Линда Фэйрстайн - Заживо погребенные
Крун вздохнул.
– Когда Эмили позвонила Амелия – может быть, за неделю или за десять дней до убийства, – у той началась настоящая депрессия. Она ведь обещала никогда не общаться с ребенком.
– Нам это известно. Мы разговаривали с Сэлли Брендон, когда она здесь была. Амелия, вероятно, уже закончила колледж. Рано или поздно она все равно бы все узнала.
– Когда Эмили отказалась от ребенка, были подготовлены документы на Брендонов. Но настоящее свидетельство, по-видимому, не было уничтожено. Оно осталось в архиве роддома. Амелия приехала сюда не за приключениями. Она хотела встретиться с Эмили, узнать, почему мать ее бросила. Хотела узнать, кто ее отец.
– Разве его имени не было в свидетельстве о рождении? – спросила я.
– Нет. В графе «отец» стояло «неизвестен».
– Вы знаете, кто он?
Тедди кивнул.
– Эмили мне говорила. Профессор Нью-Йоркского университета. Она с ним переспала, когда приезжала на собеседование. Его зовут Ной Торми.
– Эмили говорила с дочерью?
– Только один раз. Дело в том, что у Амелии не было номера Эмили, в справочнике он тоже не значился. Амелия порылась дома в бумагах, но нашла только вырезки из газет, статьи, подписанные Эмили. Сэлли, как видно, их сохранила. Дочь принялась обзванивать редакции. Кто-то из коллег вышел на Эмили и сообщил, что с ней хочет связаться Амелия Брендон.
– И Эмили позвонила дочери, – сказал Мерсер.
– Вовсе нет. Она не собиралась нарушать обещание. Но ее мучило, что Амелия пыталась ее найти. Все всплыло, с этим ничего нельзя было поделать. В конце концов, кажется, какой-то журнальный автор дал дочери ее телефон.
– Расскажите про субботний день перед убийством, – попросил Мерсер, – когда Эмили позвонила, как вы сказали, и поделилась предчувствиями.
Крун провел рукой по глазам.
– Я говорил, я был в магазине. Работы было по горло, поэтому я пропустил ее слова мимо ушей. Непростительно.
– Вы не могли знать, что произойдет, – сказала я.
– Насколько я понимаю, Эмили все утро провела дома, спала. Потом пошла в магазин за газетами и продуктами, а когда вернулась, ей несколько раз позвонили. Трижды, как она сказала. И все время молчали, а потом вешали трубку.
Я посмотрела на Мерсера. Он проверял звонки на телефон Эмили.
Он кивнул:
– Из автомата.
– Она не могла понять, кто звонил. Боялась, что это имеет отношение к Амелии. Все время, когда мы встречались на той неделе, она просила меня подсказать какой-то выход.
– И что вы посоветовали?
Крун пожал плечами.
– Будьте честны. Больше уже нечего скрывать.
– Звонили несколько раз?
– Да. Эмили ударилась в панику, позвонила мне. Это был тот доктор, с азиатским именем. Которого нашли мертвым на прошлой неделе.
– Доктор Ичико? – спросила я.
– Именно.
– Эмили знала его?
– Нет, – проговорил Крун. – Она сказала, что никогда его не видела.
Мерсер приблизился к нему.
– Но вы только что сказали, что ее телефон не значился в справочнике.
Тедди засопел, а потом ответил:
– Ее имя осталось в документах на Монти. Ичико лечил его в студенческие годы, документы сохранились. Наверное, Монти упоминал, что он с ней жил, и проговорился ей, что убил кого-то. У доктора был справочник выпускников Нью-Йоркского университета. Там и был телефон Эмили.
– Чего он хотел?
– Он сначала ее запугал. Мол, он удивлен, говорит, что ее давным-давно не убили. Потом спросил, читала ли она в газетах про скелет, который нашли в подвале. Эмили как раз пришла домой с газетой «Таймс» и какими-то еще газетенками, и он посоветовал ей заглянуть в «Пост». Он не сомневался в том, чьи это были кости. И что убийцей был ее старый приятель Монти.
– И что сделала Эмили? – спросила я.
– Ичико хотел, чтобы она ему сказала, что стало с Монти и где он. Она клялась, что не знает, что не видела его больше двадцати лет. Он начал на нее давить. Она очень сильно перепугалась.
– Как он на нее давил?
– Сказал, что, как только скелет опознают, ей станет опасно оставаться в Нью-Йорке. Сказал, что она должна помочь ему узнать, что произошло с Монти, иначе им обоим конец. И не ошибся…
– Она вас о чем-то просила? – спросил Мерсер.
– Просила денег. Ей нужны были деньги, чтобы уехать из города. И мой совет, куда.
– Что вы ответили?
– Сказал, что безумие куда-то бежать, потому что она представления не имеет, где может быть Монти.
– Она не рассказывала вам об этом раньше? – спросила я.
