Елена Арсеньева - Имидж старой девы
От нее пахло какими-то немыслимыми духами. Бергер в духах совершенно не разбирался, но со слов Алины знал, что это «Шанель номер пять». Про эти духи он только в книжках читал, и то, что его подруга пользовалась ими, лишь прибавляло ей в его глазах прелести и загадочности.
– Ключи от квартиры, где деньги лежат? Или он деньги в банке держал? В трехлитровой или в государственном?
– Ключей в барсетке не было, это точно, – кивнула Татьяна. – Однако дубликат имелся у Людмилы. Она по нашей просьбе побывала на квартире – теперь ей этого не запретишь, она там и прописана, и право собственности на половину жилплощади имеет – да нет, фактически и на всю, ведь они так и не развелись, она единственная наследница! – побывала, значит, на квартире Симанычева и уверяет, что там все в порядке, ничего не тронуто.
– Странно, – усмехнулась Алина. – Почему у нее оказался дубликат ключей? Они ведь с мужем не жили, а он, ты говоришь, был бабник. Зачем же он отдал жене ключи и рисковал, что она в любой момент может нагрянуть и застать его с кем-нибудь в койке? Или начнет копаться в его вещах?
– Ты знаешь, – лукаво поглядела Татьяна, – я у нее то же самое спросила. Может быть, в другой форме, но о том же. Она крутилась-крутилась, потом призналась, что ключи сделала тайком.
– Так… – удовлетворенно кивнула Алина. – Значит, если брать версию о преднамеренном убийстве, то ключи у Симанычева мог забрать убийца? В смысле, могла – судя по всему, убийца все же была женщина.
– Еще они могли в парке потеряться, – возразил Бергер. – Выпали, затерялись в листве. А потом их кто-нибудь подобрал. Однако твою версию исключить никак нельзя. Татьяна, я понимаю, что хочу, наверное, слишком многого, но никак нельзя побывать в квартире Симанычева?
– Просите – и вам воздастся, толцыте – и отверзется, – с утомленной улыбкой сказала она. – Так, кажется? Можно, конечно, и съездить туда… Но что вы хотите увидеть, не объясните ли мне?
Бергер пожал плечами. Он и сам не знал. Наверное, какую-нибудь «шведскую спичку», которая способна натолкнуть его на некий след. Не в расследовании убийства Симанычева – не его это дело, зачем ему вмешиваться в работу Татьяны Поярковой! – а в расследовании «дела Кирилла Туманова», если так можно выразиться. Отчего-то ему не давала покоя мысль, что загадочная история, приключившаяся с этим невезучим парнем в аэропорту, неминуемо связана со смертью Симанычева. Слишком много невероятных совпадений и точек соприкосновения. Слишком много прорех. Слишком много странностей в обеих историях. А главное – задействованы одни и те же персонажи. Так и чудится: посмотри повнимательней – и разглядишь в ночной, сырой тьме парка Кулибина еще некие фигуры, спрятавшиеся за деревьями…
Например, фигуру Малютина.
А почему нет? Почему, собственно, нет? Вдруг Кирилл и впрямь увидел – или мог увидеть – в ту ночь что-нибудь лишнее? И когда Кича наткнулся на него потом в аэропорту…
Ну и наткнулся, ну и что? Кирилл-то определенно его не узнал! Чего было бояться? Зачем стараться заткнуть ему рот?
Есть вопросы. На них еще предстоит отвечать. Может быть, Бергер ищет совсем не там, где следовало бы. Но… но, как говорит Татьяна Пояркова, надо же доверять интуиции!
Вышеназванная Татьяна между тем, не дождавшись ответа, пожала плечами и начала листать лежавший на столе блокнот. Нашла какую-то запись, набрала номер.
– Людмила Васильевна? Добрый день. Следователь Пояркова беспокоит из Нижегородской прокуратуры. Скажите, вы не могли бы сейчас подъехать на Володарского? Да, хотелось бы еще разок на квартиру посмотреть. Тут у наших экспертов возникла одна мысль… Надо бы кое-что проверить. Когда? Через полчаса? Отлично, мы как раз доберемся.
Положила трубку.
– Ну что, эксперты? Поехали?
– Тань, ты добра, как ангел! – пробормотала подруга Бергера. – Только не пойму почему? С чего бы вдруг?
– Все очень просто, – усмехнулась Татьяна. – У тебя же машина, так?
– Ну… – кивнула Алина, которая и в самом деле была заядлой автомобилисткой и шагу не ступала пешком, если можно было доехать на ее маленьком, хорошеньком «Пежо».
– А я-то живу практически в соседнем доме с Симанычевым, там, где магазин «Розовый жемчуг»! Теперь понимаешь?
– Да я бы тебя и так подвезла, задаром, – хихикнула Алина. – Но уж теперь обратного хода нет, поехали к этому вашему Симанычеву.
