Уильям Рихтер - Очи черные

– Создавала себе репутацию, – сказала Валли. – Человека, который мог бы вернуться в Россию и забрать меня.

– Да. Она оставила тебя в приюте с другом семьи, ее зовут Мария Ивановна. Та следила за тем, чтобы тебя не удочерил кто-нибудь другой. В итоге она стала заведующей детским домом. Ты помнишь ее?

– Не знаю, – ответила Валли. – Может быть. А как Джоанна оказалась замешанной во все это? Она же не русская.

– Вероятно, они с твоей матерью очень сблизились после того, как вы въехали в эту квартиру. Елене, безусловно, нужен был кто-то, кому она могла бы довериться, и Джоанна, несомненно, стала ей настоящим другом, она была посвящена во все тайны твоей матери и надежно хранила их. Когда Джоанна пришла в студию-убежище – похоже, она бывала там время от времени по просьбе Елены, чтобы забирать почту и прочее; Клеско конечно же знал, что она не Елена, но других источников информации у него не было, а Джоанна рассказала ему о тайниках на острове Шелтер. Похоже, у них был давно разработанный план, у Елены и Джоанны: если когда-нибудь случится худшее и Клеско придет за Еленой, она должна была повести его к тайникам. В один тайник они спрятали самодельную мину-вспышку. Сейчас это кажется опрометчивым, но на самом деле могло бы сработать, если бы Клеско пришел один.

Этли видел, что Валли трудно справиться с таким объемом информации.

– Прости, – сказал он. – Слишком много всего навалилось, да?

– Да, много. Но все равно я должна это услышать.

– Ну, есть и еще кое-что, что тебе надо знать.

– Что?

– Клеско…

При упоминании этого имени сердце Валли забилось чаще. Пуля Льва не попала в сердце Клеско; несмотря ни на что, этот негодяй выжил. Вероятно, решающим фактором стали холод и снег на острове Шелтер, позволившие мужчине дождаться приезда медиков.

– Только не говорите, что он сбежал, – сказала Валли. – Я видела, какая дырка была у него в груди.

– Не сбежал, это точно. Исчез – так будет точнее. Это называется «тайная экстрадиция», или какой там термин используют для этого федералы. Клеско слишком много знает о международной торговле оружием, чтобы позволить ему появиться в обычном американском зале суда. Они его сразу же прибрали к рукам. Несомненно, он сейчас уже где-нибудь за океаном в тайном месте заключения. Я слышал, сейчас особенно популярно одно место в Таиланде. Но тебе не стоит об этом беспокоиться – даже если он выживет после допросов, его посадят в такую темную и глубокую дыру, откуда ему ни за что не выбраться на свет божий.

От мысли, что Клеско жив и поправляется – неважно, насколько далеко и под какой охраной, – у Валли побежали мурашки, и все уверения Грира для нее ничего не значили. Алексей Клеско навсегда останется ее кошмаром.

Несколько минут они молчали, а когда Валли взглянула на Этли, она с удивлением увидела на его лице улыбку.

– Что?

– Ты получила первый приз, Валли, – сказал Этли. – Ты, кажется, единственный человек, связанный с этим делом, кто не спросил меня об этих чертовых камнях. О них обычно спрашивают в первую очередь…

Валли пожала плечами:

– Мне плевать на камни.

– Это хорошо, потому что их больше нет. Уже почти пятнадцать лет, по данным федералов.

– Что с ними случилось?

– В конце концов Елена и Хатч поделили их поровну. Им обоим нужны были деньги, но они знали, что если запустят камни на рынок, их быстро выследят. Тогда Хатч нашел дилера, специалиста по драгоценным камням, парня из Атлантик-Сити, по-видимому, который согласился выставить их на продажу с немного измененными описаниями. Оказалось, что на Мадагаскаре добывают александриты с такой же янтарной прожилкой. Не точно такие же, но достаточно похожие. Они отдали этому парню двенадцать процентов прибыли в обмен на то, чтобы он записал камни как мадагаскарские. Твоей матери удалось удачно вложить полученные деньги. Хатч не был так умен и со временем потерял всё.

– Сколько же зла принесли эти… – начала Валли, но не закончила свою мысль. Теперь все это не имело значения. Они с Этли немного помолчали, глядя на Гудзон, несущий свои воды вдаль.

– А мне так больше нравится, Валли, – признался он. – Когда между нами нет забора.

36

Валли спала. Она отключилась на шесть или семь часов и слегка растерялась, проснувшись на диване в гостиной ранним утром. «Я дома», – напомнила она себе, как напоминала уже трижды по утрам, проснувшись и вспоминая, где она и какая череда событий привела ее сюда. Она встала, умылась, пошла на кухню и включила кофеварку.

Посмотрела, как закипает вода, потом взяла чашку кофе и пошла в гостиную. Села на диван, где недавно спала, и закуталась в любимое одеяло своей матери. Выпив полчашки кофе, Валли наконец взяла конверт с письмом матери и открыла его.

