Георгий Миронов - Гриф
— Деньги для меня значения не имеют, — поспешил заверить Рыбаков.
— Для Аркадия Борисовича — тоже, — усмехнулась докторица. — Сегодня в медицинском мире он один из самых богатых людей. Его оборудованию в институте мог бы позавидовать Рокфеллеровский центр в Чикаго. Но я знаю, что он неравнодушен к банкирам, финансистам…
— В каком смысле? — насторожился Рыбаков.
— В том смысле, что любит заводить среди них связи. Нy, это естественно — он не только выдающиеся ученый, но и современный деловой человек. Он все время берет кредиты, строит новые корпуса, расширяется, инвестирует… Словом, даже в деловом отношении ваш визит к нему может оказаться взаимно полезным. А про ухо я уж и не говорю.
Так все и случилось. Трудно предположить, что некто по заданию Морова специально, будучи инфицирован бациллами гриппа, чихнул на банкира на каком-то приеме, тот заболел, развился отит, отоларинголог случайно оказалась ученицей Морова, и так далее… Все это, безусловно, стечение обстоятельств.
Но вот когда Рыбаков попал наконец к профессору Морову, тот его уже ждал. Ждал не со вчерашнего дня, когда ему позвонила его бывшая ученица. Ждал уже больше года, когда в его глобальные планы все чаще стала внедряться мысль о целесообразности сбора многоканального и многофункционального копромата на самых богатых и влиятельных граждан.
— Есть время собрать камни, есть время разбрасывать камни, — любил повторять Аркадий Борисович, поглаживая суставом указательного пальца свой длинный, чуть крючковатый нос. — Сейчас время — собирать камни…
Огромный массив заботливо и профессионально собираемого на протяжении ряда лет компромата просто шел в руки.
— Гениальность человека также состоит в том, что он должен уметь оказываться в нужное время в нужном месте, — эту фразу Аркадий Борисович тоже повторял нередко.
Моров знал о Рыбакове и его уникальном собрании компромата. В отличие от многих Моров не был «засвечен» в кассетах Рыбакова. Он мог захватить весь архив, практически не засветившись вообще.
— Ухо пусть вам лечат профессионалы. А что касается возможности проникновения гноя в мозг, то это уже по нашей части. Я полагаю, что явной опасности нет. И все же… Серию процедур я бы вам прописал.
— Физиотерапия? — с надеждой спросил Рыбаков, жутко боявшийся любых болезненных процедур.
— Любите всякие прогревания? — с усмешкой спросил Моров, догадавшийся, что пациент не переносит физической боли и что это неплохо: не получится почему-либо гипноз, можно будет поставить толстяку раскаленный утюг на живот.
— Даже не в этом дело. Просто у меня есть реабилитационный центр…
— Политической реабилитацией тоже занимаетесь, или только уголовной?
— Вы не поняли, реабилитационный, значит…
— Да я пошутил. Я же врач. Понятно, чем занимаются в реабилитационно-оздоровительных центрах, — сказал Мopoв.
— И у меня там — чудный кабинет физиотерапии…
— Нет, мой друг, прогреваниями вам не обойтись. Придется пройти кур СВЧ-излучений, такая аппаратура есть только в нашем институте.
— Далековато к вам на Каширку ездить… Дела, знаете ли…
— У нас есть филиалы… Где вы живете?
Рыбаков смущенно поморщился.
— Ax, да, на вашей медицинской карте указан домашний адрес, — Моров сделал вид, что пытается разобрать каракули регистратора.
— Извините, — еще боле смутился Рыбаков, — это официальный адрес. А как правило, я живу на даче… В Строгино. Точнее — за деревней Троице-Лыково.
— Ну, так Вам совсем близко подъехать в Щукино. У нас филиал на улице академика Бочвара. Приезжайте. Я бы даже советовал вам начать прямо сегодня. Сегодня — здесь, а завтра — в Щукино. И через неделю все пройдет, это я вам гарантирую. А то с отитом шутки плохи.
— А с СВЧ?
— Что? Не понял вопроса?
— Эти лучи — они безопасны?
— Аб-солютно.
— Но я слышал, что такими лучами можно воздействовать на психику человека, что органы КГБ…
— Чушь, мой друг, — прервал его Моров. — Пойдемте, я провожу вас в кабинет СВЧ-излучений, а по дороге покажу «жертв» облучений КГБ. На самом деле их заболевание не имеет никакого отношения ни к лучам, ни к КГБ.
Поддерживая под локоток банкира, Моров повел его в лечебный корпус.
Там он открыл своим ключом дверцу окошка на первой же двери слева, как только они вошли в коридор корпуса.
