Пристрастие к смерти - Джеймс Филлис Дороти

— С обычным эвфемистическим определением: «в состоянии помрачения разума». Может быть. Если бы он не совершил двух ошибок: не унес спички и не попытался сжечь ежедневник. Это оказалось излишней предосторожностью. В некотором роде разгадка тайны полуобгорелой спички есть самое интересное в данном деле.

Неожиданно Кейт почувствовала себя с ним легко, почти на дружеской ноге. Она больше не думала о впечатлении, которое производит на него, а только о деле и вела себя так же, как если бы рядом был не он, а Массингем. Не сводя глаз с дороги, Кейт начала размышлять вслух:

— Раз убийца задумал сжечь ежедневник, он понимал, что надо взять с собой в церковь спички. Бероун не курил, следовательно, зажигалки у него не будет. Воспользоваться собственной зажигалкой, если она у него и имелась, рискованно, а в том, что спички найдутся в ризнице, он уверен не был. Когда же они там нашлись, выяснилось, что коробок находится далеко и прикреплен цепочкой, так что быстрее и легче было воспользоваться тем, который он принес с собой. Время поджимало. Таким образом, мы возвращаемся к тому, что убийцей был некто, кто знал сэра Пола, знал его привычки, знал, где он будет во вторник вечером, но не являвшийся завсегдатаем в церкви. Ежедневник он вряд ли принес, открыто держа в руке, стало быть, на нем был пиджак или плащ с большими карманами. Или он имел при себе какую-нибудь сумку, баул, хозяйственную кошелку, кейс, медицинский чемоданчик…

— Или он мог пронести ежедневник свернутым трубочкой внутри вечерней газеты, — подхватил Дэлглиш.

— Итак, он звонит. Сэр Пол его впускает. Он испрашивает разрешения пройти в умывальню. Оставляет там свою сумку, в которой лежат спички и ежедневник. Раздевается. Возможно, догола. Потом возвращается в малую ризницу… Нет, что-то здесь не так, сэр. Жертва не стала бы спокойно сидеть и дожидаться своего конца. Во всяком случае, после того, как посетитель возвратился бы из умывальни голым и с открытой бритвой в руке. Пол Бероун не был ни старым, ни больным, ни немощным. Он бы защищался. Нет, не могло все случиться таким образом.

— Сосредоточьтесь на спичках.

— Так, еще раз: убийца должен был быть голым, когда убивал. По крайней мере до пояса. Он ведь знал, что будет много крови, и не мог допустить риск запачкать одежду. Ну конечно же! Сначала он оглушает жертву. Затем идет за бритвой, раздевается, делает свое дело, возвращается в умывальню, быстро, но тщательно моется и одевается. И уже в самом конце сжигает дневник, чтобы быть уверенным, что никто не обнаружит его отпечатков на обложке. Все должно было происходить именно в таком порядке. Ну и, наконец — вероятно, просто по привычке, — он кладет спичечный коробок в карман. Это в том случае, если он привык носить с собой спички, то есть является заядлым курильщиком. Вероятно, он даже испытал шок позднее, когда, сунув руку в карман, обнаружил там коробок и понял, что его следовало оставить на месте преступления. Почему он не вернулся? Возможно, было слишком поздно. А может, он не хотел снова увидеть эту бойню.

— Либо понимал, что повторный визит увеличивает риск быть замеченным или оставить какой-нибудь след в ризнице. Однако предположим, что убийца забрал спички намеренно. Почему он мог это сделать?

— Потому что коробок, которым он воспользовался, мог навести нас на его след. Но это маловероятно. Он должен был взять самый обычный коробок, один из миллиона подобных. К тому же он не мог знать, что мы найдем эту полуобгоревшую спичку. Вероятно, он забрал коробок потому, что кто-то мог заметить его исчезновение. Возможно, он с самого начала планировал вернуть его на место. А это означает, что в церковь он отправился не из собственного дома. По логике вещей, он приехал с Камден-Хилл-сквер, где прихватил как ежедневник, так и спички. Но если так, если коробок взят из дома Бероуна, почему бы не оставить его на месте преступления? Пусть даже принадлежность коробка могли вычислить, это лишь утвердило бы всех в мысли о самоубийстве Бероуна. И тут мы возвращаемся к тому, что убийца просто совершил ошибку. Привычка подвела. Он сунул коробок в карман машинально.