Из дневника Жизели де Лонгпре,
19 апреля 1814 года, Мальмезон
Как давно я не писала под диктовку Мадам… Но вот сегодня привелось. И, чудилось мне, ни одно из ее писем, даже те, достопамятные, к Ипполиту Шарлю, которые некогда заставляли меня проливать слезы, – ни одно из ее писем, говорю я, не были столь трогательны и проникновенны, как это, написанное нынче, в день, когда до Мадам дошла весть из Фонтенбло об отречении императора от престола и о прибытии его на остров Эльба. Привожу это письмо здесь все, от первой до последней строчки.
«Сир, только теперь я со всей полнотой ощутила, сколько бед принесло расторжение нашего брака. Я мучаюсь и плачу от бессилия, ведь я всего-навсего ваш друг, который может только сострадать Вам в так неожиданно постигшем Вас горе.
Я сочувствую Вам не потому, что Вы лишились трона. По собственному опыту знаю: с этим можно примириться. Но судьба обрушила на Вас куда более страшный удар – предательство и неблагодарность друзей. Ах, как это тяжело! Сир, отчего я не могу перелететь, как птица, и оказаться рядом с Вами, чтобы поддержать Вас и заверить: изгнание может повлиять на отношение к Вам только заурядной личности, моя же привязанность к Вам остается не только неизменной, но и еще более глубокой и нежной.
Я готова следовать за Вами и посвятить Вам остаток жизни, в недавнем прошлом столь счастливой благодаря Вам. Но одна причина удерживает меня от этого шага, и она Вам известна. Если же, вопреки здравому смыслу, никто, кроме меня, не захочет разделить с Вами горе и одиночество, ничто не удержит меня и я устремлюсь к своему счастью.
Одно Ваше слово – и я выезжаю.
Жозефина».
Он не позовет. Я знаю его довольно хорошо! Слишком всерьез он относится к тому препятствию, о котором упоминала Мадам. К своему браку! Он влюблен в австриячку, а она едет в Вену, на родину. Думаю, ее пугает одна только мысль о необходимости последовать за мужем на остров Эльба.
Господи! Император сослан!
Рассказывают, что в пути чернь вела себя по отношению к нему отвратительно. Когда он въехал в Прованс, чернь встречала его презрительными насмешками и неистовыми криками. Какая-то старая дура подошла к карете, где сидел Наполеон, и спросила его, не знает ли он, пойман Бонапарт или нет, и решили ли его наконец казнить, потому что этому кровожадному чудовищу нет места на земле, а Франции нужен не тиран, а король.
Король им теперь понадобился! А кто отправил на плаху истинного короля, как не чернь, подстрекаемая вот такими же старухами?! Словом, даже по рассказам это было ужасно, что же говорить о реальности?..
Только благородство русского генерала Шувалова, который сопровождал венценосного узника, спасло императора от страшной участи – быть растерзанным той же толпой, которая еще недавно превозносила его до небес. Шувалов был вынужден даже отдать императору свой плащ, чтобы тот не был узнан…
Не чудовищно ли, что представитель вражеского войска пытается спасти его жизнь, в то время как друг, человек, который обязан ему своим богатством, почестями…
Не могу писать! С каждым днем все больше ненавижу князя Беневентского. У меня нет причин любить Марию Луизу, но то, что проделал с нею этот старый, мерзкий интриган…
Он одержим намерением утвердить власть Людовика Восемнадцатого и пользуется для этого всеми мыслимыми и немыслимыми средствами. Ходят слухи, что он фактически вынудил Марию Луизу изменить Наполеону. Для начала подослал к ней в качестве приближенной дамы мадам де Бриньоль – одну из самых искушенных и опасных женщин, к тому же известную куртизанку. Без интриг она не мыслит себе жизни, наиболее счастлива тогда, когда может стать участницей какой-нибудь драматической авантюры. По требованию Талейрана она ежедневно внушала Марии Луизе, будто Наполеон никогда ее не любил и постоянно изменял ей. Императрица не поверила, и тогда мадам де Бриньоль подкупила двух камердинеров, находившихся при Бонапарте в Фонтенбло, и те подтвердили все, что было ей нужно, упомянув даже о приезде туда Марии Валевской, которой, кстати, так и не удалось повидать свергнутого императора. Таким образом, рядом с австриячкой не нашлось никого, кто мог бы поддержать ее. Измена мужа оказалась для нее страшнее потери трона. Она захотела отомстить. Как? Ну, самым простым способом. «Как ты поступил со мной, так и я поступлю с тобой». Ей подсовывали во время следования в Вену обворожительных охранников, зная о ее непомерной чувственности, разбуженной Наполеоном. И это свершилось! Говорят, она затащила к себе в постель какого-то часового…