Рыбаков поморщился, ожидая, что из окошка хлынет спертый воздух помещения, забитого психически больными и потому уже малочистоплотными людьми. Но ничего подобного не произошло. В палате стояли четыре аккуратно застланные постели с тумбочками. На тумбочках, как в обычной больнице, стояли пакеты с соками, лежали апельсины. Самих больных не было видно.
— А где же…
— Больные? А вы присмотритесь. Они под кроватями.
— Зачем?
Видите ли, они убеждены, что враги (у каждого из них свои — сионисты, коммунисты, демократы, президент, секретарь СНГ и т. д.) пытаются воздействовать на их психику с помощью СВЧ-излучений.
— И вы допускаете, чтобы они лежали под кроватями?
— Только днем. На ночь мы выдаем каждому тонкий стальной лист, который они кладут на одеяло. Конечно, неудобно. Особенно соседям — тут ведь разная публика. В пятой палате сидит господин, вообразивший себя президентом банка, в шестой — министр труда, в седьмой — выдающийся скрипач, кстати, вполне недурно исполняет произведения немецких композиторов.
— А почему это неудобно соседям.
— Когда во сне стальные листы падают с кроватей, гром как во время артиллерийской канонады. Так что, больных с синдромом Кандинского мы держим в одной палате. В этой.
— Что это за синдром?
— То, о чем мы с вами давеча говорили. Обычные галлюценаторно-бредовые расстройства. Но, так сказать, тематические — страх перед СВЧ-лучами. Это было и раньше — только в прошлом веке, скажем, боялись "нечистой силы". Сегодня боятся телепатического воздействия соседа, радиации от построенного недалеко завода, СВЧ-излучений — и т. д.
— Так, значит, все эти рассказы об искусственном воздействии СВЧ-излучений — чистый бред? — с облегчением спросил Рыбаков.
— Почему же, — подхватив банкира под локоток и увлекая его в другой коридор, ответил Моров. — Вполне реальная вещь.
— То есть как? — попытался Рыбаков вырваться из цепких рук профессора.
— Вы как раз попали в институт, занимающийся практическим применением «пси-оружия».
Рыбаков стал слегка обмякать в цепких руках профессора. Но тот не позволял ему окончательно расслабиться и увлекал все дальше и дальше по переходам и коридорам, пока не привел за разговором к обычной палатной двери, открыл своим ключиком дверцу, забранную не только решеткой, но и толстым, казалось, пуленепробиваемым стеклом.
— Смотрите! — сказал Моров.
— На что? — устало-безнадежно спросил Рыбаков.
— На пси-оружие.
— Вы изобрели пси-оружие?
— Ну-у, не совсем я. Я его просто усовершенствовал. Запускайте! приказал Аркадий Борисович.
И Рыбаков увидел, как весь пол, покрашенный светло-зеленой краской, покрылся белыми лабораторными крысами. Их тут было штук пятьдесят.
— Включайте установку! — приказал профессор.
Никакого шума двигателя, никакого жужжания мотора. Минута тишины — и крысы попадали одна за другой, судорожно посучили лапками и замерли.
— А если бы там случайно оказался человек?
— Он бы был с ними. Доза достаточная.
— Но зачем все это?
— К нам обратились с магнитогорского пивзавода — замучили крысы. Все традиционные методы борьбы радикальной победы не приносили. Не желая мириться с убытками, владелец завода предложил продать ему установку СВЧ-изучения.
— Так, значит, те люди, в палате — они не сумасшедшие?
— Они помешанные, тут нет никаких сомнений.
— А крысы?
— А крысы мертвы. Если не верите, сейчас откроем дверь, потрогаете.
— Избави Бог. Но не понимаю.
— Ах, "есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам"… Не отягощайте тяжкими раздумиями свой истощенный гриппом мозг. Есть сумасшедшие, которые думают, что на них воздействуют с помощью СВЧ-излучений. И есть крысы, которые уже ничего не думают. И есть вы, известный банкир, которому нужно прогреть ухо и снять опухоль.
— С помощью СВЧ-лучей?
— Дa. A что вас смущает? Весь вопрос, друг мой, в дозировке. Вы же знаете, что микрочастица змеиного яда лечит многие болезни, а если яда будет столько, сколько содержится в укусе змеи, вы умрете. И вас это не смущает. Почему же вы так боитесь излучений? Предрассудок, не более того.
— А почему вы вообще занимаетесь всем этим? Что, так сказать, первично?
— Хе-хе… Хороший вопрос. Не хотите ли в этом холле посидеть минуту-другую, я попрошу, чтобы принесли кофе с ромом. Вам нужно передохнуть после всего увиденного.
