Елена Арсеньева - Проклятие итальянского браслета
– Я доверю тебе свою жизнь, – сказал Васильев. – И не только свою.
Оказывается, он входил в состав Боевой организации своей партии. Все участники ее жили по условиям строгой конспирации и преследовались полицией куда более сурово, чем обычные, рядовые социалисты-революционеры, которые занимались только пропагандой и агитацией.
– То есть вы – такие же террористы, которые некогда убили Александра Второго? – спросил я изумленно.
– Да, – кивнул Васильев. – И многих других притеснителей народа. Слышал про убийство министра Сипягина? То-то же…
– Но объясни тогда, – наконец-то приступил я к тому, что меня сейчас волновало больше всего, и это были отнюдь не террористические акты Боевой группы социалистов-революционеров, – при чем здесь эта несусветная история с Тихоновым и госпожой Красавиной?! Почему ты в ней замешан? Почему ты говорил, что ничего не выйдет? Ты знал об этой странной авантюре? Кто она такая, эта Серафима Георгиевна, какое отношение имеет к ней Тихонов?!
– Серафима Георгиевна – наш товарищ, – сказал Васильев, и, надо признаться, я чуть не упал со стула. – Ее настоящая фамилия… пусть она останется тебе неизвестной, это вообще неважно. Ты далек от политики, но, наверное, даже ты можешь знать эту фамилию. С ней связаны такие террористические акты, что наши самые храбрые боевики преклоняются перед этой женщиной. По ее следу в Питере шла полиция. Удалось запутать след, сейчас ее ищут в Вильно и Риге, а мы спешно переправили ее сюда. Тихонов не состоит в нашей организации, но всей душой сочувствует нашему делу, как многие прогрессивные люди России, которые понимают, что старому режиму приходит конец. Он сам предложил нам спрятать Серафиму в актерской среде. Мы ничем не рисковали: на сцену бы вы ее не выпустили, ведь она совершенно лишена таланта.
– Да не сказал бы, – усмехнулся я. – Она очень ловко выдавала себя за вульгарную содержанку!
Васильев как-то странно посмотрел на меня, словно хотел сказать что-то, но не решался.
– Ну, договаривай! – напряженным голосом проговорил я, почуяв неладное. – Она в самом деле его содержанка?
– Э… э… – протянул Васильев. – Я не знаю их отношений, но не удивлюсь. Ты плохо знаешь Серафиму. Она никогда не притворяется. Предельно честна. И какой она тебе кажется, такая и есть. Я смотрю, – сказал он, меряя меня испытующим взглядом, – мои слова тебя волнуют? Ты уже похоронил своих мертвецов и готов открыть свое сердце… Послушай, Никита! Именем покойной Эльвиры Михайловны, которую любил ты и которая тебя любила до последнего дыхания… именем Лизы, вообще всем святым заклинаю тебя – держись подальше от этой женщины, если не хочешь, чтобы она погубила тебя! У нее нет чувств. Это революционная фурия, безумная фанатичка. Я безмерно уважаю ее преданность нашему делу, нашей организации, но раньше застрелился бы, чем отдал бы в ее руки свое сердце!
Его слова заставили меня содрогнуться, но… но я уже слишком глубоко увяз, чтобы пытаться выбраться. Я чувствовал, что жизнь моя и смерть – в руках этой женщины, и хотел выпить свою чашу до дна. Но, понятно, Васильеву я не намеревался этого показать.
– Что это ты придумал, Вася? – воскликнул я с наигранным ужасом. – Не скрою, она привлекательна, но… Нет, меня никогда не влекли безумные фурии!
Эх, все же не зря я посвятил жизнь сцене. Я стал хорошим актером. И я своей игрой убедил Васильева успокоиться.
Мы засиделись далеко за полночь, а потом пошел его провожать. Он ни за что не хотел остаться ночевать, потому что наутро к нему должны были прийти товарищи насчет организации какой-то сходки в Сормове. Он удивлялся, охота же мне тащиться по студеной слякоти, которая царила в те дни на улицах, но я только посмеивался, мол, боюсь, что он слишком пьян и не дойдет сам. Я кликнул извозчика, который подремывал на углу Жуковской улицы, мы сели и потрюхали по Большой Покровской, потом, миновав Новую площадь, свернули к нему на Канатную. Я попросил извозчика подождать и пошел проводить Васильева до квартиры. Он все дивился моей заботливости, а дело было вовсе не в ней. Я просто должен был убедиться, что он пришел именно к себе, что он не пойдет живой ногой в 1-й Ильинский переулок, который здесь совсем недалеко, минутах в десяти ходьбы. Я даже подождал, пока Васильев уляжется в постель!
Он был слишком пьян, чтобы заподозрить неладное.
Я вышел… и, расплатившись, отпустил извозчика.
