Ольга Некрасова - Платит последний
— Ну, как вы? Не ушиблися? — доверительно спросил обласканный и схватил ее за руку своими каменными пальчиками.
— Что вы, спасибо, извините, — забормотала она, вырываясь.
Чукча похлопывал ее по руке другой каменной ладошкой.
— А вам не больна?
— Нет, нет, что вы! — рвалась на волю Лидия.
Соплеменники ликовали, даже необласканный с куриной косточкой заулыбался. Лидия вырвалась. И обнаружила в своей руке визитную карточку: «Бельдыев Энэл Сэренович. Председатель правления Ханты-мансийского нефтебанка».
Вот тебе и оленеводы Севера!
КОШМАРНЫЙ СЛУЧАЙ С БОРИСОМ ЕФИМОВИЧЕМ
Лида летела на Восток, в сторону вращения Земли, со скоростью около девятисот километров в час, и вечер для нее наступал вдвое быстрее, чем для оставшихся в Москве людей. У нее было уже восемь, а на десятитысячедолларовом «Роллексе» Бориса Ефимовича Станюковича маленькая стрелка только подползала к шести.
Закрывшись в комнате для отдыха позади своего кабинета, Борис Ефимович собирался ужинать. В старости начинают раздражать повседневные обязанности перед своим телом: бритье, мытье, одевание-раздевание, причесывание. Даже вкусная еда из удовольствия превращается в какую-то бензозаправку. А уж как раздражают стариков люди, лучше не вспоминать. Итак, Борис Ефимович ужинал один, отослав даже повара-аргентинца.
Под серебряным колпаком на подносе перед Борисом Ефимовичем лежал запеченный по-аргентински цыпленок интересной судьбы. Его вырастили в подмосковном хозяйстве, когда-то снабжавшем экологически чистыми продуктами членов ЦК КПСС. Цыпленок приходился праправнучатым племянником цыплятам, слопанным еще незабвенным Леонидом Ильичом, и рос не в клетке на конвейере, как напичканные гормонами куры, предназначенные для народных масс. Он гулял по специально для него выращенному райграссу, салатной травке, клевал отборное зерно и пил исключительно артезианскую воду.
Потом наступил цыплячий звездный час. За ним приехали в «Мерседесе». Его посадили в специальную клеточку с кормом и питьем, чтобы цыпленок не волновался и не отравлял свой организм веществами страха. На коленях, чтобы цыпленка не растрясло, его отвезли в тот самый аргентинский ресторан, где Анидаг пыталась соблазнить Лидию. Ресторан принадлежал Борису Ефимовичу. Наконец, повар, вышедший к цыпленку, чтобы не напугать его шумами и запахами кухни, ловко свернул ему голову и потащил трепещущее тельце на разделку.
Добавим, что запекался цыпленок с дюжиной специй, привезенных со всех концов мира, и картина будет полной: вот вам цыпленок на серебре, вот Борис Ефимович, уже заткнувший за воротник салфетку.
Сверкающий нож взлетел над растопыренными цыплячьими ножками, и вдруг в дверь постучали.
Этого не могло быть. Кроме Ольги Павловны, секретарши-кагэбэшницы, в комнату для отдыха не заходил никто. А уж Ольга Павловна знала, что, когда босс ужинает, беспокоить его нельзя.
— Кто там? — Борису Ефимовичу стало даже интересно, что за срочная необходимость заставила дисциплинированную секретаршу нарушить запрет.
— Проверка сигнализации, — ответил несолидный высокий голос.
— Уволю, — сквозь зубы пообещал Борис Ефимович не слышавшей его секретарше, хотя увольнять ее не собирался. Просто в его возрасте полезно сразу сбрасывать отрицательные эмоции. А монтеру он крикнул: — Зайдите через полчаса. Вам что, секретарь не сказала?!
— У меня рабочий день уже кончился, — с природным хамством работяги сообщил монтер. — Придется вам на ночь остаться без сигнализации.
Борис Ефимович выдернул из-за воротника салфетку, скомкал и швырнул на пол. И пошел открывать, потому что порча сигнализации на ночь глядя — дело часто неслучайное и всегда подозрительное.
Монтер был подлысоват, мелок и одет в старую куртку с оторванным и косо пришитым рукавом.
— Где у вас кнопка? — спросил он, раскрывая на ходу пластмассовый кейс древнесоветских времен. Борис Ефимович показал: снизу на крышке стола. Если нужно поднять тревогу, нажимай кнопку хоть рукой, хоть коленом.
— А вторая?
Борис Ефимович показал и вторую, замаскированную под обивкой кушетки.
Монтер одобрительно кивнул, достал из кейса маленькие блестящие кусачки и перерезал провод от кнопки под столом и провод от кнопки на кушетке.
— Вы… Вы что?!! — захлебнулся Борис Ефимович.