Письмо было написано всего месяц назад и ничем не напоминало то витиеватое послание из папки с Брайтон-Бич.

«Моя милая Валли, – начиналось письмо. – В последние дни я в основном волнуюсь и сержусь. Где ты? Почему не приходишь домой, ко мне? Я знаю, что очень виновата в том, как сложилась наша жизнь. Я лгала, я скрывала правду. Единственное оставшееся мне утешение связано с уверенностью: какие бы ошибки я ни совершила, какие бы раны ни нанесла, результат всего, хорошего и плохого, – это ты, моя Валли, и я нисколько не сомневаюсь, что ты идеальна такая, какая есть. Ты самый сильный, умный и любящий человек из всех, кого я знаю. Понимаешь ли ты это? Надеюсь, поймешь прежде, чем будет поздно. То, что ты делаешь сейчас со своей жизнью, я не могу ни оправдать, ни понять, но вся моя печаль по этому поводу не изменит моей уверенности в том, что ты сможешь многого добиться в этом мире. Пожалуйста, найди способ делиться своими дарами с теми, кому ты нужна. Если ты это сделаешь, все прошедшее превратится в путь, который стоило пройти. Единственное, о чем я жалею, что меня не будет с тобой, когда ты придешь к цели. И я надеюсь на то, что есть Царствие Небесное, потому что… хочу когда-нибудь увидеть, чем ты станешь. С любовью, Елена».

Валли прочла письмо от начала до конца дважды, потом положила обратно в конверт и вернула на кофейный столик. При других обстоятельствах содержание письма вызвало бы у нее слезы, но не этим темным ноябрьским утром. Валли знала причину: никакой крик души теперь не мог для нее сравниться с той сценой прощания в снегу на острове Шелтер, когда Валли и ее мать нашли друг друга и одновременно потеряли навеки. Это событие и все последующие дни одинокой борьбы со своим горем вымотали Валли. Тоска и слезы конечно же будут возвращаться к ней снова и снова днями, неделями, годами. Но пока Валли Стоунман выплакала свое.

Другой реакцией Валли была мысль о том, откуда на самом деле взялось то поэтичное, эмоциональное письмо из папки с Брайтон-Бич. Валли попыталась представить себе, как агент Корнелл Браун – человек, которого она знала как Панаму, – сидит и сочиняет письмо, такое естественное, такое взволнованное, – и это казалось ей совершенно нереальным. Но если не сам Браун написал это письмо, тогда кто? Один из испорченных предателей из его команды в АТФ? Тоже вряд ли. Инстинктивный эмоциональный отклик Валли на это письмо не мог быть случайным: его написал кто-то по-настоящему страдающий, кто-то, испытавший боль потери.

Если бы это сомнение в авторстве письма с Брайтон-Бич было единственным, что беспокоило Валли, она, вероятно, вскоре забыла бы об этом. Но на самом деле все последние дни ее мучили и другие сомнения, так что вопрос о письме только подстегнул беспокойство.

В хвастливом рассказе Корнелла Брауна, который он излагал, подгоняя Клер и Валли к месту последнего тайника, на самом деле не все сходилось. Если верить его истории, получается, что он в одиночку разгадал тайну Елены Маяковой, вплоть до приюта, в котором Валли провела несколько лет, и ее точного местонахождения в Штатах. По своим первым попыткам выяснить подробности своего прошлого Валли знала, что эта информация строго охраняется законом о неприкосновенности частной жизни – как в России, так и в Соединенных Штатах – и оказывается запрятанной так глубоко, что ответа уже не найти. Даже несмотря на доступность правительственного ресурса, едва ли Корнелл Браун мог вдруг, после пятнадцати лет поиска, найти ответы сразу на все вопросы.

Но кому тогда это удалось? У кого был доступ к таким источникам, что могли раскрыть тайну Елены Маяковой? Если кто-то помог Корнеллу Брауну с его планом, вполне вероятно, что этот кто-то мог и сочинить это трогательное до слез письмо с Брайтон-Бич. Знала ли Валли кого-нибудь, кто мог бы осуществить все это? Следующие несколько часов Валли лежала на диване, глядя в окно квартиры, пока первые отблески зари не залили розоватым светом восток. Она думала о том, есть ли там кто-то, кто мог бы объяснить ей, как и отчего распалась на части ее жизнь.

Было начало седьмого, когда у Валли появился ответ. Она поняла, кто выдал ее Корнеллу Брауну, и догадывалась, по какой причине. Валли выпила еще чашку свежего кофе, чтобы взбодриться, и начала одеваться. Градусник на застекленном балконе показывал –6°, так что Валли оделась тепло, закуталась в любимое кашемировое пальто Клер. Было все еще слишком рано, и Валли решила пойти пешком через парк. К девяти часам она дошла до Лексингтон-авеню в Верхнем Ист-Сайде, ее щеки порозовели от долгой прогулки по холодному городу. Она нашла кафе на углу 91-й улицы, откуда открывался прекрасный вид на здание через дорогу, и приготовилась ждать.