Владимир Константинов - Город
- Неважно. Скажешь ему, что закончишь её в другом месте. Уверен, что он тебя ни за что не отпустит. Он с тобой задумал какую-то великую гнусность. Точно!
- Нет, покаяние его было искренним. Я видел. Он даже плакал.
- Кто?! Пантокрин?! Нет, ты, честное слово, малахольный. Людям кажется, что крокодил тоже плачет. Ты все же его проверь. Тогда и увидишь кто из нас прав.
- Хорошо. Но только ведь это будет обманом. Не нравится мне все это.
Орлов все более удивлялся. Нет, с этим наивным попиком скучать не приходится. Честно. Такое впечатление, что он рос в совершенно "стерильных" условиях. Неужели ему никогда не доводилось давать по физиономии негодяю? Или он настолько уверовал в свою высокую миссию на Земле, что считает себя выше этого? И смешно, и грустно. И жаль этого бедолагу. Он плохо кончит. У него слишком мало перспективы выжить в этом жестоком мире, особенно, - в этом городе-призраке, населенном нечестью.
- Макс. а ты сам не собираешься дать деру отсюда?
- Как это? - не понял Максим.
- Ну, слинять, свинтить, удрать?
- Нет. Правитель обещал меня отпустить.
- Ага, разбежался! Держи карман шире.
- Как это?
- А так это. Не будь, говорю, слишком наивным. В твои годы пора уже научиться разбираться в людях.
Лицо Максима опять пошло красными пятнами. Он долго молчал. Затем холодно проговорил:
- Мне жаль вас, брат. Вы нищи духом, потому не верите в величие и могущество слов Создателя. Поэтому, говорить нам не о чем.
- Ну куда уж нам - со свинным рылом, да в калашный ряд. Там все места пантокрины расхватали. Послушай, Макс. ты вроде парень неплохой, добра хочешь людям. Так?
- Ну, - тот был несколько озадачен словами Григория.
- А если так, то оставь ты их в покое, не надо их спасать. "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих".
- Спасибо за совет, - холодно проговорил Максим, вставая. - Весьма сожалею, что не смог убедить вас, брат, в ошибочности вашего пути.
И он ушел, прямой и торжественный, как восклицательный знак.
4. Работа над рукописью.
Встреча и разговор с Григорием Орловым оставили в душе Максима неприятный осадок. Ему было очень жаль, что не смог того убедить. Чем-то Орлов ему нравился. Большой, сильный и красивый человек. Но сколько же в нем отрицательной энергии, сколько недоверия к людям? А эти его постоянные насмешки? Отчего это? От безверия. Оно - питательная среда дьявола. Как ржавчина незаметно разъедает железо, так и безверие - душу человека. Отсюда произрастают и нигилизм Орлова, его ерничание по каждому поводу и его непомерная гордыня. Неужели он этого не понимает? Ведь он же довольно неглупый человек. Жаль если это так. Очень жаль! Ибо человек без веры беззащитен перед кознями нечистой силы. За полтора года, которые провел здесь Максим, он очень хорошо это понял. Сколько пришлось ему вытерпеть унижений, оскорблений и откровенных издевательств. Лишь его великая вера в Создателя помогла все вынести, не впасть в отчаяние. Только она. Если Создатель подверг его этим испытаниям в самом начале его великого пути значит, так надо, значит, душа его ещё не созрела к подвигу. Но он верил, что настанет время и Создатель обязательно ему поможет. Нужно только верить и ждать, ждать и верить. Все в руках Небесного Отца.
И все же разговор с Орловым никак не шел из головы Максима. А эта его глупая фраза: "Спасение утопающих - дело рук самих утопающих". Ведь он сказал это вполне серьезно. Как же велико его заблуждение. Человек слишком мал и ничтожен, чтобы противостоять сатане. Подобный воинствующий атеизм уже привел человечество к краю пропасти. А фраза эта подсказана Орлову самим князем тьмы, не иначе. И отчего он так ненавидит Пантокрина и его людей? Почему считает, что тот непременно его, Максима, обманет? Ненависть возбуждает в человеке низменные инстинкты, жестокость и нетерпимость. Она разрушает душу и толкает человека в объятия сатаны. Плохих людей нет. Ибо все - есть дети единого Отца. Есть лишь слабые, неокрепшие души, запутавшиеся в тенетах дьявола. Им нужно помочь освободиться от этих страшных пут, помочь обрести веру. А это без любви к людям, без доброты и великодушия сделать невозможно. А Пантокрин... За эти полтора года, особенно в последнее время, в нем произошли разительные перемены. Это Максим видел собственными глазами. Кто, как не правитель, разрешил ему воскресные проповеди, создал все условия для написания книги? И делал он это совершенно искренне. Почему Максим должен непременно подозревать его в дурных намерениях? Непонятно.
