Александр Хабаров - Случай из жизни государства (Эксперт)
Даже в космос летел кто хотел, отстегивай баксы - и сто в гору. Собирался Барин, куровский бандюган, уже и в состав экипажа включили, но помешал непредвиденный арест - вездесущие руоповцы нашли в багажнике бандитского "BMW" патрон от АКМ и пакетик с героином. Вместо него баба полетела, жена банкира Блюмкина Аза.
А уж поисками занимались все, кому не лень. Какой-то безработный учитель географии нашел - на бумаге, конечно - библиотеку Ярослава Мудрого и предлагал спонсорам профинансировать подземную экспедицию по его карте; парикмахерша модного салона объявила себя колдуньей в третьем поколении и, не выходя из квартиры, указывала места зарытых кладов; отставной военный летчик звал желающих в Сибирь (над которой он всю жизнь летал) и обещал показать разведанные им алмазные месторождения; местонахождение "золота партии" указывали чуть ли не два десятка ясновидцев, экстрасенсов и колдунов. Профессионалам стало тяжело соперничать с дилетантами, потому что за спинами последних вдруг встали мощные издательства, телепрограммы и лимонно-желтые газеты, огребавшие крупные суммы на сенсациях - и чем сенсация была глупей и невероятней, тем больше интереса проявляли к ней зрители, читатели и потребители сопутствующей рекламы.
В общем, Керимбаев не то чтобы выпал из "обоймы" - сама "обойма" переполнилась, к достижениям и спонсорам протянулась длинная очередь. На этом этапе Виктора подобрал Абрам Лукич, которому Керимбаев приглянулся как знакомый тип беззаветного комсомольца-добровольца.
И то: благородные поиски - скажем, пропавшего ребенка - оплачивались скудно; приходилось браться за грязную работу, искать мешок с героином для мафии, украденную дорогостоящую иномарку для жирного молодца с золотой цепью на немытой шее, все это за гроши и без души. А на Абрама Лукича работалось, пусть и души было маловато, зато гроши не переводились, и организация была поставлена по-партийному: сказали: надо, ответил: есть!
ЗЛОЯМОВЦЫ
Злоямовские добровольцы шли к месту падения самолета на лыжах и на энтузиазме. Никаких медикаментов, кроме трех пузырьков йода и негодного желтого пирамидона, в местной санчасти не нашлось. Да и санчасть существовала номинально: последний фельдшер, Володич, умер в числе ещё двенадцати односельчан две недели назад - сволочи-бизнесмены вспомнили, наконец, про Злоямово и завезли по зимничку фуру отравленной водки.
Порыскали по домашним закромам, но находили все больше старушечий корвалол да всякие мази "от ревматизму". Слава Богу, обнаружились у ветеринара бинты. Имелся у коновала и морфин-симплекс для возбуждения сексуальной тяги у домашней твари, но он про него никому не сказал: молча сложил десятикубовые ампулы в сумку и, как единственный медик, зашагал вместе со всеми. По пути ветеринар удалился на некоторое время от посторонних глаз и, как обычно, поддержал ослабевший организм тремя кубиками дурманящего зелья.
Руководил злоямовской группой председатель колхоза Николай Жмутыков, молодой, но уже крепкий хозяйственник. А хозяйство в колхозе было исключительно натуральным: Злоямово более семи лет существовало автономно, подобно атомной подводной лодке, по приказу сидящей на дне у вражеских рубежей. Пекарня была своя и снабжала злоямовцев вполне съедобным хлебушком. Про мясо и овощи можно не говорить: всего этого было в достатке. С конфетами выходила неувязка, но - вдруг научились выпекать медовые пряники - благо, что меду и в тайге и на двух злоямовских пасеках тоже хватало...
Функционировала единственная школа с единственным учителем и директором, доктором биологических наук Станиславом Егоровичем Шуцким. Когда-то Шуцкий, коренной москвич, проиграл приятелю-провинциалу московское распределение (играли, конечно же, в преферанс) и получил в виде утешения Злоямово. За двадцать три года он лишь четыре раза выезжал за пределы района: на защиту кандидатской, на передачу "В мире животных" (изловил ракуку), на защиту докторской и на передачу "Очевидное-невероятное" (демонстрировал клонированного в школьной лаборатории микрозайца). Да и не хотел он никуда уезжать: привык, обзавелся семьей, хозяйством, помогал биологическими изысканиями наращивать колхозную мощь. Статьи Шуцкого печатались в Лондоне и Нью-Йорке. Дети его боготворили.
Станислав Егорович командовал в составе экспедиции школьным подразделением: двумя накачанными подростками из кружка бывших "красных", а ныне "малиновых следопытов". Подростки-акселлераты катили поставленный на две пары лыж так называемый "Иерихон", агрегат Шуцкого, предназначенный для оживления погибших, как предполагалось, пассажиров. Станислав Егорович нес гитару, с которой не расставался ещё со времен легендарного КСП. Хотелось, как в студенческие годы, посидеть у костерка...
