Аркадий Карасик - Красуля
- Странно ведешь себя, дружище, - раздосадованно поморщился Клименко. - Вместо радости от свидания со старым приятелем - какая-то замкнутость, даже - неприязнь. Или у тебя неприятности, или...
- А у кого в наше время - одни "приятности"? Тем более, у пенсионеров. Скажи, Васька, ты появился в Клину случайно или... преднамеренно? Если случайно - поговорим, если по заданию - будь здрав!
Непонятное ожесточение охватило Михаила. Скулы заострились, глаза прищурены, говорит жестко, будто сплевывает. Слишком много бед свалилось на отставника, одна Красуля чего стоит! А тут еще нежданное появление бывшего "гарнизонного сыщика". Милиция при желании отыщет несуществующую вину, посадит в СИЗО, там доказывай, что ты не верблюд...
Клименко заложил руки за голову, потянулся.
- Говорят, старая дружба не ржавеет. Зря говорят. Не только ржавеет, но и покрывается дырами-язвами. Вместо того, чтобы сесть за стол, выпить по стопешнику, вспомнить молодые годы, ты пялишь на меня злобные глазища... Ладно, Мишка, дело твое. Захотел откровенного разговора - держись.
Помолчал, будто нащупывая в темноте первую ступеньку лестницы, ведущую в душу Федорова. В голову ничего путного не приходило, остается единственный вариант - откровенный разговор.
- Да, я приехал в Клин по заданию. Да, наша встреча - не случайность, она заранее спланирована и утверждена моим начальником... А вот цель иная, нежели ты думаешь. Никто не собирается тебя вязать, сажать в камеру, допрашивать...
- Тогда к чему все твои хитрые подходы...
- Повзрослеешь - поймешь. А теперь слушай внимательно, мотай на ус. Мы решили тебе помочь. Удивляешься? - покачал сыщик головой. - Ну,ну, удивляйся, придурок, изображай обиду. Нам все известно: и твоя деятельность в роли совладельца ремонтно-строительной фирмы, которую бандиты используют в своих целях, и фактически развал семьи, и сексуальная связь с преступницей.
- Предположим, правда. Разве это подсудно? Не существует статьи... Впрочем, кажется, догадываюсь... Вербовка, да? Или как еще у вас называется эта грязная процедура?
Пришел черед смутиться сыщику. Но ненадолго - он быстро оправился. Засмеялся.
- Слишком возносишь себя, подполковник. Вербуют тех, кто может принести пользу сыску, а ты кто? Любовник бандитки, ее доверенное лицо? Для нас - мелко и несущественно.
Знал Василий в какую точку ударить, чем больней зацепить гордый характер отставника. Еще в гарнизоне Кедровый заметил - Мишка слишком болезненно воспринимает малейшее унижение.
- Говоришь, мелочь, несущественно? Как для кого. Красуля от меня ничего не скрывала... Ты вот будто штампом прихлопнул: бандитка, преступница. А это такая женщина - ты представить себе не можешь. Жестокая и добрая, подозрительная и доверчивая. В любви раскрывается на подобии сбрызнутой утренней росой розы...
Проговорил и вопросительно поглядел на Клименко. Понял ли тот сказанное или не расслышал?
- Договаривай, дружище, не останавливайся. Авось, помогу вылечиться. Зря ты подозреваешь меня в этаком "штампованном" отношении к живому человеку. Но, как не крути, как не выгораживай, твоя любовница - опасная преступница. Вот и давай поговорим о ней с этих позиций...
Дальше разговор пошел веселей. О вербовке - ни слова, но она так и витает над головами собеседников, так и вторгается в их сознание. Михаил ожидал предложения подписать заранее заготовленный сыскарем бланк, Василий выжидал удобного момента. Он все еще колебался, не был уверен в необходимости вербовки, мало того, считал ее вредной для дела. Вдруг отставник сообщит что-нибудь ценное и без бумажной волокиты.
- Вспомни, Красуля не говорила тебе что-нибудь необычное?
Федоров задумался.
- Дня за три до моего... бегства упомянула о коллекции Моревича... Дескать, очень ценная... Спрашивала о результатах оценки предстоящего ремонта его квартиры, где тот будет жить во время ремонта... Неожиданно предложила самой навестить заказчика...
- Когда? - будто подстегнул подполковника сыщик.
- Не знаю... Кроме того, здесь в Клину случайно встретился с шестеркой Жетона. Парняга хороший, по глупости, как и я, очутился в болоте... Он и рассказал - Жетон по наводке сверху подрядился замочить сына коллекционера, политического деятеля... Тот вроде принадлежит к оппозиции. Странно, и Жетон, и Красуля нацелились на одну и ту же семью... Г л а в а 15
Семен Адольфович Моревич, крепкий еще старик, не по возрасту стройный и подтянутый, расхаживал по гостиной подмосковного коттеджа. Длинные седые волосы связаны на затылке в пучек, теплый домашний халат расстегнут, из-под него выглядывает голая мускулистая грудь.