– Частенько, – отозвался Крун. – Она часто думала о его судьбе. Если бы случилось так, что вы оказались поэтом, детектив Уоллес, на что бы вы жили? Так на жизнь не заработаешь.
– Тедди, что было в документах, которые вы открывали на компьютере Эмили? – спросил Мерсер.
Тот опустил голову.
– Глупо было это делать.
«И бессердечно», – хотелось добавить мне.
– Что там было такого особенного, что вы залезли в компьютер, прежде чем сообщить в полицию.
Крун подошел к столу, взял из ящика бледно-желтую папку и сел рядом со мной на диван. Протянул папку мне.
– Можете посмотреть. Когда я обнаружил тело, я подумал, что ее убил Шелковый Чулок. Я выбрал не тот момент, мне не повезло. Я хотел стать героем.
– Вам не приходило в голову, что убийцей мог быть Монти?
– Можете назвать это сокрытием, как хотите. Я читал о насильнике, который ударил женщину ножом. Я даже не думал, что после звонка доктора все произойдет так быстро, он столько раз ей звонил. Не думал, что Монти где-то рядом. Надеялся, что смогу раздобыть о нем информацию для доктора Ичико. И это поможет полиции раскрыть то дело.
Я просмотрела бумаги, распечатанные Круном в ночь убийства Эмили, – проверяла, можно ли их пришить к делу. Отчет из техотдела я пока не видела.
Тедди говорил, что Эмили была ему близким другом. Но он непостижимым образом позволил себе перерыть самые сокровенные ее записи. Записи о необыкновенном душевном волнении, которое она пережила, когда с ней связалась дочь. Очень личные воспоминания о родителях и сестрах.
Потом шла крупная рукопись, озаглавленная «Поэтическая несправедливость». Ее авторами были сама Эмили и Ной Торми. Это, видимо, был научный труд, посвященный плагиатам Эдгара По. Далее следовал абзац, напечатанный через один интервал. Я подняла страницу с колен.
Крун тоже смотрел на бумагу.
– Видите? Я подумал, что могу отдать ее доктору Ичико, чтобы доказать, что Монти действительно признавался Эмили.
Мой взгляд побежал по строкам:
«Наконец я избрал, как мне казалось, наилучший путь. Я решил замуровать труп в стене, как некогда замуровывали свои жертвы средневековые монахи. Подвал прекрасно подходил для такой цели. Кладка стен была непрочной, к тому же не столь давно их наспех оштукатурили, и по причине сырости штукатурка до сих пор не просохла… Я не сомневался, что легко сумею вынуть кирпичи, упрятать туда труп и снова заделать отверстие так, что самый наметанный глаз не обнаружит ничего подозрительного… Взяв лом, я легко вывернул кирпичи, поставил труп стоймя, прислонив его к внутренней стене, и без труда водворил кирпичи на место. Со всяческими предосторожностями я добыл известь, песок и паклю, приготовил штукатурку, совершенно неотличимую от прежней, и старательно замазал новую кладку».
– Попался на крючок, Тедди. Это поздний По. «Черный кот». Опять похороны за кирпичной стеной, – сказала я.
Крун поник. Неожиданная разгадка его обескуражила.
На последних страницах был черновик письма. Эмили писала Сэлли о дочери.
– Это ваш почерк? – спросила я. На полях были карандашные исправления.
– Да, – пробормотал Тедди, не поднимая головы.
– Почему вы написали имя Ноя Торми сверху страницы?
– Боялся, что забуду. Я услышал это имя от Эмили за несколько дней…
– Но зачем? – спросила я. – Что вы собирались делать с этими сведениями?
– Ничего. Просто подумал, что знаю теперь правду и должен сделать об этом запись. Ради Амелии.
– Чтобы отмахнуться от нее, когда она придет сегодня утром, – усмехнулся Мерсер.
Я перечитывала страницу. Мерсер продолжал задавать Круну вопросы. Исправления, сделанные в черновике, ни о чем мне не говорили. Этот документ уже не был письмом Сэлли Брендон.
– Куда вы отправили девочку?
– Никуда. Я не знал, как с ней общаться.
– Вы рассказали ей о Торми? – спросил Мерсер. – Вы это хотели сделать?
– Нет, о нем я не рассказал. Думал, что она к этому не готова. Я просто не знал, что с ней делать. Она хотела узнать о жизни Эмили, просила ей в этом помочь. И я назвал ей имя детектива, друга Эмили…
Мерсер начинал выходить из себя.
– Китреджа?
– Да.
– Что еще? Вы что-нибудь сказали о Монти?
– Я только сказал, что не знаю, кто он такой. И что не советую ей это выяснять.
– Но она изо всех сил ищет сведения о своих биологических родителях. Мы знаем про нее только, что Вы отправили ее в лапы опасности. Как ее теперь искать? – говорил Мерсер. – По крайней мере, если бы вы рассказали ей о Торми, может быть, он принял бы ее. Мы бы знали, что с ней все в порядке.