— Я же предупредил: придется вам на ночь остаться без сигнализации, — абсолютно серьезно заявил подлысоватый, и Борису Ефимовичу очень, очень захотелось верить, что он не киллер, а все-таки настоящий монтер, который отрубил сигнальные кнопки по каким-то техническим соображениям.
— Вы только не волнуйтесь, Борис Ефимыч. Присядьте.
Назвав его имя, подлысоватый похоронил остатки надежд Бориса Ефимовича. Монтеру не нужно знать, как зовут клиента…
Рядом с колпаком, под которым остывал цыпленок, легла любительская цветная фотокарточка: Борис Ефимович и эта наглая девчонка Лида в окружении японцев. Японцы и снимали.
— Вот число и месяц, аппарат их впечатывает автоматически, — стал пояснять подлысоватый. — Вот ваши замечательные часики, «Роллекс», кажется? В лупу можно разглядеть, что на них половина седьмого. А вот гражданка Парамонова, которую никто не видел с тех пор, как она пять минут спустя села в ваш лимузин.
Борис Ефимович не стал гадать, кто он такой, этот псевдомонтер. По уловкам, хамским и бесшабашным — мент, причем низкого уровня. Но менты в наше время работают на кого угодно, от банкиров до уголовников. Важнее сейчас было прикинуть, как вывернуться из ситуации.
— Она не садилась в мой лимузин. Поговорили и расстались у подъезда, — бросил пробный шар Борис Ефимович. Конечно, мент не поверит, но пусть он выложит свои доказательства.
— Из вневедомственной охраны три человека, — стал перечислять свидетелей подлысоватый, — шофер нанятой гражданкой Парамоновой машины, который следовал за вами до ресторана и убедился, что в салоне вашего лимузина Парамоновой нет. Может быть, она к тому времени лежала в багажнике?.. Наконец, ваших людей трое: водитель и два телохранителя. Нажать — потекут, не сомневайтесь.
Борис Ефимович и не сомневался. Потечь может каждый, все зависит от того, кто и как нажимает.
— Сколько вы хотите за эту фотографию? — спросил он, имея в виду, понятно, не кусок цветного картона, а молчание мента.
— Она ваша, — великодушно сказал подлысоватый. — Нет, Борис Ефимыч, на самом деле ваша: пять минут назад я взял ее со стола вашей секретарши.
Как ни драматична была ситуация, Станюкович рассмеялся. Он представил окружавший его многослойный пояс безопасности: решетки на окнах и небьющиеся стекла, сигнализацию централизованную, на пульт вневедомственной охраны, и сигнализацию внутреннюю, включающую сирену; троих сержантов-охранников и троих своих, включая водителя, который был в прошлом десантником, офицером и воевал в Чечне; наконец, Ольгу Павловну, действительно служившую когда-то в КГБ и владевшую какими-то изуверскими приемами, которые она любила показывать охранникам, пока не сломала одному руку… И вдруг какой-то маленький, плешивый проходит через все барьеры, как нож сквозь масло. Да еще и цапает со стола бдительной секретарши-кагэбэшницы фотографию, которая может стать уликой против ее босса!
— Не ругайте их, — правильно понял его смех Кудинкин (а это, если кто-то до сих пор не догадался, был он). — Просто я хорошо знаю систему охраны и знаю, что кому говорить. Я для них свой, понимаете? Вы же не станете подозревать другого миллионера в том, что он посреди званого обеда собирается всадить нож вам в бок.
— Миллионеры такими делами не занимаются, — угрюмо буркнул Борис Ефимович.
— Ну да, — подтвердил Кудинкин. — Вы для этого нашего брата нанимаете… В общем, Борис Ефимыч, я на вас не наезжаю, а просто показал возможности. С гражданкой Парамоновой Эл Вэ проведена профилактическая беседа. То, что она вам наговорила сгоряча, вы ей, пожалуйста, простите…
— Так с ней все в порядке? — перебил его Станюкович.
— Во всяком случае, она жива. Говорю же: я только показал, как вас начнут крутить, если с ней что-нибудь случится. Давайте простим женщину. Поверьте, ей досталось уже больше, чем она заслужила. Чуть не потеряла любимого человека…
— Черт с тобой, — перешел на «ты» Станюкович. — Прощаю и ее, и тебя… — И пожаловался: — Бздиловат я стал на старости лет. Понимал, что она ничего не может, просто мелет языком от бессилия. Но все равно испугался.
— Я так думаю, она сама не знала, что может, а что нет, — поправил миллионера Кудинкин. — Хуже нет, чем баба на тропе войны. Но что касается вас — обещаю, она к вам на пушечный выстрел не приблизится. Розыск Ивашникова идет своим чередом, а самодеятельность мы уже пресекли. Она сейчас в двух тысячах километров от Москвы. Летит над уровнем моря.