Единственное его хобби - коллекции. Собирает он почти все, начиная от спичечных коробков и кончая картинами известных художников. Пятикомнатная квартира в Москве буквально забита остекленными коробочками и журналами в бархатных переплетах. Стены увешаны картинами. Они висят впритык друг к другу, будто заменяют собой многокрасочные обои. Вперемежку - русские и голландские, французские и немецкие, но обязательно - известные, ни одной подделки.
Особняк под Истрой тоже украшен картинами, но, в основном, копиями. Зато посуда, хрусталь, обстановка - только старинные. Коллекционер привык к комфорту, не мыслит себе жизни без роскоши.
Сегодня движения старика более порывисты, походка - нервная, взгляды из-под густых бровей - нетерпеливые. Моревич ожидает приезда сына, который редко навещает отца, превращая каждый свой приезд в праздник.
Обеденный стол покрыт накрахмаленной скатертью, на ней расставлена коллекционная посуда времен французских королей. Неважно, что на изукрашенных блюдах и тарелочках - незамысловатая закуска, а в хрустальных графинах - самодельные наливки и вина, значительно важней торжественная обстановка, которую создает старина.
Сегодня старик ожидает Эдуарда с особым нетерпением. Возникла нужда посоветоваться, излить душу. Поэтому услышав шум под"ехавшей к коттеджу машины, он бодро побежал в прихожую.
- Наконец-то, появился, - любовно ворчал он, подставаляя для поцелуя надушенную розовую щеку. - Запутался в своих политических дебрях, позабыл отца.
Эдуард посмеивался, любовно оглядывая крепкую фигуру родителя. И возвраст не действует на старика, подумал он, все такой же стройный. А я с каждым днем толстею, будто кто-то надувает. Только за последний месяц прибавил пять килограммов. Не помогают ни разрекламированные диеты, ни хваленный гербалайф.
- Ошибаешься, батя, не забыл. Даже выпросил недельный отпуск, который, если не возражаешь, проведу в твоем обществе.
- Какие могут быть возвражения, сынок? Я рад. Погуляем с тобой по речному бережку, полюбуемся кленами и березками.
- Обязательно... И вот еще одно доказательство того, что я не забыл своего молодого папашу... Прими подарочек. Случайно попалась на глаза у антиквара вазочка, решил порадовать. За возраст не ручаюсь - не специалист, но судя по интерьеру...
Моревич мигом забыл и о намеченной беседе с сыном, и о всех своих неприятностях. Ощупывал вазочку, разглядывал ее в лупу, искал "фирменный знак". Не фальшивка ли? Сына могли обмануть - коллекционера не удастся.
Ваза оказалась "настоящей". Соответственно улучшилось настроение и возвратились мысли о необходимости посоветоваться с Эдиком. Больше не с кем. Жена умерла, царство ей небесное, вот уже пять лет тому назад, ни сестер, ни братьев - все ушли. Остался один Эдуард.
Придерживая сына под руку, старик направился было в столовую, но спохватился: сначала - переодеться, негоже садиться за стол в халате, будто дореволюционный барин, забывший про элементарные приличия.
Эдуард Семенович тоже пожелал привести себя в порядок, принять ванну, надеть новый, "застольный" костюм. Мылся не торопясь, потом тщательно побрился,м выбрал на полочке любимые мужские духи. Семен Адольфович тоже не спешил. Недавняя нервозность покинула его - сын приехал, ничего с ним не случилось, незачем волноваться.
Наконец, уселись за стол.
Во главе - одетый в пепельного цвета костюм отец. Напротив - в черном - сын. Не хватает вышколенных лакеев, разливающих напитки и разносящих блюда. Вместо них - чистенькая старушка, фамилия и отчество которой, в семье Моревичей давно забыты. Матрена, налей, пожалуйста, чаек... Матрена, будь добра, подай сигареты... Матрена, забери эти салфетки, принеси другие, знаешь, с изображением в уголках императорских корон... Матрена... Матрена... Матрена.
Старушка семенила за сигаретами, меняла салфетки, подавала сигареты и зажигалки. Без нее дом окажется тусклым и нежилым. Моревичи привыкли к старой служанке, как привыкают к кровати, на которой спишь, к столу, за которым завтракаешь или ужинаешь.
Поэтому беседа между отцом и сыном велась откровенная, без оглядок и пониженного голоса.
- У меня, Эдик, возникли определенные сложности, - приступил старик к разговору, заправляя за фасонистую бабочку накрахмаленную салфетку и накладывая из блюда на тарелку аппетитно пахнущую фаршированную щуку. Нужно посоветоваться...