— Если так, — подхватил Дэлглиш, — то, оправившись от первого шока, после того как нашел спички у себя в кармане, он не должен был бы слишком встревожиться. Он бы решил, что мы подумаем, будто Бероун воспользовался спичкой из церковного коробка или сжег коробок вместе с ежедневником. Или что он взял спичку из картонки, какие выдают в отелях или ресторанах — они маленькие, — и такая картонка сгорела бы без следа. Да, Бероун был не из тех, кто коллекционирует ресторанные спичечные упаковки, но защита в суде могла бы утверждать, что случайно такая упаковка могла у него оказаться. В сложившейся ситуации едва ли можно просить о вынесении вердикта даже на основании данных судебно-медицинской экспертизы, что уж говорить о дюймовом огарке заурядной спички.

— А как, с вашей точки зрения, все произошло, сэр?

— Вероятно, большей частью именно так, как вы описали. Если бы сэр Пол столкнулся с обнаженным и вооруженным противником, сомневаюсь, что мы бы увидели ту же самую картину преступления. Там ведь нет никаких следов борьбы. Это заставляет предположить, что его сначала оглушили. После этого убийца действовал быстро и умело, точно зная, что делать. Много времени ему не понадобилось. Минуты две на то, чтобы раздеться и взять бритву. Менее десяти секунд, чтобы убить. Значит, предварительный удар мог быть не слишком сильным. Более того, он не должен был быть сильным, чтобы не оставить на голове жертвы подозрительной гематомы. Но существует и иная вероятность. Он мог накинуть что-нибудь Бероуну на голову и повалить его. Что-нибудь мягкое — шарф, полотенце, собственную рубашку. Или заарканить его — веревкой, да даже и носовым платком.

— Но в таком случае ему пришлось бы точно рассчитать усилие, чтобы не задушить жертву. Причиной смерти ведь должна была быть резаная рана горла. К тому же шарф или платок могли оставить след на шее.

— Не обязательно. Тем более после того, как горло было располосовано. Но все это мы точнее узнаем после сегодняшнего вскрытия.

Кейт внезапно словно бы снова очутилась в малой ризнице. Она опять увидела место преступления в целом, ярко, контрастно, как на цветной фотографии, и опять смотрела на эту полуотвалившуюся голову. На сей раз картина предстала перед ней без щадящей предварительной подготовки, без возможности настроиться на то, что предстояло увидеть. Ее руки сжались на руле так, что побелели костяшки пальцев. На миг ей показалось, что нога вжалась в педаль тормоза и машина заглохла. Но машина продолжала плавно катиться по Финчли-роуд. Как странно, что мимолетное воспоминание об ужасе может оказаться более страшным, чем реальное столкновение с ним. Между тем Дэлглиш продолжал рассуждать. Видимо, Кейт пропустила несколько его фраз, потому что теперь он говорил о времени вскрытия и о том, что она, вероятно, сочтет полезным присутствовать на нем. В иных обстоятельствах такое предложение, которое она безоговорочно восприняла как приказ, порадовало бы ее, послужило бы лишним подтверждением того, что она полноправный член команды. Но сейчас, впервые, она испытала спазм отвращения, чуть ли не близость к обмороку. Разумеется, она пойдет туда. Это будет не первое для нее вскрытие. Она не боялась опозориться, потому что могла «смотреть и не блевать». В училище ей приходилось видеть, как ее однокашники мужчины теряли сознание в секционной, между тем как она стояла не дрогнув. Было очень важно наблюдать за аутопсией, если патологоанатом разрешал. Так можно было многому научиться, а она жаждала знаний. Пусть бабушка с социальной работницей ждут ее в три часа — им придется запастись терпением. В течение дня Кейт несколько раз пыталась, правда, не очень усердно, выкроить минутку, чтобы позвонить и сказать, что она не сможет приехать, но потом решила, что это не обязательно: бабушка и сама знала, что она вовремя не приедет. Кейт попытается заглянуть к ней в конце дня, если будет еще не слишком поздно. В настоящий момент для нее мертвый представлял несомненный приоритет перед живым. И все же впервые с тех пор, как она поступила в уголовно-следственную полицию, какой-то тихий предательский голос внутри стал нашептывать: «Что же такое делает с тобой эта работа?»