Галина Романова - Демон искушения
— Да. — кивнул дядя Коля, еле сдерживаясь, чтобы не заржать.
— Ладно, — нехотя согласилась дочь. — Короче, он там из себя такого крутого ставит, па, противно даже! За ним после уроков тачка приезжает крутая.
— Та самая, которая на даче крутилась?
— Нет. Круче. Да если бы та, я бы сразу поняла, кто нас с Максом пасет. Извините… Кто за нами наблюдает. — Она хитро подморгнула Семенову. — А так понятно, дядь Коль?
— Ага.
Он захохотал, вспомнив, как неоднократно нечаянно матерился при ней, подавился котлетой и раскашлялся минут на десять, мешая говорить.
— Когда тетка Макса с друзьями завалила на дачу, мне пришлось убегать и прятаться. Сижу, короче, в кустах. И тут младший со старшим отлить выбрались из машины. Па, ну чего ты так на меня смотришь? Как я еще сказать должна: пописать, что ли? — Она надулась, наткнувшись на откровенно осуждающий взгляд отца.
— Могла бы сказать, что в туалет они пошли, между прочим, — проворчал Невзоров, мысленно четвертовав Надьку за пробел в воспитании дочери. — Ты же девочка, Маш, а говоришь, как…
— Ладно, не буду больше, — легко согласилась дочка, поболтав ногами в воздухе. — Ну, вот пошли они в туалет, а пристроились чуть не у моей головы. И болтали много. Сами отливают, ой!.. Па, ну ладно тебе! Как еще сказать?! Короче, болтали все то время, пока в туалет ходили. Про мокруху все какую-то. Мол, никто и никогда в жизни не пришьет им мокруху, во! Вот так они говорили!
— Ну а что насчет той самой тетки, Маш? — не выдержал Коля.
Ну, так уж не терпится вывести на чистую воду Миронкину, покосился на него со злостью Невзоров. Аж удила закусил. Будто не с ее тарелок сегодня паштет жрал. У-уу, вражина!
— Тетку эту я как-то раз возле школы видела. К ней Серега подходил, и они пошли куда-то. А потом он нашим пацанам из класса хвастался, что это его факультативная училка, Юлькой зовут. Мол, заехала за ним по просьбе матери. Ну и всякое дерьмо про нее нес.
— Какое?! — Семенов аж задницу от стула оторвал, обратившись в слух.
— Да это неинтересно, дядь Коль. — Машка вдруг покраснела, засмущавшись.
А тому нипочем, знай себе гнет:
— Нет, нет, нет, девочка! Это тебе может показаться неинтересным и незначительным, а на самом деле…
— Ах, ну ладно, сами запросили! — всплеснула дочка тонкими руками, уронив ладошки на коленки. — Он болтал, что за сиськи ее трогает, когда она ему что-нибудь объясняет. И что в вырез ей заглядывает, и лифчик ее видел. Я же говорю, дурак! А вы расскажите, расскажите!
— Ладно, что они говорили про нее тем вечером, дочь? — прервал ее Невзоров, глянув на Колю с осуждением.
Вот, мол, куда может завести тебя, дружище, пагубное желание обвинить невиновного.
— Так что-то галдели, Юлька, Юлька, училка… — она наморщила лоб, пытаясь вспомнить. — Ничего особенного, все про деньги какие-то. Серега-дурачок еще мечтать начал, как яхту себе купит. Идиот! Ну а потом просто, когда она вдруг с тобой приехала, я подумала… Может, она с ними заодно, а ты и знать не знаешь. Так ведь бывает, правда? Что можно идти у преступников на поводу, когда не знаешь, кто именно преступник. Ты ведь сам рассказывал, па!
— Понятно, — задумчиво пробормотал Невзоров. — Они были вдвоем, Маш? Два брата и все? Отца с ними или кого-нибудь еще не было?
— Я не знаю. — Она покачала головой, выпятив нижнюю губку так, как в далекой юности это неподражаемо умела делать ее мать. — В тачке стекла затонированы. Кроме этого, темно было. В туалет они вдвоем ходили. А оставался кто или нет в машине, я не знаю. А чего хоть случилось, па? Вы все спрашиваете, спрашиваете. Случилось что-то?
— Да уж, случилось, дочка дорогая.
И следующие часа полтора Невзоров посвятил лекции, которую прочитал своей дочери, возомнившей себя очень взрослой и очень самостоятельной. Коля Семенов давно улизнул, чтобы не попасть под раздачу. И они остались вдвоем. Он — разгневанный. И она — устыдившаяся и то и дело хлюпающая носом.