ТОЧКА ПАДЕНИЯ
На месте катастрофы уже происходили события. Бандитские посланцы из Москвы, рыская по лесу в поисках чего-либо похожего на дорогу, наткнулись на мишку. А это животное, хоть и зовется косолапым, но в случае необходимости может развить весьма приличную скорость. Такая необходимость и обнаружилась в виде отставшего от бегущих товарищей Юрика Дрючка.
Сначала мишка, догнав, как бы обнял его и повалил на землю, казалось, без признаков злобы... А когда встал, то выяснилось, что у Юрика разорвана грудная клетка, а с головы снят самый настоящий скальп - как в фильмах про индейцев...
Теперь накачанный Дрючок, совсем некстати похожий на индейца, быстро умирал, не видя даже неба, а лишь вонючую бурую шерсть своего убийцы. Медведь же, злой на весь мир за свой не ко времени разбуженный организм, ещё и сократил мгновения жизни жертвы, раскрошив маленький череп Дрючка мощным ударом когтистой лапы. Но, то ли он был сыт рукой председателя Совета директоров компании "Златорусь" Нияза Шалмановича Иванова, то ли чем-то не понравился запах и вкус Дрючка - есть он его не стал, ушел куда-то в лес, рыча и ломая мерзлые ветви.
Бандитов осталось двое, и они не нашли лучшего варианта, чем вернуться ко всем остальным, ближе к руинам лайнера.
Потерпевшие уже развели три костра. Все слышали человеческие крики и медвежий рев в лесу, и поэтому никто не удивился возвращению двоих оттуда, куда ушли трое. И никто ни о чем не спрашивал.
Бандиты присели у огня. Стриженый Чурка (русский по имени Василий) дрожащей рукой вытащил из кармана кожанки пачку "Мальборо", вышиб сигарету. Длинноволосый Теря услужливо поднес золотой "Ронсон".
- Это, понял, масть нам прет, - облизнув пересохшие губы произнес Чурка-Василий.
Теря удивился.
- А Махновец? А Дрючок?
- А чего? Махновец ещё в самолете кони двинул... Вон какой шкворень ему в брюхо въехал... А Дрючок сам виноват - надо было в Москве не качаться до усеру, а трусцой бегать, рывок держать. Ты ж видел: косолапый его на рывке взял. Помнишь, в прошлом году барыгу мочили из "Домгаза"? Я ведь его тоже на рывке взял, даже контрольный забабах не понадобился. У него с первой "маслины" череп наперекосяк пошел... А нам масть прет, я тебе говорю! Главное, не суемся никуда, сидим тихо. И про баксы не забудь, ищи кейс... И вместе со всеми ждем подмоги. Тут, когда падали, я деревню видел, а вот в какой стороне - забыл...
Вася Чурка обо всем говорил одинаково, не напрягаясь. Он привык к чужим смертям, привык "мочить" тех, кого надо было, привык как к комфорту нынешних роскошных "малин" с икрой и коньяком "Хенесси", так и к длительным походам с сухим пайком - то по тайге, то по степи, а то и по песчаной пустыне. Конечно, в голову лезли иногда всякие глупые мысли типа: а что? а зачем? есть ли Бог? почему книжки про любовь щемят сердце? Но Вася отгонял эти мысли, топтал их каблуками ребристых ботинок, а также и босыми ногами. Он не любил быть один - это да, это верно - но никогда ни на кого не полагался, верил лишь себе, своему чутью, давно уже ставшему настоящим звериным.
Пока Вася говорил, Теря согласно кивал головой.
- Колхознички, небось, уже сюда чешут... - произнес он, потянулся, разминая косточки, и даже хотел улыбнуться, но вдруг упал навзничь одновременно с грохотом, похожим на артиллерийский залп.
Вася-Чурка перекатился через лежачую сосну, сделал кувырок, подпрыгнул и затаился за другим деревом. "Ни х.. себе колхоз," - подумал он.
Это не был артиллерийский залп. Разведчик Борьки Сосны, потомственный беспредельщик Кузя Тамбовский, подкравшись к Тере, почти в упор выстрелил ему в спину. А вот разорвало Терю действительно как снарядом, ибо в патрон Кузя набивал обломки гвоздей, гайки и шурупы, взятые при налете на Сахаровский хозмаг в дальнем поселке нефтяников. Вся спина Тери была разворочена железным ассорти, а часть гвоздей, гаек и шурупов вышла через грудь, выломав ребра... Умер Теря сразу.
Люди, пригревшиеся у костра, все ещё находились в некоем оцепенении после катастрофы, поэтому кроме Чурки никто никуда не думал бежать. Однако Сосна для острастки все же пристрелил ещё и пассажира - сивоусого Грицка Иваныча Кондратюка, воронежского хохла, добиравшегося в Зимлаг уговаривать сына ехать с ним после армии в вiльну Украйну. Хохол не успел ничего подумать: упал, сраженный очередью, возле своего большого, довоенного образца, чемодана, наполненного гостинцами.