А сам пошел… легко догадаться куда. По пути я иногда оглядывался, проверяя, не поднялся ли с постели Васильев и не отправился ли и он туда же, куда пошел я. Это доказывает степень моего глубокого умопомешательства.
Я перешел Арзамасскую и приблизился к нужному мне переулку. Здесь царила глухая тьма, и только приобретенная на севере никталопия позволяла мне идти, не спотыкаясь на каждом шагу.
Вот и переулок, который начинался неприметной тропкой между двумя домами. В котором из этих домов живет она?
Ветер пробрал меня до костей внезапным порывом. Я вздрогнул… Меня вдруг, словно ножом, пронзило ощущение близкой опасности. Чудилось, недобрый взгляд сверлит мне спину…
Да, я забрел в такие места, где лучше не ходить по ночам, тем паче одному!
И лишь стоило мне так подумать, как сзади моих лопаток коснулось что-то острое и твердое, а потом раздался странный, шипящий голос:
– Щщщто ты тут делаещщщщ?
– Ищу Серафиму Георгиевну, – выдавил я дрожащим голосом.
– Щщщщпик? – недобро выдохнул незнакомец.
Это слово меня приободрило. Если человек предполагал, что за Серафимой могут шпионить, значит, он знал, кто она такая! Значит, это не вор и не убийца. Значит, он не убьет меня, не выслушав.
– Нет… я… артист. Моя фамилия Северный. Я… я обидел Серафиму Георгиевну. Я пришел извиниться.
– Что?! – послушалось сзади изумленное восклицание, а потом смех… женский голос и женский смех.
Я обернулся так резко, что едва удержался на ногах.
Она стояла передо мной в черном, до пят укрывающем ее плаще.
Я молчал, глядя на ее распущенные волосы, на прекрасные глаза, на улыбающиеся губы. Желание скручивало меня, как боль.
– Извиниться хотите? – спросила она не без издевки. – Ну, давайте! Начинайте!
Я молчал, как последний дурак.
– Ну, – сказала она нетерпеливо, выпростав из-под накидки руку – в руке был револьвер! – и стволом поправив волосы. – Ну же!
Я молчал и смотрел на эту руку. Рука была голая. Волосы распущены. Она выскочила с постели – должно быть, заметила мою шляющуюся по переулку персону и встревожилась. Там, под плащом, что там?
Не помня себя, я взялся за края плаща, которые она стискивала другой рукой, и дернул в разные стороны. Плащ свалился. Она стояла в тонкой рубашке и каких-то чувяках на босу ногу. Ветер ударил ей в лицо, размел волосы, облепил тонкой тканью сорочки молодую грудь, живот, бедра…
– Ого, – сказала Серафима насмешливо, – да наш Гамлет весь горит!
И, подойдя ко мне вплотную, впилась своим алым ртом в мои губы.
Наши дни
– Давно ждешь? – спросил Андрей, поправляя очки и улыбаясь во всю свою бородатую физиономию.
– Да только что приехала, – ответила Алёна с самым невинным видом. – На маршрутке.
Она не собиралась рассказывать Андрею, как добиралась сюда. Когда утром позвонила диспетчер «Сатурна» и сообщила номер такси, Алёна сначала выяснила, как зовут водителя (оказалось, что ее должен транспортировать на вокзал некий Владислав Львович Перевалов), а потом повторила просьбу, чтобы он поднялся в квартиру. Водитель явился. Алёна уточнила, что это именно Перевалов Владислав Львович собственной персоной, и только потом открыла ему, но тут же сообщила, что передумала, вещи с собой не берет, а просит отвести ее на вокзал просто так, без багажа. Водитель несколько приуныл, однако Алёна посулила ему сто рублей сверх суммы – за беспокойство, – и все уладилось.
Она сняла с аппарата трубку и положила ее на стол. Если кто-то позвонит по домашнему номеру, решит, что занято. В кухне и кабинете горел свет… конечно, электричество нынче вздорожало, однако в такой пасмурный день, какой наклевывался, вполне естественно не экономить. Опять же – буде случится наблюдатель, он непременно должен решить, что хозяйка дома сидит и носа никуда не кажет.
На всякий случай она даже мобильный свой выключила!
И мысленно пропела, вспомнив мелодию, которая была сигналом телефона Секлиты Георгиевны:
Вихри враждебные веют над нами,Темные силы нас грозно гнетут,В бой роковой мы вступили с врагами —И это причина для всех оправданий!
Это, конечно, не вполне канонический текст, а вариант группы «Гражданская оборона», однако он весьма подходил к текущему моменту!
Когда отъехали, Алёна, знай, оглядывалась и смотрела во все глаза по сторонам, но вроде бы преследователей не обнаружила. Поэтому на полпути она сообщила водителю, что намерена изменить маршрут, и велела везти ее к бассейну «Дельфин». Если водитель и счел, что дамочка малость не в себе, спорить не стал и высадил капризную клиентку, где требовалось.