Потом было примирение на балконе. С чаем с баранками, которых они накупили сортов пять: и с ванилью, и с маком, и в глазури, и еще каких-то цветных и ароматных сортов. Громко отхлебывали ароматный кипяток, хрумкали баранки, смотрели вниз на улицу, и болтали-болтали без умолку. Надавали друг другу обещаний. Составили по расписанию на каждый день недели. Распределили обязанности: кому посуду мыть, а кому следить за поведением. Нахохотались до слез. И он ведь почти сумел забыть о прекрасной Юле Миронкиной, с печалью благодарившей его за благородство, давшееся ему с таким трудом. И про Сигина Ивана, решившего приобщить своих сыновей к семейному ремеслу. И про то, что дело с мертвой точки так и не сдвинулось.
Обо всем забыл, нырнув с головой в новую жизнь, которая обещала быть пусть и нелегкой, зато счастливой, удобной и уютной.
Утром позвонила Юля и дребезжащим голосом поведала о ночном происшествии. Снова ей звонили и напоминали о долге. Только теперь сроку ей дали день, максимум два, иначе не поздоровится. Процентную ставку при этом увеличили до немыслимых размеров. Был еще один звонок из страховой компании. Служащие напоминали о том, что деньги приготовлены были еще вчера, а она за ними так и не явилась. Она обещала сегодня за деньгами явиться.
— Что мне делать, Олег?!
— Все по порядку, Юля, — принял решение через минуту Невзоров. — Сначала поезжайте за деньгами. Потом возвращайте долги.
— Но как же так? — по голосу было понятно, что она опешила. — А как быть с убийствами моего мужа и его адвоката?!
— А никак! Они могут не иметь никакого отношения ни к вашим деньгам, ни к вашим долгам, — сказал полную чушь Невзоров, лишь бы она перестала донимать его вопросами.
— Это не мои долги, Олег! — с обидой возразила Юля. — И опять же ваша дочь! Она… С ней может быть беда, вы что, забыли?!
— С ней все в порядке, гражданка Миронкина, — перебил ее Олег и тут же тихонько поплевал себе через левое плечо, успев при этом заглянуть в спальню дочери, где та сопела под одеялом, свернувшись калачиком.
— Слава богу! — с таким облегчением выдохнула тут же Юля, что он устыдился.
Ну чего в самом деле опять ее назвал гражданкой, козел?! Человек с открытой душой, а он…
— Да, слава богу, — эхом повторил он и, продублировав суеверие, скрестил два пальца. — Вот что мы с вами сделаем, Юля…
Глава 15
— Па, а мы в аквапарк поедем? — Машкина мордаха сделалась липкой от сока персика, который едва умещался в ее руке. — А в горы, па? В горы поедем?
— Не знаю, — пробурчал Невзоров, закрываясь от них газетой.
От потного воротника рубашки чесалась шея, саднило под мышками. А он не мог себе позволить роскошь чесануть пятерней по коже и снова зайти в душ, из которого десять минут назад как вышел. И на кой черт он согласился на их уговоры и поехал сюда? Знал бы, что тут такая жарища…
— Поедем, поедем, Машенька.
— Па, ну чего ты злишься, а? — затянула дочь песню, которую тянула уже пятый день на отдыхе. — Мы же хотим с Юлей как лучше!..
Ага! Как лучше они хотят! И одна, и вторая хотят как лучше, черт побери!
Сначала преподносят ему сюрприз, поселив его в соседнем одноместном номере. Потом дочка, будто обязательства какие на себя взвалив, ни одной минуты не позволяет им с Юлей остаться с глазу на глаз. Так и скачет между ними, так и вьется! Следом Юля на пляже просит его втереть ей в плечи косметическое молочко, Машка будто бы очень неосторожно это делает, царапая кожу. И пока он это делал, проливая, пачкаясь и царапая еще сильнее гладкую шелковистость Юлькиной кожи, девочки заговорщицки переглядывались и то и дело принимались смеяться.
Что происходило вокруг него, черт его знает? Издевались они над ним, что ли? Или тест какой устраивали, сговорившись?
К вечеру стало чуть прохладнее, с моря потянуло ветерком, и они вышли прогуляться на набережную.
Машка удивила его безмерно, отстала метра на четыре, болтая с девочкой соседкой по этажу. А Юля вдруг подхватила его под руку. И сделала это так неожиданно, что, невзирая на двадцать восемь градусов в тени, ему сделалось холодно в груди, ногах, в голове. Он даже поежился от неожиданных мурашек, высыпавших по телу.
— Что-то не так? — Юля заботливо заглянула в его глаза. — Олег, что-то не так?
— Все хорошо, — пробурчал он привычно.
На этом инквизиторском отдыхе он все время так с ними обеими разговаривал.
— Слава богу. А то уж я было подумала, что тебе неприятно.
— Ага! Мне все приятно! — вдруг вырвалось у него с едким смешком. — Мне приятно с утра до позднего вечера видеть тебя практически без одежды, а потом идти ночевать в свой номер одному! Приятнее не бывает…
— Ну, наконец-то! — Юля зажмурилась, замотав головой, а потом выдохнула с облегчением. — А то мы с Машкой думали, что ты так и не скажешь мне об этом никогда.
