Шипы близкой дружбы - Наталия Николаевна Антонова
– Давайте я помогу вам, – предложила Мирослава.
– Не надо, я сама, – решительно отвергла её предложение Сорина, сходила за стремянкой и полезла наверх. Минут пятнадцать женщина молча рылась в закромах из старых вещей, пару раз чихнула, один раз чертыхнулась, несколько раз что-то проговорила себе под нос, поохала и, наконец, сказала: – Вот он! Держите! – И передала Мирославе толстенную старую тетрадь.
Детектив подумала, что если Гулькова вносила контакты своих знакомых строго по фамилиям, то найти Максима не составит труда. Если же записи велись как бог на душу положит, то тут «листать не перелистать».
Она помогла Сориной спуститься вниз. Села за стол, положила перед собой тетрадь и открыла её на букве «Г». Фамилии Гречишникова там не оказалось. Тогда Мирослава открыла тетрадь на букве «М». И вскоре её глаза наткнулись на имя Максим и фамилию Гречишников. Там было и отчество парня – Константинович. И его адрес. Правда, было неизвестно, живёт ли он по-прежнему в этой квартире, всё-таки прошло немало лет.
На помощь ей, сама того не зная, пришла Евдокия Семёновна.
– Леночка говорила, что родители у Максима археологи, дома они почти не бывали, а года четыре назад они и вовсе перебрались жить в столицу. Так что Максим стал единоличным хозяином большой квартиры. Ещё Лена рассказывала, что он сделал там капитальный ремонт.
– Значит, Гречишников человек не бедный.
– Лена говорила, что с тех пор, как он устроился на работу в одну из крупных фирм, его дела пошли в гору. И по службе его продвигают, и деньги хорошие платят.
– Не стоило, наверное, вашей Лене с таким женихом в пинг-понг играть, – заметила Мирослава.
– Я и сама ей об этом не раз говорила. Да разве ж она меня послушает. Теперь матерей родных дети не слушают. А я кто? Как ни крути, домработница. – Сорина тихо заплакала.
Из кухни тотчас появилась Еловецкая со стаканом воды и каплями валерьянки. А Мирослава тихо попрощалась и ушла.
Глава 22
Здесь же, в подъезде, спустившись вниз всего на одну площадку, Мирослава сделала снимок фотографии Максима Гречишникова и переслала его на телефон Белозерскому.
После этого она позвонила Наполеонову и попросила его ускорить выдачу тела Гульковой, сообщив между делом, что Сорина сегодня прилетела самолётом.
Всё понявший Наполеонов спросил её:
– Ты говорила с ней?
– Да.
– И что?
– Да ничего, – слегка слукавила Мирослава, – ты сам говорил, что её в момент убийства Гульковой в городе не было.
– Говорить-то я говорил, – проворчал Наполеонов, – да только много ты меня слушаешь, – и отключился. Сорину он решил допросить после похорон.
Ему хотелось расспросить Мирославу о том, не пришли ли ей в голову какие-либо новые идеи, но в конце концов решил сохранить независимость и продолжить расследование дела самостоятельно. После того как адвокатом Тимьянова стал Ян Белозерский, Наполеонов почувствовал, что его поначалу такая устойчивая теория начинает шататься и вот-вот рухнет. Но он, как ни старался, не видел нового кандидата на роль подозреваемого.
Мирослава, выйдя из подъезда, подставила лицо свежему весеннему ветру и подумала о том, что ей ради разнообразия стоит иногда появляться дома, и она поехала за город.
Дома было хорошо: выбравшись из салона автомобиля, она заметила, что начали распускаться пионы. «Всё-таки всё прекрасное, что мы имеем в жизни, нам дарит природа. И любые потуги человека ничто по сравнению с её щедростью».
– Вы сегодня никуда больше не уедете? – спросил Морис, когда она вошла на кухню, налила себе в стакан минеральной воды из Ундеровского источника и стала пить её маленькими глоточками.
– Никуда, – ответила она, – если, конечно, здесь меня накормят.
– Вы прямо как Чеширский Кот, – улыбнулся Морис.
– А что там с этим котом?
– Ничего особенного. Просто он, как и вы, говорил, что его необязательно понимать, зато обязательно любить и кормить вовремя.
Мирослава рассмеялась:
– В отличие от Чеширского Кота, мне всё-таки требуется понимание близких людей хотя бы время от времени.
Уже начало смеркаться, когда позвонил Ян Белозёрский.
– Янушка! – обрадовалась Мирослава. – Здравствуй!
– Здравствуй! Ты, Слава, так радуешься мне, что у меня мороз по коже, – пошутил он.
– Не бойся, я тебя не трону, – пообещала она вкрадчивым голосом.
– Раз ты такая добрая, слушай. Показал я снимок Эрнесту Тимьянову. Он подтвердил твоё предположение. Именно этого молодого человека застал мой подзащитный, когда пришёл к Гульковой.
– Какое он произвёл на него впечатление?
– Никакого. Вернее, не успел произвести. Гулькова сразу же выпроводила этого парня. Тимьянов только заметил, что он смотрел на него глазами, полными ревности и плохо скрываемой обиды.
– Это уже кое-что. Есть какие-то новые сведения от подзащитного?
– Из него всё приходилось тащить клещами, – пожаловался Белозерский. – Меня нисколько не удивляет, что он ничего не рассказал следователю.
– Тимьянов сказал тебе, что в подъезде он налетел на уборщицу?
– Да. Но вообще-то он налетел при бегстве из квартиры Гульковой на двух человек.
– На двух? – удивилась Мирослава. Насколько она помнила, Шура не упоминал ни о каком втором свидетеле. – Кто же был вторым человеком?
– Девушка.
– Какая девушка?
– Эрнест сказал, что не запомнил её. Она испуганно отскочила, когда он вышел из подъезда. Вернее, вынесся из него, но успел затормозить и замедлиться.
– То есть она собиралась войти в подъезд?
– Судя по всему, да.
– Вошла?
– Он не видел.
– Хоть что-то во внешности девушки запомнилось ему?
– Сказал, что она была высокой.
– Насколько высокой?
– Выше его жены.
Мирослава вздохнула и спросила:
– Полная, худая?
– Ему показалось, что она была стройной.
– Блондинка? Брюнетка?
– Она была в платке.
– В мае?
– Скорее всего, в лёгкой косынке.
– Странно.
– Это потому, что ты не носишь платки. А многие женщины защищают голову от солнца.
– Ванда носит платки?
– Нет! Не переходи на личности! – рассерженно проговорил адвокат.
«Ох уж эта шляхетская гордость», – с иронией подумала она про себя. А вслух сказала:
– Извини.
– Ладно, проехали. Ты меня тоже извини. Я что-то сегодня взвинченный. Ванда носит шляпы.
– Думаю, что они ей очень идут.
– Ещё бы! К твоему сведению, моя жена всегда носит только то, что ей идёт. А не носится по городу в джинсах и кроссовках круглый год.
– Не переходи на личности, – рассмеялась Мирослава. – И потом, где ты видел меня в одних джинсах и кроссовках в холодное время года?
– Разве я сказал, что имел в виду именно тебя? – невинно поинтересовался он.
– По крайней мере, мне так показалось.
– Ну и самомнение у тебя, – пошутил он.
– Ян.
– Что?
– Напомни мне при встрече, что следует ущипнуть тебя.
– Как бы не так! –
