюсь, в тот раз ему удалось меня провести. Он сказал, что вроде бы у машины сработала сигнализация, и вышел посмотреть, а я была занята разговором с Андреем. Мы оба не обратили внимания на то, что Ваня делал у двери, когда выходил и заходил обратно.
Борис Михайлович, шумно засопев, опрокинул третью рюмку. Взгляд его помутнел, но я понимала – это вряд ли связано с коньяком.
В эту минуту в кабинет вошел Кирьянов. Я представила мужчин друг другу. Качанов коротко кивнул, и они обменялись сдержанным рукопожатием. Володя устроился рядом со мной, положив на стол свою кожаную черную папку, с которой, похоже, никогда не расставался.
– Борис Михайлович, – начал подполковник, – скажу сразу: положение довольно серьезное. Против вашего сына довольно убедительные, но все же косвенные улики…
– Прошу вас, называйте его Иваном, – тихо попросил Качанов, – я не могу свыкнуться с мыслью, что у меня есть сын, да и, признаться, до сих пор не убежден, что это так.
– Хорошо, – согласился Кирьянов, – против Ивана улики пока косвенные. Ключ со следами крови вашей дочери указывает на Светлова. И о том, что он не виноват, говорят только Танины показания.
– Их разве мало? – спросил Качанов.
– Его слово против моего, – пояснила я, – нам нужны железные улики.
– Как же вы хотите их достать? И существуют ли они вообще?
– Существуют, – твердо сказал Кирьянов, – согласно показаниям свидетелей, Алена носила дорогие украшения, ваши подарки. Кольцо и серьги. На трупе… простите… на теле вашей дочери мы драгоценностей не нашли. Отсюда следует вывод, что убийца забрал их с собой, очевидно, в качестве трофеев. Нам нужно попытаться их найти.
– В кино в такой ситуации обычно обыск устраивают. Почему бы вам не приехать к нему с обыском? – спросил Борис Михайлович.
– Потому что мы, к сожалению, не в кино. Ни один судья не выпишет постановление о производстве обыска на основании косвенных улик и Таниных умозаключений. Поэтому нам придется пойти на определенный риск. Сегодня вечером Татьяна встретится с Иваном у него дома и попытается на месте обнаружить улики. Если найдет, даст нам знать, и тогда мы уже вмешаемся.
Борис Михайлович немного оживился. Сухая, рубленая речь Кирьянова, как ни странно, успокоила его и позволила отвлечься от печальных мыслей.
– Понятно. От меня что требуется?
– От вас требуется только одно – ничем не выдать Ивану нашего плана. Если он позвонит, говорите с ним как ни в чем не бывало. Постарайтесь не проколоться даже малейшими нотами интонации. Парень он неглупый. Почует неладное – все пойдет кувырком.
– Это будет нетрудно, – ответил Качанов, – на сегодня он взял отгул, а если позвонит, я просто не возьму трубку.
– Нужно взять, – мягко возразил Владимир Сергеевич, – преступника может насторожить ваше нежелание с ним разговаривать. Права на ошибку у нас нет. Если Иван поймет, что его подозревают, Татьяна может пострадать. И еще одно – не пытайтесь что-либо предпринимать самостоятельно. Предоставьте нам сделать свою работу, и вы получите ответы на все вопросы.
– Хорошо, – помедлив,