Однако, Максим решил воспользоваться советом Орлова и на следующее же утро напросился на встречу с правителем.
Тот принял его в своем кабинете. Был очень внимателен и предупредителен. Выбежала из-за стола, долго жал руку Максиму, заглядывая в глаза, спросил предупредительно:
- Как ваше драгоценное здоровье? Что-то вы очень бледны, святой отец? Уж не заболели ли?
- Нет-нет, спасибо. Я здоров. Совершенно здоров.
- Как продвигается работа над рукописью?
- Все хорошо, брат. Не беспокойтесь.
- Я рад, что все хорошо. И все же, вижу, у вас есть какие-то проблемы. Я прав?
- Да не то, чтобы проблемы, и так... Я хотел, чтобы вы меня отпустили из города.
Лицо Пантокрина сразу стало потерянным, опечаленным, даже несчастным.
- Да-да, это конечно, это пожалуйста, - пробормотал он в замешательстве. - Не смею задерживать. Это конечно, если вас здесь чего не устраивает. Но я старался создать вам все условия для плодотворной работы. Уж, извините, ежели чем не угодил.
- Да нет, вы меня не верно поняли, - смутился Максим, кляня себя за то, что согласился с предложением Орлова. - Меня здесь все устраивает. И условия чудесные. Спасибо за все. Но мне нужно какое-то время поработать в научных архивах, а здесь, как вы знаете, я лишен такой возможности.
- Ах, вот в чем дело, - обрадовался правитель. - А я, грешным делом, думал, что обидел вас чем. Все это легко устранимо. Вы, святой отец, составьте список необходимой вам для работы литературы. А мои люди привезут вам книги из любой части света, из-под земли притащат. Нам, поверьте, доставит удовольствие внести этот посильный вклад в такое, не побоюсь этого слова, великое дело.
- Спасибо, брат, - поблагодарил Максим, густо покраснев. Далее просить отпустить его из города, он счел просто бестактным. Это бы означало оскорбить правителя недоверием, "отблагодарить" за все его старания. Нет, чтобы там не говорил Орлов, но он, Максим, до этого не опустится.
Пантокрин обнял его за плечи, отечески прижал к груди, сказал ласково, прочувствовано:
- Вы, святой отец, ещё прославите нас и наш город своим бессмертным произведением. Люди, погрязшие в грехе и беспутстве, уже давно ждут вашего прихода.
В это время из комнаты отдыха вышла Татьяна. Максим был поражен её неземной красотой. Что могла делать подобная красавица в кабинете правителя? Может быть, это его дочь? Да, но он никогда не слышал, что у Пантокрина есть дочь? В таком случае, кто же она?
- Здравствуйте! - девушка протянула Максиму руку. - Меня звать Таней.
- Здравствуйте! - смущенно пробормотал тот, пожимая ей руку. - Максим. Очень приятно!
Правитель не смог сдержать самодовольного смеха, видя какой эффект произвела его любимая на этого святошу.
- Это, святой отец, моя невеста, - не утерпел он, чтобы не похвастаться.
Максим был поражен. Видеть столь прелестную девушку рядом с некрасивым и немощным старцем, было столь же противоестественным, как если бы сатана, вдруг, принял помазание. Он не мог поверить, что бы она могла добровольно стать невестной Пантокрина. И впервые в сердце Максима закрались сомнения в искренности правителя.
Таня ни словом, ни жестом не опровергла слов Пантокрина, а лишь, обращаясь к нему, спросила:
- Наисветлейшей, можно мне погулять в "зимнем саду"?
- Конечно, Танюша, конечно! Что за вопрос. - Лицо Пантокрина засветилось сотнями больших и малых морщин.
"Зимним садом" называлось большое полуподвальное помещение в резиденции правителя, освещаемое мощными лампами дневного света и густо заставленное кадками с пальмами, кипарисами и лимонами. В кадках поменьше пышно цвели азалии и другие кустарники из семейства рододендронов, распространяя округ терпкий аромат. Посреди комнаты был сооружен небольшой водоем и поддувом воздуха, где плавали хвостастые золотые рыбки. Со временем, когда бюджет города позволит, Пантокрин мечтал построить настоящий зимний сад, чтобы в нем было все, как у людей. Зимний сад был розовой мечтой его далекого босоного детства, с годами переросшей в идею фикс.
- Генерал! - позвал правитель.
В дверях тотчас показался тучный человек в генеральском мундире начальник личной охраны Пантокрина. Он по-военному щелкнул каблуками:
- Слушаю, Ваше Высокопревосходительство!
- Проводи Танюшу в "зимний сад".
- Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство! - рявкнул генерал и трижды щелкунул каблуками. Получилось очень впечатляюще.
